28
Тем временем Джон Руни, «кинокомик десятилетия», по оценке издания «Лос-Анджелес таймс», молился. Как бы он ни нагрешил в этой жизни, все-таки в детстве его крестили, и теперь Руни тихонько сидел на своей скамейке и беззвучно, истово возносил молитвы.
Что-то маленькое и острое ткнуло его в шею. Он оборвал молитву на полуслове и посмотрел вниз. На сиденье лежал маленький скомканный листок бумаги. Это что еще за новости?
Листок явно был вырван из молитвенника. Поверх нот чернели буквы:
РАЗВЕРНИ МЕНЯ.
Руни прикрыл бумажку ладонью, быстро оглянувшись на охранников. Здоровяк — Малыш Джонни, так, кажется? — сидел на алтаре, как на капоте машины, и зевал так отчаянно, что было видно пломбы на зубах.
Руни развернул листок.
РУНИ, Я СИЖУ ЗА ТОБОЙ. МЕДЛЕННО ПЕРЕДВИНЬСЯ В ЦЕНТР СКАМЬИ, НАДО ПОГОВОРИТЬ. ТОЛЬКО НЕ ЗАСВЕТИСЬ, УБЛЮДОК НА АЛТАРЕ НЕ ДОЛЖЕН НИЧЕГО ЗАПОДОЗРИТЬ!
ЧАРЛИ КОНЛАН
Руни сунул записку в карман — до поры, пока не удастся от нее избавиться. Следующие несколько минут он потихоньку скользил по полированному ясеневому сиденью к центру скамьи.
На полпути он услышал скрипучий шепот:
— Господи, Джон! Я сказал «медленно», а не «со скоростью улитки».
— Извини, — шепнул Джон в ответ.
— Видел, что они сделали с Хопкинсом?
Руни угрюмо кивнул.
— Как думаешь, что им нужно от остальных? — спросил он.
— Ничего хорошего, — ответил Конлан. — Это я тебе могу гарантировать. Больше всего меня пугает то, сколько вокруг церкви копов. Если бы не мы, этих сволочей уже расстреляли бы или посадили пожизненно.
— Ну а нам-то что делать?
— Драться. Тодд Сноу сидит за мной. Он говорит с Хавьером Брауном, толстосумом. С тобой нас будет четверо.
— Но что мы можем? — спросил Руни. — Ты видел, что они сделали с Хопкинсом, стоило ему тявкнуть.
— Пока что подождем. Терпение. Выберем момент. Вчетвером мы справимся с одним-двумя. Для начала. Джон, у нас может не быть выбора.