ГЛАВА 6
Алмазные копи

Вскоре после этого Сара получила поразительное известие. Оно взволновало не только Сару, но и всю школу — несколько недель кряду все только о нем и говорили. В одном из своих писем капитан Кру поведал удивительную новость. В Индию неожиданно приехал его старый школьный друг, который навестил его. Ему принадлежал большой участок земли, где были найдены россыпи алмазов, и он начал их разработку. Если все пойдет так, как он полагает, он станет фантастически богат; он в этом не сомневался и, будучи очень привязан к капитану Кру, пригласил его в партнеры, чтобы дать ему возможность разделить это неслыханное богатство. Вот все, что поняла Сара из отцовских писем. Сказать по правде, любое другое предприятие, каким бы многообещающим оно ни было, не заинтересовало бы ни Сару, ни ее подруг. Однако «алмазные россыпи» — это уж прямо «Тысяча и одна ночь»: никто не мог отнестись к ним спокойно. Сару они очень увлекли, и она рисовала картины для Лотти и Эрменгарды: запутанные ходы в недрах земли со сводами, усыпанными сверкающими камнями, и непонятные темнокожие люди, бившие в стены тяжелыми кирками.

Эрменгарда слушала эти рассказы с восторгом; Лотти требовала, чтобы Сара повторяла их каждый вечер. Лавинию эти разговоры раздражали — она призналась Джесси, что вообще не верит в алмазные копи.

— У моей мамы есть кольцо с бриллиантом, оно сорок фунтов стоило, — сказала она. — Совсем небольшое! Если бы существовали копи, в которых этих бриллиантов или алмазов было столько, их владельцы так бы разбогатели, что просто смешно.

— Может, Сара станет такой богатой, что будет просто смешной, — захихикала Джесси.

— Она и так смешна, — фыркнула Лавиния.

— По-моему, ты ее ненавидишь, — сказала Джесси.

— Вот уж нисколько, — отрезала Лавиния. — Просто не верю я в алмазные копи!

— Ну знаешь, откуда-то всё же алмазы добывают, — возразила Джесси. И со смешком прибавила: — А знаешь, Лавиния, что сказала Гертруда?

— Если опять о Cape — не знаю и знать не хочу!

— Да, о Саре. Знаешь, теперь у нее «фантазия», будто она принцесса! Она все время в эту игру играет, даже в классе. Говорит, так она лучше уроки запоминает! Она хочет, чтобы Эрменгарда тоже стала принцессой, но Эрменгарда говорит: я слишком толстая.

— Она и правда слишком толстая, — согласилась Лавиния. — А Сара слишком тощая!

И Джесси, конечно, снова захихикала.

— Она говорит: неважно, красивая ты или нет, богатая или бедная. Главное — что ты думаешь и как поступаешь!

— Небось воображает: будь она нищенкой, все равно была бы принцессой, — заметила Лавиния. — Давай звать ее «Ваше королевское высочество»!

Занятия в этот день уже кончились, и приятельницы сидели перед камином в классной. Это время дня девочки особенно любили. Мисс Минчин и мисс Амелия пили по окончании уроков чай в гостиной, куда ученицам вход был заказан. В эти часы воспитанницы беседовали и поверяли друг другу свои тайны, особенно если младшие вели себя тихо, не ссорились и не бегали с шумом по комнате; что, по правде, случалось не часто. Когда же малыши поднимали шум, старшие ученицы бранили их и одергивали. Им полагалось следить за порядком, а если малыши слишком шумели, появлялись мисс Минчин или мисс Амелия и клали конец приятному времяпрепровождению. Не успела Лавиния закончить фразу, как дверь отворилась и в классную вошла Сара с Лотти, которая теперь, словно собачка, не отходила от нее ни на шаг.

— Вот и она, с этой противной девчонкой! — прошипела Лавиния. — Если она ее так любит, пусть бы держала у себя в комнате. Не пройдет и пяти минут, как она заревет!

Лотти, как оказалось, внезапно захотелось поиграть в классной, и она попросила Сару пойти с ней. Она присоединилась к малышам, которые играли в углу. Сара устроилась у окна и, раскрыв книгу, погрузилась в чтение. Это была история Французской революции. Сара забыла обо всем, читая о страданиях узников в Бастилии. Эти несчастные провели столько лет в темницах, что, когда наконец их освободили и вывели оттуда, они были уже стариками. Длинные седые волосы свисали до плеч, лица заросли бородой, они забыли о том, что есть и другая жизнь, кроме тюрьмы, и шли неуверенно, словно во сне.

Мыслями Сара была далеко от классной; когда Лотти вдруг пронзительно закричала, она с трудом вернулась к действительности. Ей всегда стоило немалого труда сдержаться, если ее вдруг отрывали от чтения. Тем, кто любит читать, знакомо это чувство раздражения. В такие минуты трудно бывает сдержаться и не наговорить резкостей. «Мне в таких случаях кажется, будто меня ударили, — призналась однажды Сара Эрменгарде, — и хочется ответить ударом на удар. Приходится брать себя в руки, чтобы сгоряча не отругать помешавшего».

Вот и сейчас, когда она положила книжку на сиденье в оконном проеме и спрыгнула на пол, ей пришлось снова брать себя в руки.

Лотти все это время занималась тем, что скользила по паркету, словно по льду, и так шумела, что рассердила Лавинию и Джесси, а потом упала и ушибла коленку. Она рыдала и корчилась от боли, а воспитанницы окружили ее и то уговаривали, то бранили.

— Сию же минуту перестань! — приказывала Лавиния. — Плакса! Перестань сию же минуту!

— Я не плакса! Не плакса! — рыдала Лотти. — Сара! Сара!

— Если она не замолчит, мисс Минчин ее услышит, — вскричала Джесси. — Лотти, миленькая, замолчи — я дам тебе пенни!

— Не нужно мне твоего пенни, — всхлипнула Лотти и взглянула на свою пухленькую коленку.

Увидев капельку крови, она снова разразилась рыданиями.

Сара подбежала к ней и, опустившись на пол, обняла.

— Ну-ну, Лотти, — уговаривала она. — Лотти, ты ведь Саре обещала! Лотти!

— Она говорит, я плакса, — рыдала Лотти.

Сара погладила ее по плечу, — впрочем, голос ее был тверд. Лотти хорошо знала этот голос.

— Но, Лотти, дорогая, ты и будешь плаксой, если не перестанешь. Лотти, ты обещала!

Лотти помнила о своем обещании, но предпочла громко возвестить:

— У меня нет мамочки. Совсем-совсем… нет.

— Есть, — весело возразила Сара. — Разве ты забыла? Сара — твоя мамочка, помнишь? Или ты не хочешь, чтобы Сара была тебе мамочкой?

Лотти прижалась к ней с довольной улыбкой.

— Пойдем посидим вместе у окна, — продолжала Сара, — и я тебе расскажу потихонечку сказку.

— Правда, расскажешь? — переспросила Лотти, всхлипывая. — А ты… мне… расскажешь про алмазные копи?

— Алмазные копи? — не выдержала Лавиния. — Ах ты противная, избалованная девчонка! Так бы тебя и стукнула!

Сара вскочила. Не забывайте, что ей пришлось принять несколько быстрых решений, когда стало ясно, что она должна оторваться от чтения и заняться своей приемной дочерью. Сара ведь была не ангел — к тому же она не любила Лавинию.

— А я, — произнесла она с жаром, — так бы и стукнула тебя! — Впрочем, она тут же опомнилась. — Нет, неправда! Я бы хотела тебя стукнуть… очень хотела бы… но я этого не сделаю. Мы же не уличные девчонки! В нашем возрасте надо уметь держать себя в руках.

Лавиния не могла упустить такой возможности.

— О да, ваше королевское высочество! — сказала она. — Ведь мы, кажется, принцессы — по крайней мере, одна из нас. Теперь наша школа прославится: ведь у мисс Минчин воспитывается принцесса!

Сара бросилась к ней. Похоже, она хотела ударить Лавинию. Возможно, так оно и было. Фантазии были главным Сариным утешением. Она никогда не говорила о них тем, кого не любила. Ей было так приятно воображать, будто она принцесса, что она оберегала эту фантазию — о ней знали лишь немногие друзья. Она полагала, что остальные об этой фантазии и не подозревают, — и вдруг Лавиния смеется над ней чуть не при всей школе. Кровь бросилась Саре в лицо — в ушах у нее зазвенело. Но она сдержалась. Если ты принцесса, нельзя давать волю гневу. Она уронила руку и на миг застыла. Когда она заговорила, голос ее не дрожал. Она подняла голову — и все прислушались к ее словам.

— Это правда, — сказала она спокойно. — Иногда я действительно воображаю, что я принцесса. Я это делаю для того, чтобы поступать, как принцесса.

Лавиния не нашлась, что ответить. Когда она имела дело с Сарой, это случалось нередко. Происходило это оттого, что все почему-то симпатизировали Саре. Лавиния видела, что девочки и теперь с интересом прислушиваются к их разговору. Говоря по правде, принцессы им нравились; они надеялись узнать побольше об этой представительнице клана принцесс, а потому сгрудились вокруг Сары.

Лавиния ничего лучше не придумала, как сказать:

— Ах вот оно что! Надеюсь, когда вы взойдете на трон, вы про нас не забудете.

Но слова ее прозвучали неубедительно.

— Нет, не забуду, — отвечала Сара.

Больше она ни слова не прибавила, но молча стояла, пристально глядя на Лавинию, пока та не взяла Джесси под руку и не ушла.

С этих пор девочки стали между собой звать ее «принцессой Сарой»; те, кто завидовали ей, употребляли этот титул презрительно, а те, кто ее любили, — с нежностью. Конечно, никто к ней так не обращался, но поклонницам Сары нравилось великолепие этого титула. Мисс Минчин, прослышав об этом прозвище, не раз упоминала о нем в беседах с родителями; ей казалось, это придает ее школе что-то в высшей степени аристократическое.

Ну а Бекки считала, что Сара и есть принцесса. Знакомство, начатое в тот пасмурный день, когда, проснувшись, она в ужасе вскочила с кресла, продолжалось и крепло.

Следует признаться, что мисс Минчин и мисс Амелия и не подозревали об этой дружбе. Они знали, что Сара «добра» к судомойке, но не догадывались, какие дивные минуты выпадали той на долю, когда, с молниеносной быстротой закончив уборку, маленькая служанка входила в Сарину гостиную и с блаженным вздохом опускала на пол тяжелый ящик с углем. В такие минуты рассказывались сказки (с продолжением!), а вкусные вещи поедались на месте либо торопливо прятались в карманы, чтобы насладиться ими ночью, когда Бекки поднимется к себе на чердак и ляжет в постель.

— Только я должна есть осторожно, мисс, — призналась она как-то. — Если оставить крошки, за ними придут крысы.

— Крысы? — с испугом вскричала Сара. — Там есть крысы?

— Не счесть, мисс, — спокойно ответила Бекки. — На чердаках завсегда крысы и мыши живут. Возятся и бегают, но я к этому привыкши. Я их и не замечаю, только бы по подушке не бегали.

— Бр-р! — ужаснулась Сара.

— Со временем ко всему привыкаешь, — сказала Бекки. — Если родилась судомойкой, приходится привыкать. Лучше уж крысы, чем тараканы.

— Пожалуй, — согласилась Сара. — С крысой, верно, можно подружиться, а с тараканом мне не захотелось бы.

Порой Бекки решалась провести в светлой теплой комнате всего несколько минут — в таких случаях она обменивалась несколькими словами с Сарой и прятала небольшой кулек в старомодный кошель, который был привязан у нее к поясу под верхней юбкой. Поиски снеди, которая занимала бы мало места, придавали теперь особый интерес Сариному существованию. Отправляясь на прогулку, она жадно вглядывалась в окна лавок.

Когда она в первый раз купила несколько мясных пирожков, ей показалось, что она сделала настоящее открытие. При виде пирожков глаза у Бекки разгорелись.

— Ах, мисс! — прошептала она. — Они такие вкусные и сытные! Главное, они такие сытные! Пирожное, конечно, ужасно вкусное, а растает во рту — и нет его! Вы меня понимаете, мисс? А от пирожков в желудке такая приятная тяжесть остается!

— Не знаю, — молвила Сара неуверенно, — хорошо ли это, когда тяжесть в животе, но, надеюсь, они тебе понравятся.

Пирожки Бекки понравились. Понравились и бутерброды с маслом, купленные в закусочной, и булки с копченой колбасой. Прошло какое-то время — усталость и голод уже не так мучили Бекки, как прежде, и ящик с углем не казался ей таким тяжелым.

Впрочем, как бы тяжел он ни был, как бы ни сердилась кухарка и как бы ни изматывала ее бесконечная работа, теперь Бекки жила надеждой: может, мисс Саре удастся выкроить минутку и они увидятся днем в ее комнате? Лишь бы ее увидеть, а пирожки — это не обязательно! Когда времени было мало, Сара успевала сказать Бекки всего несколько слов, но то были добрые слова поддержки, и они придавали ей бодрости. Когда же времени было больше, Сара рассказывала сказку или какую-нибудь историю, над которой Бекки могла подумать, лежа у себя на чердаке.

Сара и не подозревала, как много все это значит для бедной Бекки и какой чудесной благодетельницей она ей представляется. Она поступала так, как подсказывало ей сердце, — ведь это Природа так распорядилась, что ей нравилось давать, а не брать. А если Природа сделала тебя дающей, руки твои и сердце всегда раскрыты. Конечно, может случиться, что руки у тебя иногда бывают пусты, но сердце твое всегда полно; это от сердечной полноты ты даришь людям и тепло, и ласку, и помощь, и участие, и смех. Доброта и веселый смех порой помогают лучше всего!

За всю свою недолгую тяжкую жизнь Бекки едва ли знала, что такое смех. А Сара ее смешила и сама смеялась вместе с ней; ни та ни другая и не подозревали, что смех «насыщает» не хуже мясных пирожков.

За несколько недель до дня рождения Сары (ей исполнялось одиннадцать лет) пришло письмо от ее отца; впрочем, оно было не таким веселым и бодрым, как обычно. Он плохо себя чувствовал и тяготился хлопотами, связанными с алмазными копями.

Он часто звал Сару «маленькой хозяюшкой», потому что она бывала серьезна не по летам, — это была одна из их шуток.

Ко дню рождения Сары капитан Кру подготовил подарки. Заказал, кроме прочего, в Париже новую куклу с великолепными туалетами. Однако на письмо, в котором он спрашивал, хочет ли она куклу в подарок, Сара отвечала уклончиво.

У капитана Кру страшно болела голова, когда он читал это письмо у себя в бунгало в Индии. Перед ним на столе грудой лежали бумаги и письма, приводившие его в отчаяние, и все же он от души расхохотался. Вот уже много недель он так не смеялся.

— Ах, она с каждым годом становится все забавнее! — вскричал он. — Бог даст, все устроится, и я отправлюсь в Англию повидаться с нею. Я все бы отдал, только бы обнять ее сейчас! Почувствовать, как ее ручонки обхватывают меня за шею! Все бы отдал!

День рождения Сары собирались праздновать пышно. Классную решили украсить зеленью — там и предполагалось устроить праздник. Коробки с подарками будут торжественно распакованы при всех, а в гостиной мисс Минчин накроют роскошный стол.

Когда наконец настал этот день, вся школа была в неописуемом волнении. Утро пролетело быстро — все занимались приготовлениями. В классной развешивали гирлянды остролиста; парты вынесли, а на скамейки, сдвинутые к стенам, надели красные чехлы.

Выйдя из спальной в то утро, Сара нашла на столе в гостиной небольшой, неловко завязанный пакет в оберточной бумаге. Она поняла, что это подарок, и угадала от кого. С теплым чувством развернула она бумагу. Внутри лежала квадратная подушечка для булавок из красной застиранной фланели. В подушечку были воткнуты булавки с черными головками — так, что образовались слова:

— Господи, — с нежностью вскричала Сара. — Как она постаралась! Мне до того приятно, что… что прямо сердце щемит!

Перевернув подушечку, Сара с изумлением увидела на пришпиленной к ней карточке аккуратную надпись:

Сара повертела карточку в руках.

«Мисс Амелия?! — повторила она про себя. — Не может быть!»

В эту минуту она услышала, что дверь тихонько отворилась — в комнату заглянула Бекки.

Лицо ее так и сияло радостной нежной улыбкой — она нерешительно подошла ближе и остановилась, теребя в волнении пальцы.

— Вам нравится, мисс Сара? — спросила она. — Нравится?

— Нравится?! — вскричала Сара. — Бекки, милая, неужели ты сама это сделала?

Бекки радостно всхлипнула, на глазах у нее выступили слезы восторга.

— Это всего-то фланель, мисс, и то не новая, только мне хотелось вам что-то подарить, вот я ночами и смастерила. Вы уж «вообразите», что подушечка шелковая, а булавки бриллиантовые. Я тоже старалась это «вообразить», когда ее шила.

И с сомнением прибавила:

— А карточка, мисс… Ничего, что я ее из корзины для мусора вынула? Мисс Амелия ее выбросила. Своей-то карточки у меня нет, а подарок не подарок, если к нему карточку не пришпилишь, я знаю — вот я и пришпилила мисс Амелию.

Сара бросилась к ней и обняла. В горле у нее стоял комок — почему, она и сама не знала.

— Ах, Бекки! — вскричала она с каким-то странным смехом. — Ты просто прелесть, Бекки! Я так тебя люблю! Да-да, люблю!

— О мисс, — взволнованно прошептала Бекки. — Спасибо, мисс, большое спасибо! Только подарок того не стоит. Фланель-то… не новая.