Грохот поезда надземки разогнал мою сонливость сильнее, чем вторая чашка кофе, когда я выезжал на отремонтированном «шевроле» из мастерской напротив отдела расследования убийств на углу Бродвея и Сто тридцать третьей улицы. Механики управления отладили его ход, но почему-то не тронули подголовник пассажирского сиденья, оторванный выстрелом из дробовика несколько месяцев назад.

Впрочем, хорошо уже то, что «шевроле» завелся.

Когда я отъезжал, зазвонил мой сотовый. Звонили из комиссариата, и настроение у меня слегка поднялось. Мне уже прислали по электронной почте просьбу присутствовать на собрании в управлении в девять тридцать. Похоже, комиссар хотел лично проинструктировать меня относительно виновника вакханалии убийств. Я снова почувствовал себя полезным.

Я думал, секретарша попросит меня подождать, но звонил сам комиссар. Отлично.

— Беннетт, это ты?

— Да, сэр, — ответил я. — Чем могу быть вам полезен?

— Полезен мне? — заорал он. — Для начала, может, закроешь свой большой рот и будешь держать его на замке — особенно с репортерами из «Таймс»? Даже я не разговариваю с журналистами без разрешения мэрии. Еще один такой ход, и окажешься в пешем патруле на окраине Стейтен-Айленда. Понял?

«Ну-ну, комиссар, не подслащивайте горькую пилюлю, — раздраженно подумал я. — Скажите, что испытываете на самом деле».

Я хотел оправдаться, но поскольку Дэли был зол, это лишь испортило бы дело.

— Больше не повторится, сэр, — пробормотал я.

Выехав на улицу, я пополз в плотном утреннем потоке машин к центру города.

Десять минут спустя на углу Восемьдесят второй улицы и Пятой авеню, телефон зазвонил снова.

— Мистер Беннетт?

На сей раз звонила женщина с незнакомым голосом. Возможно, писаки пытаются узнать последние сведения о ходе дела. Кто их обвинит? После того как Кэти Кэлвин изобразила меня на первой полосе, я выглядел лучшим другом журналистов.

— Что вам нужно? — отрывисто спросил я.

После краткой ледяной паузы женщина сказала:

— Это сестра Шейла, директор школы Святого Духа.

О Господи!

— Извините, сестра, — повинился я. — Я принял вас за…

— Ничего, мистер Беннетт.

В ее спокойном голосе сквозила неприязнь ко мне даже более сильная, чем у комиссара.

— Вчера вы отправили в школу двоих больных детей, — продолжила она. — Позвольте напомнить вам, что на одиннадцатой странице справочника «Родитель — ученик» сказано: «Больных детей нужно оставлять дома». Мы в школе Святого Духа всеми силами стараемся противостоять эпидемии гриппа и подобного отношения не потерпим.

У меня было хорошее оправдание. Мои дети выглядели отлично, когда мы отправляли их в школу. Однако неприязненные нотки в голосе матери-настоятельницы остановили мой порыв, будто стена из шлакобетона. Я вновь почувствовал себя пятиклассником и промямлил:

— Да, сестра. Больше такого не повторится.

Не проехал я и трех кварталов к югу, как мой сотовый зазвонил опять. На сей раз я понадобился начальнику детективов Макгиннессу.

«Какого черта?» — подумал я, прикладывая телефон к уху, и не был разочарован.

— Слушай, Беннетт, я только что разговаривал с Дэли, — зарычал Макгиннесс. — Добиваешься, чтобы меня уволили? Почему бы тебе не прекратить любезничать с репортершами из «Таймс» и сделать одолжение нам обоим, занявшись тем, за что тебе платят? А именно выяснить, где находится этот серийный убийца! Твое легкомыслие меня бесит. А ты именно так реагируешь на эту катастрофу, мистер Специалист.

Ну все, с меня хватит. Две капитуляции за утро — мой предел. И мне надоели оскорбления по адресу самоотверженных профессионалов, с которыми я трудился в ГРК. Был когда-нибудь Макгиннесс первым на месте авиакатастрофы? Работал в передвижном морге, имел дело с массовым человеческим страданием изо дня в день? Я резко затормозил перед автобусом компании «Либерти лайнз» и остановился посреди Пятой авеню. Позади меня поток машин в час пик, должно быть, повернул обратно в Гарлем, но мне было все равно.

— Босс, ты подал мне идею! — выкрикнул я. — Отныне я официально меняю имя на Майк «Несерьезный» Беннетт. Если тебе это не нравится, и ты хочешь моей отставки, пожалуйста. Или, может, предъявишь мне служебное обвинение в любезничанье первой степени?

Я вынес еще одну ледяную паузу, после чего Макгиннесс сказал: «Не искушай меня, Беннетт» — и отключил связь.

Я посидел несколько секунд, лицо мое горело, в висках стучало. То, что он учинил мне разнос, куда ни шло, однако намек, будто я подверг дело риску из-за репортера, был подлым ударом. Они попросили меня заняться этим расследованием, так ведь? Каким идиотом я был — гордился, что меня выбрали, и беспокоился, как бы не подвести команду. Теперь моя команда пинала меня.

Насколько я понимаю, сына Вильгельма Телля тоже выбрали. А потом положили на голову яблоко.

— Да, да, да! — закричал я завывающим вокруг клаксонам. Неудивительно, что люди в этом городе сходят с ума. Нажав на газ, я присоединил гудок своего клаксона к общему хору.