Час пик был в полном разгаре, когда Учитель добрался до Адской кухни. При взгляде на теснящиеся, сигналящие машины перед Линкольн-туннелем, его охватила жалость.

Зрелище было мучительным. Тупые лица за ветровыми стеклами. Рекламные растяжки, болтающиеся над затором, словно морковка, манящая безмозглых ослов. Клаксоны «хонд» и «фольксвагенов» слабо блеяли в загазованном воздухе, словно овцы, которых ведут на бойню.

«Что-то из Данте, — печально подумал он. — Или хуже того, из романа Кормака Маккарти».

«Неужели не знаете, что вы созданы для величия? — хотелось ему крикнуть этим людям. — Неужели не знаете, что живете для чего-то большего, чем это?»

Он поднялся по лестнице в свою квартиру, теперь на нем была рабочая одежда фирмы «Дикки», в которую он переоделся перед выходом из того здания. Он понимал, что маскировка эта неважная, но ей и не требовалось быть хорошей. При миллионах людей, метро, автобусах и такси полиция не в состоянии держать под наблюдением весь город.

Полицейские с визгом тормозов въезжали на площадь, когда он спустился по лестнице. И просто прошел через банк, пристроенный к вестибюлю, воспользовался его выходом в переулок.

Учитель вздохнул. Даже легкость, с которой он скрылся, почему-то портила настроение.

В безопасности своей квартиры он придвинул кресло к окну и сел. После ходьбы он устал, но это была приятная усталость — похвальное мужское утомление от настоящей работы.

Солнце поднималось над Гудзоном, золотя поблекшие склады и жилые дома. Учитель глядел на них, и в сознании его всплывали обрывки воспоминаний.

Бетон, обжигающий ноги сквозь подошвы тапочек. Стикбол и баскетбол. Они с братом играли на одной из выгоревших площадок возле Рокавэй-Бич.

Воспоминания приходили из прежней, настоящей жизни, из которой мать вырвала его и увезла гнить на Пятую авеню.

Непоправимость случившегося пронзила его, словно раскаленная игла. Нельзя было вернуться назад, нельзя ничего переделать. Жизнь, до отказа заполненная чепухой, призванная осчастливить, оказалась совершенно никчемной.

Учитель заплакал.

Вскоре он утер глаза и встал. Требовалось еще кое-что сделать. В ванной он открыл кран. Потом зашел в соседнюю комнату и поднял труп с кровати для гостей.

— Остался один, — ласково прошептал он. — Мы почти закончили.

И с нежной, заботливой улыбкой понес труп в ванную.