Глава 11
Олег Боровицкий сидел в своем кабинете, обставленном в стиле хай-тек, и с отвращением смотрел на чашку кофе и эклер. Кофе дымился, как полагается, эклер заманчиво поблескивал глазированной спинкой, но Олегу Петровичу совершенно не хотелось ни того, ни другого. Ему вообще не хотелось есть, а хотелось вытряхнуть душу из той бледной дряни, из-за которой вся его семья уже неделю с ним не разговаривает.
Ну, папаша… Ну, удружил… Знал ведь, как нужна Олегу квартира! И о том, что младший сын не жирует, тоже знал. Олег хоть и пытался раскрутить свой бизнес, но, в отличие от хваткого и деловитого Глеба, пока не преуспевал. Хоть и предупреждал его Глеб, он все-таки вложился в авторемонтную мастерскую и увяз в ней крепко-накрепко. Не то что купить квартиру — Наталье на Гоа не на что было в нынешнем году поехать!
Олег чуть не заскрипел зубами от бессильной злости. «Так привык парить мозги всем вокруг по поводу своего благосостояния, что уже и себе врешь? Какое Гоа, мать твою… Дай бог, если на паршивую Турцию хватит, да не в приличный отель, а в какие-нибудь вшивые „три звезды“, для неудачников. Еще и за Витькину учебу нехило бабок отвалить нужно…Черт, черт, черт!
Олег вспомнил вчерашний скандал и скривился.
— Она что — спала с твоим отцом? — кричала жена. — Почему ты о ней ничего не знаешь? Ты же мужик, вот и придумай что-нибудь!
— Наташенька, Глеб уже придумал, — попытался он возразить. — Предложил ей треть стоимости квартиры. И дамочка взяла тайм-аут на раздумья.
— И сколько же она будет думать? — мрачно спросил Витька.
— А ты вообще не лезь не в свое дело, — обернулся к сыну Олег.
— Ни фига себе — не мое! — присвистнул Витька. — У меня, можно сказать, квартиру отбирают, а ты говоришь — не мое. Или ты, папочка, хочешь, чтобы я к вам жену привел?
— Забудь и думать, — отрезала Наталья. — Мне еще не хватало с твоими детьми нянчиться. Будет у тебя своя квартира! Отец позаботится.
— Позаботится, как же, — хмыкнул Витька. — Вижу я, как он заботится…
Олег хотел отвесить засранцу подзатыльник, но сдержался.
— Я ведь сказал: девица пока думает. Я поговорю с Глебом, чтобы он поторопил ее. Но если она не согласится…
Он хотел произнести привычную фразу: «Тогда мы решим вопрос через суд», — но споткнулся на полуслове. Кого он обманывает? Папаша обставился вешками со всех сторон. Его завещание любой суд признает законным. Можно, конечно, найти подход к судье, но не во всех же инстанциях! Опять-таки, кто будет этот подход оплачивать? Глеб, конечно, согласится, но ведь и у него мошна не резиновая. Еще потребует себе не половину квартиры, а больше…
— Если она не согласится, мы найдем способ уговорить ее, — услышал он собственный голос.
— Ладно, — помолчав, сказала жена. — Только давайте там побыстрее. И нечего с ней церемониться, с хапугой!
Даша с Максимом сидели на диване и передавали друг другу прочитанные листы. Зазвонил телефон.
— Я возьму! — вскочила Олеся, ждавшая звонка от одноклассника.
Спустя пару секунд она вернулась в комнату разочарованная.
— Мам, тут тебя спрашивают…
— Я слушаю, — отозвалась Даша, взяв трубку, и услышала знакомый голос.
— Дарья Андреевна, это Глеб Боровицкий. Вы приняли решение, о котором мы с вами говорили?
— Какое решение? — не поняла она.
— Решение о возврате собственности нашей семьи.
— Подождите, Глеб Петрович, — Даша попыталась собраться с мыслями. — Никакого решения я пока не приняла.
— И сколько еще вам нужно времени? — Голос в трубке звучал напористо и жестко, сбивая Дашу с мысли.
— Я не знаю… неделю… или две.
— Через неделю я вам позвоню.
В трубке раздались гудки.
— Кто звонил? — спросил Максим. — Все в порядке?
— Звонил сын Боровицкого, — вздохнула Даша и пересказала короткий разговор. Когда она закончила, Максим расхохотался.
— Потрясающие люди! — прокомментировал он, отсмеявшись. — А ты у меня, Дашка, овца бессловесная!
— Мама не овца! — вступилась Олеся.
— Хорошо, не овца, — не стал спорить Максим. — Тогда божья коровка. Даша, почему совершенно чужой человек диктует тебе какие-то условия? Не он, а ты должна диктовать, когда ему позвонить. А ты блеешь, бледнеешь и ведешь себя так, будто украла у него квартиру.
— Максим, но ведь отчасти… — начала Даша.
— Даже слушать не хочу! — остановил ее Максим. — Мы с тобой все уже обсудили. Пойдем последний рассказ читать. Он, кажется, самый большой.
* * *
«Когда муж признался Яне, что любит другую женщину, она не поверила. Это звучало абсурдно. Бессмысленно звучало и нелепо. Какую другую женщину? Они были счастливы в браке почти двадцать лет! Она старалась быть идеальной женой для него. Не повышала голос, была чуткой к его настроению, оставалась рядом во всех горестях… И он всю жизнь жил так же! Для нее — для Яны, Янушки, Яночки, любимой и единственной, необыкновенной, удивительной. Они любили друг друга. Правда, любили. Все двадцать лет.
И вот теперь он любит другую женщину. Теперь она будет единственной и любимой, а Яна будет… непонятно, кем будет Яна. Бывшей любовью. Смешно. Как будто любовь бывает бывшей….
Поначалу она не приняла это все всерьез. Решила, что у мужа кризис сорокалетнего возраста. А когда узнала, что его избраннице двадцать два, то и вовсе рассмеялась. Конечно, странно и неприятно, что ее собственный любимый муж не оказался исключением из правила, но пережить можно. Главное, чтобы он сам в себе разобрался и понял, что физическое влечение к молоденькой девочке — одно, а семья, которую они строили двадцать лет, — совсем другое. Ценности эти несравнимы.
Но для ее мужа оказались сравнимы. И еще оказалось, что возраст девочки ни при чем, просто он ее любит. А когда Яна начала объяснять ему про физическое влечение, он посмотрел на нее… с жалостью. С жалостью! Головой так качнул, будто ему воротник горло натер, и сказал, страдальчески улыбаясь:
— Яночка, ты прости меня. Ничего я не могу с этим сделать. И влечение тут ни при чем.
Когда Яна увидела его пассию, то поняла, что он был прав. Маленькая, тощенькая, взъерошенная — не девушка, а недокормленный попугай. Яна хорошо разбиралась в людях и быстро поставила диагноз: вспыльчивая, истеричная, не очень умная, добренькая.
— Антон, что ты в ней нашел? — спросила она у мужа, искренне пытаясь разобраться.
— Яночка, я ее люблю, — ответил муж, глядя на нее больными глазами. — Прости меня.
— Тоша, но ведь она просто маленькая глупенькая девочка. Ни ума, ни души, — спокойно сказала Яна. — Ты сам-то это понимаешь?
— Это не имеет никакого значения, — грустно улыбнулся он. — Совершенно никакого.
Вещи они собирали вместе. Когда Яна поняла, что его решение окончательно, тактика поведения выработалась сама собой. Она сочувствовала ему, говорила, что все понимает. Как-то раз даже бросила, что и сама уже подустала от их семейной жизни. В общем, их расставание было не просто цивилизованным — оно было идеальным. Так же, как и их семейная жизнь.
Но мир вокруг Яны покачнулся. Временами ей казалось, что предметы вот-вот начнут падать со своих мест, потому что все наклонилось и стало неправильным. Несправедливым. Настолько несправедливым, что жить в этом мире стало невозможно. Нужно было его исправлять.
— Антон, где вы собираетесь жить? — поинтересовалась Яна.
— У нее есть квартира, — отозвался он. — На «Семеновской». Она маленькая, но нам пока хватит.
И ушел, оставив Яну одну в пятикомнатной квартире. Она смотрела из окна, как муж укладывает чемодан в багажник машины, и удивленно качала головой. «Неужели можно так легко предать человека, с которым ты прожил почти всю жизнь? И еще сослаться на любовь, как будто она все оправдывает и извиняет. Нет, Антон. Нельзя. Предательство — страшная штука, а предательство любимого человека — страшный грех. И за грехи нужно платить».
Скоро все друзья и знакомые узнали — Яна выставила мужа из дома за интрижку с какой-то девицей. Посыпались вопросы, но Яна была опытным бойцом.
— Милочка, хочешь правду? — спросила она приятельницу, сидя у той на кухне. — Я давно повод искала и вот нашла наконец. Ты пойми, мне сорок лет. Хочется отдохнуть от рутины и для себя пожить. А как поживешь, когда Антон под боком… Только наш разговор строго между нами, хорошо? Мне его, бедолагу, так жалко!
Приятельница понимающе кивала, обещала никому ни полслова, и спустя неделю весь их круг общения был в курсе решения Яны. С Антоном тему никто не обсуждал, потому что он словно вычеркнул себя из прежней жизни — со старыми друзьями не общался, проводя все свободное время с ненаглядной Светочкой. А попытки знакомых обсуждать вопросы его развода по телефону быстро и решительно пресекал.
А Яна начала готовиться. Положила себе три месяца и знала, что они пролетят быстро. План появился сам, что означало: она все решила правильно. Правда, пришлось нанять детектива, но это было неизбежно.
Антон со Светой начали скандалить и ссориться сразу же, как только поселилисьвместе. Яна похвалила себя за то, что правильно оценила девочку, — та и в самом деле оказалась истеричкой. В маленькой квартире на «Семеновской» частенько билась посуда и с грохотом падали табуретки. Самое удивительное, что на Яниного бывшего мужа это не оказывало никакого воздействия. Он по-прежнему выходил со счастливой улыбкой из дома, а милую Свету носил на руках по лестнице.
Яна, никогда в жизни не закатившая мужу ни одного скандала, выслушивала донесения детектива с непроницаемым лицом. А через месяц сняла квартиру в том же подъезде, где жил теперь ее бывший муж, это оказалось сделать легче, чем она предполагала, — юноша-студент, хозяин квартиры, собирался уехать на все лето. Квартирантка, да еще так щедро заплатившая, была для него как дар небес.
Теперь по вечерам Яна слушала мужские и женские крики. Иногда скандалы продолжались до утра, прерываясь лишь на короткое время. Ее презрение к мужу только увеличивалось — как можно было полюбить ЭТО после того, как они счастливо жили вместе? Как можно находить удовольствие в таких омерзительных сценах?
Спустя два месяца Яна знала все маршруты глупой девочки Светы. Она знала, что соседи жалуются на буйную парочку и даже как-то раз вызывали участкового. Теперь можно было начинать действовать.
С мальчиком из Светиного института Яна договорилась очень быстро. И в одно прекрасное утро Антон, выйдя на площадку, обнаружил роскошный букет с маленькой запиской: «Светлане — на память». Сидя в квартирке на седьмом этаже, Яна с удивлением слушала, какие скандалы может закатывать ее уравновешенный бывший муж. Оказывается, он даже способен ругаться матом! Девочка Света не оставалась в долгу.
Дальше все было достаточно предсказуемо — раз в неделю под дверью Светиной квартиры появлялись букеты, и Антон приходил в ярость. Он так ревновал свою безмозглую страшилку, что Яне становилось смешно. Неужели он не видит, что, кроме него, такое чудо никому не нужно? Правильно говорят — когда боги хотят нас наказать, они лишают разума. Соседи вызывали участкового уже дважды, но Антон и Света продолжали с удовольствием ревновать друг друга.
— Кать, он мне житья не дает! — жаловалась Светочка на всю лестничную клетку, звоня подруге по сотовому. — Вчера попытался руку поднять. Я ему говорю: тронешь — убью. Или просто уйду от тебя. А он рыдает и ноги мне целует. А я что? И я тоже рыдаю. Я ж его люблю!
Яна спокойно ждала. Времени у нее было много — сколько угодно. Если понадобилось бы, она могла бы ждать всю жизнь. Ненависти в ней не было — было только холодное осознание того, что предательство должно быть наказано. И не просто наказано — нет, кара должна соответствовать преступлению. Это правильно, потому что справедливо. А выше справедливости, в представлении Яны, не было ничего.
К концу третьего месяца она готова была действовать. Ей лишь нужен был подходящий момент, и он настал в середине августа, когда Антон подхватил простуду. Она прекрасно знала, что, простудившись, он начнет пить парацетамол, от которого станет вялым и плохо соображающим. Яна встретилась с мужем под предлогом продажи их квартиры и между делом спросила:
— Как твои личные дела? Все хорошо?
— Да, спасибо, — ответил он. — Прости, я что-то не очень… как-то паршиво чувствую себя… До встречи.
И он пошел домой, к своей любимой Светочке — глупой, истеричной и все-таки любимой. Яна подумала немного и позвонила по знакомому номеру. Договорилась с мальчиком о точном времени, сверила с ним часы, вернулась домой, переоделась и поехала в квартиру на «Семеновской».
Вечером в двадцать третьей квартире раздался звонок в дверь. Света накинула халатик и быстро выскочила наружу. О, какой букет! Интересно, кто же все-таки их приносит? Внизу хлопнула подъездная дверь, и Светочка машинально перегнулась через перила — посмотреть, кто там.
Яна ждала этажом выше. Она сбежала сверху к Светочке и резко толкнула ее через парапет. Маленькая Света перевалилась через него неожиданно легко и полетела вниз, истошно крича. Крик звенел несколько секунд, а потом раздался удар. Яна пригляделась и поняла, что все в порядке. Она бесшумно взлетела на свой этаж, и тут внизу раздался испуганный голос мужа:
— Света, что случилось? Света, ты где? Света… Све-ета-а-а-а!
Дикий крик прорезал тишину подъезда. Настороженные соседи, вышедшие на шум, обнаружили страшную картину — на первом этаже лежало разбитое тело молодой девчонки, над ним кричал немолодой уже мужчина, тряся за плечи это изломанное, залитое красным, бывшее недавно живым человеком. А рядом валялся огромный букет лилий. Они пахли на весь подъезд.
Суд был недолгим. Показания соседей, участкового, друзей Светы — все говорило об одном: Антон Петрович в припадке ревности толкнул свою любовницу через перила, несчастная разбилась насмерть. Бледный Светин сокурсник если о чем-то и догадался, то молчал, испугавшись обвинения в соучастии. Яна выглядела пораженной до глубины души и искренне переживающей за бывшего мужа. А сам бывший муж…
Антон на суде был в состоянии оцепенения. Он механически кивал на обращенные к нему вопросы. Обводил зал беспомощным, непонимающим взглядом. Громко спросил у своего адвоката во время речи прокурора: «Разве Свету убили?» В конце концов была назначена психиатрическая экспертиза, выявившая вменяемость обвиняемого.
Когда наступил момент последнего слова, Антон поднялся со скамьи, дрожащей рукой провел по лицу и сказал тихо, словно самому себе:
— Это я ее убил. Я.
Яна возвращалась из суда, ожидая, что вот-вот в душе ее наступит опустошение, о котором она много читала. Она даже приготовилась к нему. Но опустошение не приходило. Наоборот, сейчас ее душа была совершенно спокойна. День был теплый, ясный, и она с удовольствием прогулялась по набережной. Ощущение хорошо выполненной работы — вот что она испытывала. А еще — ощущение, что мир наконец вернулся на свое место».
