Репортер «Нью-Йорк таймс» Кэти Калвин как раз высматривала очередной сенсационный кадр, когда на северном склоне опустевшей Пятой авеню показался катафалк первой леди. Процессию открывал клин из девяти парадных полицейских «харлеев», нарушавших треском глушителей ледяную тишину знаменитой авеню.

Почетный караул перестроился в притворе и начал медленно спускаться к тротуару, похожий на процессию оживших соборных статуй.

Караул подошел к краю тротуара одновременно с катафалком. Гвардейцы выкатили покрытый американским флагом гроб из длинной черной машины. Двое агентов разведки в черных костюмах вышли из толпы и присоединились к несущим, подняв тело бывшей первой леди на плечи, как перышко.

Процессия остановилась на вершине лестницы рядом с бывшим президентом и его дочерью, и в ту же секунду с юга донесся рев моторов, и над церковью пронеслись пять истребителей «Ф-15». Когда они пролетали над Сорок второй улицей, один из них покинул строй и «свечкой» ушел вверх — все выше и выше, — а оставшиеся самолеты продолжили полет в неполном строю: «Один не вернулся».

Когда эхо двигателей затихло в стальном каньоне Пятой авеню, гвардейцы внесли Кэролайн Хопкинс в церковь.

Одинокий волынщик не начинал играть, пока бывший президент не переступил порог. Казалось, надо всем городом повисло мгновение тишины — а затем раздались первые звуки мелодии «О благодать…».

Кэти Калвин выглянула поверх голов и поняла, что из этого вышла бы отличная передовица, но происходящее невозможно описать словами. Люди сняли головные уборы, прижали руки к сердцу и запели, как один. Повсюду стояли черствые, битые жизнью ньюйоркцы и плакали навзрыд.

Но не это поразило ее.

Кэти Калвин, прожженная акула пера, подняла руки к лицу и внезапно поняла, что тоже плачет.