Глава 102
Комната для допросов показалась страшно маленькой, когда к нам присоединились Джейкоби и Рыжий Пес, весящие вместе больше двухсот килограммов.
Рост Паризи превышал метр восемьдесят пять. Жесткие рыжие волосы, лицо с оспинами, хриплый голос заядлого курильщика и пятьдесят шестой размер одежды. Он бывал забавным, но если хотел, то мог собственную маму напугать до сердечного приступа.
Джейкоби представлял собой еще один устрашающий экземпляр, если его не знать и не любить, как я. Его непроницаемые серые глаза буравили насквозь. А огромные руки никогда не лежали спокойно, словно он искал повода пустить их в дело и нанести удар.
Когда эти двое массивных мужчин вытащили для себя стулья, я увидела дерзкий взгляд Любимицы.
— Теперь я думаю, что мне нужен адвокат, — проговорила она.
— Ваше право, — прорычал Паризи. А мне сказал: — Боксер, отведи ее обратно в камеру.
Стоило мне подняться, как Норма Джонсон закричала:
— Подождите!
— Я здесь не ради развлечений, — предупредил ее Паризи. — Поэтому не тратьте мое время.
Он открыл папку и веером разложил на столе снимки из морга.
— Вы убили этих людей? — спросил он Любимицу.
Взгляд Джонсон медленно перемещался по фотографиям слева направо, а потом обратно. Я поняла, что она никогда прежде не видела своих жертв мертвыми.
Сожалела ли она?
Или была довольна собой?
Не отрывая глаз от снимков, Джонсон спросила Паризи, обещает ли он не требовать смертного приговора, если она расскажет о своей роли в убийстве Оливера Маккензи, и когда тот согласился, сделала глубокий вдох.
— Я убила их всех, — сказала она, и ее голос дрожал. Она была преисполнена жалости к себе, несколько слезинок скатилось по щекам. — Но даже в смерти я причинила им меньше боли, чем они причиняли мне каждый день моей жизни.
Разве Любимица не знала, что в слезах нет необходимости? Что нас заботит только ее признание? Что нам нужны только слова?
Вытерев слезы тыльной стороной ладони, она спросила, ведется ли видеозапись. Я сказала ей, что ведется, и она обрадовалась.
— Я хочу, чтобы была запись моего заявления, — произнесла Норма. — Я хочу, чтобы люди поняли мои мотивы.
Более часа Норма Джонсон разъясняла причины, детально описывала жизнь жертв, как помешанный вуайерист, рисовала их «невероятно оскорбительное поведение» по отношению к ней, которого она не заслуживала. И она рассказала нам, как безболезненно убила свои жертвы.
Она описала, как подкараулила Оливера Маккензи, затащила его в кровать на прощальный секс и упокоила с помощью укуса крайта. Теперь у Паризи было все, что нужно.
Он прервал ее напыщенную, полную самолюбования речь, сказав:
— Я должен быть в суде, мисс Джонсон. Расскажите мне об убийствах тысяча девятьсот восемьдесят второго года, если хотите, чтобы мы уменьшили срок вашего заключения.
— Что вы можете мне предложить?
— Сейчас вам светит шесть пожизненных сроков без возможности досрочного освобождения, — пояснил он. — Выдайте нам имя того убийцы, и через некоторое время вы сможете сказать комиссии по досрочному освобождению, как сожалеете.
— Это все?
— Это надежда. Шанс, что, возможно, вам удастся выйти на свободу еще при жизни.
Джонсон замолчала. Она думала долго и напряженно, тишина давила на уши. Я даже предположить не могла, что Норма сделает.
Паризи взглянул на часы и отодвинулся от стола. Ножки стула проскрежетали, как тормоза на колесах грузовиков.
— С меня достаточно, лейтенант, — сказал Паризи Джейкоби. — Закругляемся.
— Мой отец, — тихо произнесла Норма.
— Кристофер Росс был одной из жертв, — заметила я. — Он знал убийцу?
— Он был убийцей, — ответила Любимица. — Папа сам говорил мне. Он всех их убил.
