На моей кровати сидела Эллисон, дочка Кэроли. То, что она оказалась здесь, само по себе было достаточно пугающе, но вид девочки встревожил меня еще больше. Она была босиком, и одной ночной рубашке и плакала навзрыд.

Опустив пистолет, я бросилась к Эллисон, упала рядом на колени и схватила ее за плечи.

— Что случилось, милая? Почему ты здесь?

Восьмилетняя малышка всхлипнула и, прильнув ко мне, горячо обняла за шею. Она сотрясалась от рыданий. Я прижала ее к себе и стала забрасывать вопросами, почти не давая ей времени ответить.

— Тебе плохо? Что случилось, Эллисон? Как ты сюда попала?

Девочка пролепетала:

— Дверь была открыта, и я вошла.

Ее захлестнула новая волна плача, причину которого я не могла понять.

— Эллисон, поговори со мной, — попросила я, отодвинувшись и быстро осмотрев девочку.

Ее ноги были в свежих ссадинах и испачканы землей. Дом Кэт стоял в миле от школы, на противоположной стороне шоссе. Значит, она пришла сюда пешком. Я снова стала задавать вопросы, но девочка точно окаменела. Она жалась ко мне и захлебывалась слезами.

Не теряя времени, я натянула поверх пижамы джинсы, обулась в кроссовки, повесила на плечо кобуру с «глоком» и прикрыла ее кожаной курткой.

Потом завернула Эллисон в теплый шерстяной свитер и понесла ее к двери.

— Не бойся, — сказала я плачущей девочке. — Мы идем домой.