Глава 4

Красная божья коровка торопливо перебирала ножками, норовя спрятаться подальше от следящих за ней глаз. Илья подставил руку, предлагая забраться на нее, но коровка затихла, выжидая.

– Красивая. Откуда ты взялась здесь среди зимы? Не иначе как с фруктами прилетела, – он взял листок бумаги, лежащий на серванте, и поддел им букашку. – Иди сюда...

Но едва лист коснулся ножек божьей коровки, как она расправила крылышки и взлетела к потолку.

Илью почему-то охватила досада.

Он положил листок обратно на старинный сервант, мельком отметив, что это чек из какой-то мастерской, и прошел к столу. Хозяин дома был невероятно старомоден. Квартира выглядела так, будто на дворе не двадцать первый век, а середина девятнадцатого. Конечно, этому способствовало и обилие антикварных вещей, и убранство комнат – стены, затянутые белым штофом в витых золоченых рамах, и двери, украшенные десюдепортами – панно, расположенными над входом, с причудливой барочной резьбой. Тяжелые бархатные шторы на шелковой подкладке наверняка почти не пропускали свет. Но сейчас они были широко раздвинуты и подвязаны витыми шнурами с крупными массивными кистями.

На небольшом бюро у окна лежал резной перламутровый нож. Рукоять ножа была выполнена сверху в виде двух переплетающихся драконов, под ними причудливой вязью шли иероглифы. По центру ее украшал изящный золотой поясок с бриллиантовой крошкой. Один из иероглифов Илья знал хорошо, он означал «опасность». Второй вроде бы читался как «покой». Рядом лежал и футляр для ножа: с твердым кожаным покрытием снаружи, изнутри он был выстлан алым бархатом и атласом.

– Любуетесь? – раздался рядом скрипучий старческий голос. – Это нож моего прапрадеда. Между прочим, середины девятнадцатого века изделие. Дед привез его из путешествия по Японии и с тех пор не расставался с ним. Только чудом эта прелестная вещица попала ко мне, да. Вы присаживайтесь, голубчик, заждались поди.

Хозяин жилища, Василий Савельевич Воронцовский, сухонький седой старичок, был похож на полуоблетевший одуванчик. Представлялся он всем не иначе как «князь Воронцовский», и если к нему обращались по фамилии без титула, Василий Савельич надолго обижался и замолкал. Об этом Илью Григорьича предупредили заранее, чтобы он ненароком не разобидел клиента. А еще сказали, что князь чрезвычайно разговорчив и прервать его бывает очень сложно.

И вот теперь Илья сидел и слушал историю рода князей Воронцовских, которые, по преданию, ведут свой род от самого Рюрика. И хотя никаких подлинных документов об этом пока не найдено, раскопать доказательства – только дело времени...

Илья слушал вполуха. В генеалогии он был не слишком силен, но никак не мог избавиться от ощущения, что «князь Воронцовский» звучит как-то неправильно. Будто это опереточный персонаж, сродни князю Орловскому из оперетты Иоганна Штрауса «Летучая мышь». Известно же, что граф Орлов существовал, а князя Орловского никогда не было. Однако заинтересованное выражение лица, несмотря на свои размышления, Илья Григорьевич сохранял терпеливо, надеясь, что князю когда-нибудь наскучит говорить. Но надежды оказались напрасными: тема происхождения рода не кончалась.

Когда Воронцовский начал в подробностях рассказывать о своей многолетней борьбе с бюрократией за право беспрепятственно посещать любые архивы, терпение у Ильи лопнуло. Улучив момент, когда князь запнулся, вспоминая точную дату рождения одного из своих многочисленных именитых предков, Илья Григорьевич быстро сказал:

– Это все чрезвычайно любопытно. А не тому ли вашему пращуру принадлежал крест, который мы сегодня хотим оценить?

Князь Воронцовский прекрасно понял намек и сразу поджал губы.

– Я понимаю, вам неинтересно то, что я рассказываю, молодой человек. Но что делать, вот такие мы, старики – все нам внимания не хватает, да собеседника поотзывчивей и подобрее хочется. Ладно, подождите минуточку, я сейчас вынесу крест.

Появился князь очень скоро с небольшим латунным ларцем в руках, украшенным чеканкой. Илья с удивлением глядел на старинный сундучок. И опять, в который уже раз за вечер думал, что обитель Воронцовского по количеству антикварных вещей скорее похожа на филиал музея, чем на жилую квартиру в современном доме. И в этом желании окружить себя стариной, на взгляд Ильи Григорьевича, было что-то чрезмерное, нарочитое. Словно Воронцовский хотел убедить всех, а может быть, прежде всего самого себя в своем высокородном происхождении.

Князь подошел к столу, торжественно поставил на него ларец и откинул крышку. Илья Григорьевич привстал и заглянул внутрь. Там оказалось одно-единственное украшение – византийский крест ослепительной красоты, усыпанный бриллиантами и рубинами. Он был выполнен в виде расходящихся от центрального круга четырех лучей, завершающихся лилиями. Крупный синий бриллиант помещался в центре, четыре белых, чуть поменьше, украшали лилии на концах креста, а между ними россыпью шли черные бриллианты и алые рубины. Крест был настолько красив, что даже у видавшего виды Ильи Григорьича захватило дух.

– Такие кресты известны с одиннадцатого-двенадцатого веков, на Руси они стали широко распространены несколько позже – в четырнадцатом-пятнадцатом. А вот эти белые полевые лилии, – Воронцовский указал на концы креста, – по-славянски назывались «крины сельные» и символически напоминали слова Христа о Своем Служении: «Я – лилия долин!» – говорил Господь. Голубой бриллиант в центре символизирует небо, черные – землю, а рубины – кровь, пролитую на полях сражений. Далекий предок был одарен этим крестом за верную службу царю, а мне он достался по наследству.

– Очень интересно. – Илья достал из футляра ювелирный монокуляр, привычным жестом вставил его в глаз и принялся изучать драгоценный камень в центре креста.

«Прозрачный синий бриллиант, – думал он, – природный Fancy Vivid Blue. Редкость несомненная. Недавно подобный был продан с аукциона «Сотбис» за девять с половиной миллионов долларов...»

Он долго разглядывал камни, украшающие крест, тщательно оценивая каждый из них. Черные бриллианты тоже оказались уникальны – прозрачные, не «отягощенные» массой графитовых включений, типа карбонадо. Разумеется, их стоимость была несколько ниже, чем у белых, но тоже достаточно высока.

Все это время Василий Савельич сидел молча, напряженно вглядываясь Илье в лицо. И только когда тот отложил в сторону монокуляр, нетерпеливо спросил:

– Ну, что скажете, голубчик? Какова цена этого волшебства?

– Учитывая стоимость каждого камня в отдельности и художественную ценность самого украшения, я бы вам рекомендовал выставить крест на аукцион с начальной ценой в пятнадцать миллионов долларов. Если понадобится моя помощь, я всегда к вашим услугам.

Сказал, и вдруг опять поймал себя на ощущении нереальности происходящего. Слишком алчно загорелись у Воронцовского вдруг глаза, когда он услышал о стоимости креста. Чересчур суетливо он попытался это скрыть, будто актер на сцене, который на мгновение вышел из роли. И это было странно – как можно владеть сокровищем и не знать даже примерной его цену?!

– Спасибо, голубчик, я подумаю, – Василий Савельевич стал по-прежнему невозмутим и аристократичен. – Тяжело, знаете ли, расставаться с фамильными драгоценностями, но если не будет другого выхода, я все-таки решусь. Такие цены сейчас на все, такие цены...

Воронцовский вздохнул и вытер скупую слезу, бежавшую по щеке.

День для ноября выдался солнечный, теплый. Воробьи радостно орали в ветвях, то ли вообразив, что пришла весна, то ли радуясь последнему теплому дню. Уже завтра обещали десять градусов мороза, и, пожалуй, все-таки птицы догадывались об этом.

«Вот она, детская непосредственность бытия, – думал Илья, подставляя лицо холодному осеннему солнцу. – Дети, птицы, животные – они радуются тому, что имеют, и не переживают о завтрашнем дне. Живут так, будто бы завтра никогда не наступит. Не зря в Библии сказано: «Будьте как дети». Мы же все время ожидаем страшное «завтра», которое, может быть, никогда не наступит, и отравляем тем самым себе жизнь».

Он улыбнулся и старательно выбросил все тревожные мысли из головы. На какое-то время пришло ощущение блаженства, будто он окунулся в нирвану. Сигнал опасности возник неожиданно. Он зародился черной точкой в мозгу и, постепенно заглушая ощущение счастья, начал расти.

Илья в смятении пытался понять, отчего вдруг у него на душе стало так тягостно и мрачно. Единственное, что пришло на ум – странный старик, князь Воронцовский. Какие-то мелочи, нюансы, не вписывающиеся в общую картину детали. Голос, поведение, речь. И чем больше проходило времени, тем острее вспоминалась его фальшь и тем тревожней становилось на душе.

«Да что тебе с того, в конце концов? – мысленно заспорил сам с собой Илья. – Ну хочется старику выглядеть знатным аристократом, ну придумал он себе родословную, забил квартиру антиквариатом – и что с того? Ты-то тут при чем? Выполнил свою работу и ушел. Никому ничего не должен. Но откуда у него этот крест, если он не по наследству ему достался? Такому изделию цены нет! Да, вещь дорогая, но тебе нет до него никакого дела. Может, он его в карты выиграл или получил в наследство от прабабки, наконец, купил. Ты-то ничего о его возможностях не заешь!»

Успокоив себя таким образом, Илья свернул в кофейню и сел за свой любимый столик в углу. Достал журнал, открыл и углубился в чтение. Тревога постепенно отпустила.

Пять дней спустя за этим же столиком произошло еще одно немаловажное событие, которое повлияло на весь дальнейший ход нашей истории. Выпив крепкий кофе с коньяком, чтобы взбодриться после рабочего дня, Илья достал газету. Он купил ее еще утром, но так и не успел открыть. На последней странице в глаза сразу бросился заголовок: «Происшествия. Загадочное убийство коллекционера»

Дальше журналист со знанием дела и смакованием подробностей описывал квартиру князя Воронцовского и сам способ убийства. Прочитав, что старику был нанесен удар по голове тупым тяжелым предметом, Илья сразу вспомнил бронзовый бюст Мольера, стоявший в прихожей, и зябко поежился.

– Господи, за что же его так? Божий одуванчик явно не заслужил столь жестокой смерти.

Перед глазами возник желтоватый гладкий череп с окружавшими его невесомым пушком. Старик хитровато щурился и грозил ему пальцем. И тут же воображение нарисовало как, должно быть, он выглядел после: кровавое месиво из мозгов и седых волос.

К горлу подступила тошнота.

«Одна из версий следствия, – писал дальше журналист, – убийство с целью ограбления. По показаниям анонимных свидетелей, из квартиры исчез драгоценный византийский крест. Накануне убийства покойный вызывал ювелира на дом, чтобы оценить необычайно дорогое старинное украшение. Пропало ли что еще из квартиры и кто из знакомых коллекционера причастен к убийству, пока выясняется».

По всему получалось, что старик был убит в тот же день, когда к нему приходил Илья. Труп пролежал несколько дней в квартире, пока соседка не заподозрила неладное и не вызвала милицию.

Тревога опять вползла скользкой гадиной глубоко в сердце и стала ворочаться там, вгрызаясь острыми зубами.

«Этого не может быть, – подумал Илья. – Нет. Это полнейший бред. У меня репутация, я достаточно известен в своих кругах. Никто не посмеет заподозрить меня в убийстве. Отпечатки пальцев! – тут же стрельнуло в мозгу и стало трудно дышать. – Я же там за все подряд брался...»

Илья нервным движением расслабил узел галстука и посмотрел в окно. Людской поток равнодушно тек мимо, все куда-то спешили по своим делам, и никому не было до него ни малейшего дела.

Только для Ильи все в момент изменилось. Кофе с коньяком стал безвкусным, а рабочие проблемы, которые казались такими актуальными и важными еще недавно, потеряли свою остроту. Почудилось, что все и он сам, набирая скорость, падает в пропасть.

«Прекрати, – одернул он себя, – еще ничего не известно. Нельзя в таком состоянии давать показания, коль скоро они потребуются: нервозность сразу станет заметна и вызовет подозрения».

Телефонный звонок вывел его из оцепенения.

– Я слушаю.

Звонила секретарь.

– Илья Григорьич, вы просили напомнить, что у вас сегодня встреча с клиентом. С тем, который хочет показать образцы изделий из золота.

– Спасибо, Оксана, я помню.

– Что-то случилось? – забеспокоилась секретарь, расслышав в голосе шефа озабоченность и усталость – Может быть, позвонить и отменить встречу?

– Нет, Оксана, все нормально. Я поеду.

– Да, и еще. Звонила ваш оператор из банка, ей не понравились какие-то операции с вашим счетом. Сказала, что на него поступила очень большая сумма денег и нужно кое-что уточнить. Просила позвонить обязательно, настаивала, что это очень важно.

Илья махнул рукой официанту, давая знать, что уходит. Не ожидая паренька, отсчитал деньги и подсунул их под блюдце. Затем накинул пальто и заторопился к выходу. Разговаривать с Аллой – оператором банка – при посторонних не хотелось.

Жизнь давно приучила Илью к осторожности, но сейчас он стал подозрительным до маниакальности. Его не оставляло чувство, что вокруг него сжимается кольцо. Найдя тихое безлюдное место, он позвонил девушке-оператору на номер ее сотового телефона.

– Алла? Это Илья Захаров. Вы хотели меня слышать?

– Ах, как хорошо, что вы позвонили, – затараторила она с явным облегчением в голосе. – Сегодня утром на ваш счет поступила крупная сумма денег.

– Вполне вероятно. Со мной просто рассчитались за товар.

Алла помолчала.

– Это были очень, очень большие деньги...

– Были? Они что, растворились?

– Вы только не волнуйтесь, Илья Григорьич, скорее всего, это какая-то ошибка, сбой системы...

– Алла, прошу вас, говорите по существу. – Илья вдруг понял, что по лбу его течет холодный пот, а в трубку он вцепился как в последнюю свою надежду.

– Пятнадцать миллионов долларов, – понизив голос, уважительно сказала Алла. – Причем они сегодня утром пришли, а уже через два часа на счете их не было.

– Что? – Илья подумал, что ослышался.

– Вы не переживайте, Илья Григорьич, думаю, это все-таки ошибка. Если бы сумма была меньше, я бы вам и сообщать не стала: мало ли какой сбой в системе произошел...

Алла еще что-то говорила, но у него в мозгу стучала только эта фраза: «пятнадцать миллионов долларов».

Ровно столько, во сколько он оценил византийский крест Воронцовского, если продавать его сразу, не прибегая к торгам.

Мимо пронеслась «Скорая», завывая сиреной, и Илья машинально проводил ее взглядом.

«Если это сбой, то недоразумение скоро разрешится и мне не стоит переживать, – думал он, идя по направлению к оставленному недалеко от кафе автомобилю. – А если нет? Тогда что это за деньги, и куда они исчезли? Да нет же, это совершенно точно какая-то ерунда. Надо просто выбросить все из головы».

Машина, его синяя «Хонда», оказалась «запертой» со всех сторон. Пришлось протиснуться между своим автомобилем и чужим, стоящим к нему вплотную, и, приоткрыв дверцу, надавить на сигнал. Действия это не возымело, не считая того, что из окна второго этажа высунулась всклокоченная голова и довольно нелицеприятно высказалась в адрес Ильи и его мамы. Хозяин же автомобиля, перекрывшего дорогу, так и не появился. Подождав еще пару минут, Илья в сердцах пнул ногой колесо иномарки, и она взвыла дурным голосом.

Отойдя чуть в сторону, он достал сотовый телефон и, перекрывая завывания сигнализации, прокричал в трубку:

– Оксана? Дозвонитесь моему клиенту, тому, что с образцами ювелирных изделий, извинитесь и попросите подождать там, где мы с ним договорились. У меня проблемы, я опаздываю.

– Хорошо, Илья Григорьич. Звонила ваша жена, просила напомнить вам: сегодня у детей Александры Ильиничны – Алисы и Мити, школьный концерт. Что ей ответить, если еще раз позвонит?

– Скажите, я постараюсь успеть, но не обещаю.

Машина вдруг перестала завывать, и последние слова показались слишком громкими из-за наступившей тишины. Илья обернулся. Пухленькая миловидная блондинка открыла автомобиль, перегородивший выезд его «Хонде», и запихивала покупки на заднее сиденье.

– Ну как же так можно, девушка! – укоризненно произнес Илья подходя.

– Я только на минуточку отошла! – Она белозубо улыбнулась. – А вы что, ждали, да? Ой, как нехорошо получилось. Мне показалось, я и двух минут там не пробыла.

Илья открыл рот, чтобы съязвить, что за две минуты она успела бы только нахватать одежды с вешалок, не меряя. И то вряд ли. Потом, оценив количество купленных вещей, решил, что это вполне может оказаться правдой: покупала оптом. Махнул рукой и молча сел за руль своего автомобиля. Девушка отъехала, освободив дорогу, и он покатил по направлению к остановке, где его уже полчаса ждал клиент.

Высокий, с глубоко посаженными медвежьими глазками, он почему-то вызывал антипатию. Но дело есть дело. Подавив раздражение, Илья нарисовал на своем лице улыбку и приветливо пригласил клиента сесть в машину.

Ошибка – это улыбка Бога. Как еще направить вас по верному пути?

Эти слова настойчиво вертелись в голове, и Илья от кажущейся их абсурдной простоты впал в оцепенение.

«Где, в чем мой промах, – думал он. – Да и был ли он? Может, я совершенно зря накручиваю себя?»

– Здесь налево, – хрипло сказал пассажир.

– Что? – Илья резко повернулся. За мгновение до этого он успел отключиться от действительности и забыть, что в салоне автомобиля он не один. – Далеко еще?

– Нет, не очень, – мужчина осклабился, и Илью покоробило от его ухмылки.

«Что же такого неприятного в нем есть? Меня буквально выворачивает наизнанку. И зачем только я поехал, – с тоской подумал Илья, – надо было все-таки отказаться. Может, съехать сейчас на обочину и извиниться? Пообещаю, что посмотрим образцы в другой раз».

Он повернулся к пассажиру, собираясь это сказать, но не смог. Это был бы единственный случай за всю его карьеру, когда он не выполнил своих обязательств. Илья вгляделся в безмятежное лицо пассажира, который что-то тихо напевал, раскачивая в такт мелодии головой, и ему стало стыдно.

– У вас не будет сигареты? – спросил Илья. – Я два месяца как бросил, но сейчас просто нестерпимо хочется курить.

«Господи, детский сад какой-то. И чего меня так колбасит?» – мрачно подумал он.

– Да, сейчас, – мужчина полез в карман.

И тут...

Полы куртки его оттопырились, и Илья успел увидеть что-то длинное, резное и перламутрово-белое во внутреннем кармане.

На мгновение он замер, соображая, почему предмет показался ему знакомым. И вдруг боковым зрением увидел, что пассажир тоже оцепенел. Илья повернул голову и встретился с настороженным взглядом маленьких темных глаз.

«Нож для бумаг, – понял он. – Тот самый, из квартиры убитого коллекционера. Бог мой, так это же он его порешил!...»

– Только попробуй дернуться, и я проделаю в тебе дыру, – «медведь» мерзко хмыкнул, и дуло пистолета больно впилось в бок. – И не забывай, мы знаем, где учатся твои внуки, да и дочь у тебя – отменная красотка.

Он мерзко захохотал, показав коронки коренных зубов.

Дальнейшее Илья помнил смутно. Кажется, он одновременно нажал на тормоз и резко крутанул вправо руль. На обледенелой дороге машину резко развернуло, закрутило по мостовой и на полной скорости выбросило в кювет. Потом они перевернулись несколько раз, и, ткнувшись со всего маху в бетон, остановились.

Несколько секунд Илья смотрел, как от двигателя поднимается белый парок, потом дернулся и резко обернулся к клиенту, только что грозившемуся убить его. Кровь из разбитой брови заливала глаз, мешая смотреть, но Илья сразу понял: пассажиру повезло гораздо меньше, чем ему. Голова «медведя» была неестественно вывернута, глаза мертво таращились в пустоту.

«Вдруг он все-таки жив?» – мелькнула абсурдная мысль.

Илья торопливо приложил пальцы к артерии на шее, пытаясь различить биение жизни. Но тщетно: пульса не было.

«Получается, что я виноват в смерти человека. Да, он направил на меня пистолет, и именно это послужило причиной аварии. Но все это нужно будет еще доказать. А чью сторону примет суд – мою или потерпевшего, неизвестно».

Илья, морщась от боли и приволакивая ногу, выбрался из машины, и, дотянувшись, взял с заднего сиденья пальто. Пассажирскую дверь сплющило и заклинило от удара, поэтому он даже не стал пробовать вытаскивать покойника через нее. Стал коленом на водительское сиденье, подхватил «медведя» под мышки, и вдруг понял, что должен попытаться выдать его за себя. Усадив труп за руль, он распахнул его куртку и достал из внутреннего кармана нож для бумаг. Там же оказались паспорт и водительское удостоверение на имя Мазурова Николая Николаевича. Да, сомнений не осталось – это был именно тот самый резной перламутровый нож с двумя драконами на рукоятке и изящным бриллиантово-золотым пояском под ними. Иероглифы «опасность» и «покой» теперь приобрели зловещий смысл как для погибшего, обретшего вечный покой, так для самого Ильи, не знающего, что с ним будет завтра.

«Бежать, – запульсировала в висках паническая мысль, – немедленно бежать».

Поверить в случайное поступление денег на счет в банке сейчас было непростительной глупостью, Илья прекрасно понимал это. Скорее, все произошедшее – это тщательно спланированное преступление, в сценарии которого почему-то произошел сбой.

«Бежать. Пока не поздно. Исчезнуть, «умереть» и воскреснуть только тогда, когда станет понятно, кто за всем этим стоит и зачем это ему нужно. Вернусь, когда никто и ничто не будет угрожать ни мне, ни моей семье».

Он затравленно оглянулся по сторонам, убеждаясь, что за ним никто не наблюдает. Сунул в карман нож для бумаг, чужие водительское удостоверение и паспорт. Затем забрал пистолет, бросил под ноги трупу свой мобильный телефон и захлопнул дверцу автомобиля. Илья торопился: над капотом поднимался дымок, и машина могла в любое мгновение вспыхнуть. Того, что правый ботинок соскочил с ноги Мазурова и остался лежать на половичке пассажирского места, Илья не заметил. А если бы даже и обратил на это внимание, то вряд ли стал бы тратить время на исправление ситуации.

Закончив, Илья решил не полагаться на случай, чиркнул спичкой и кинул ее на струйку вытекшего бензина. Потом, держась за бок и приволакивая раненую ногу, заспешил прочь. В темноту.