Аньетта и ее мнение

И думать было нечего о том, чтобы попасть в родовое поместье Бенини – я несколько раз нажал на металлическую кнопку современного звонка в стене, рядом с дверью из сна, но никакой реакции не последовало. Что оставалось делать? Я не герой американского боевика, который в подобном случае элементарно перемахнул бы через двухметровую стену, не испачкав при этом своих белоснежных брюк.

После бесполезного топтания у чужих ворот под палящим солнцем, мне пришлось, не солоно хлебавши, вернуться к машине, чтобы отправиться на поиски Аньетты на виноградниках Люлли. Как знать, может быть, именно эта, по словам дедков из кафе, простая женщина сможет снабдить меня интересной информацией. Люди всегда хоть краем уха, но что-то слышат, что-то видят или о чем-то догадываются. Я сел за руль и, следуя стрелкам на дорожных указателях, направился в сторону Аллемана.

Пожалуй, впервые за все время моего пребывания в Швейцарии я не любовался красивыми видами за окнами автомобиля: матово-синей, рваной полосой Альпийских гор, блеском озерных вод вдалеке, очаровательными домиками, утопающими в цветах. Сердце мое учащенно билось, а в голове ритмично стучала одна мысль: «Здесь! Здесь! Здесь!» С того момента, как я вышел из кафе и, словно шагнув в измерение сна, направился к замку Бенини, меня не покидала уверенность в том, что Ольга, а вместе с ней и разгадка всего, – совсем рядом, за этой каменной стеной, нужно только открыть дверь из потемневшего дерева в обрамлении зеленого хмеля. В ту ночь Бенини наверняка привез Ольгу именно сюда и спрятал в доме. Для чего? Что он собирался предпринять? Чего боялся? Почему в панике рассчитал свою служанку Аньетту? Сплошные вопросы.

Между тем я проехал по небольшому тихому Аллеману, где мне встретилась лишь старушка в инвалидной коляске, мирно катившая по центральной улице. Жить бы в такой райской глуши, не думая ни о чем на свете! Просыпаться по утрам от щебета птиц в густой зелени платанов, с первой чашечкой кофе выходить на балкончик, наслаждаясь каждым горячим глотком и неторопливо просматривая утренние газеты, с широчайшей улыбкой размышляя об очаровательной легкости бытия… Впрочем, долго такое благолепие мне, боюсь, не вынести.

Выехав за пределы городка, я увидел величественную панораму: широкие ленты посадок винограда от самых границ города плавно шли вниз, а дальше вновь поднимались такой же плавной и величественной волной. Каждый рядок, словно прочерченный по линейке, легко просматривался от начала и до конца, потому я сразу увидел группу людей с самого края и поспешил подъехать к ним.

Бригада была еще та: высокий седой старик с помятым лицом багрового оттенка (очевидно, тот самый Матье, о котором язвили дедки в кафе), три бабенки «без возраста», в коротких шортах и майках, смело демонстрирующие всему миру свои дряблые тела. Эта четверка являлась, так сказать, основным ядром; на подхвате, очевидно, были сутулый лысый парень примерно моих лет и деловитая женщина под шестьдесят в свободных темных брюках и рубашке. Она-то, без сомнений, и была доброй старой Аньеттой.

– Добрый день, – бодро заговорил я, вылезая из машины под цепкими взглядами Матье и его боевых подруг. – Как дела? Я – художник из Лозанны, ищу здесь у вас Аньетту.

Лихорадочный огонек в глазах великолепной четверки мгновенно потух: я не спросил ничего, за что можно было бы сшибить деньгу, и явно не нуждался в помощи этой теплой компании.

– Аньетта, тут к тебе молодой и интересный, – резким голосом прокаркала одна из красоток – судя по цвету лица, та самая Синяя Мари, с которой засыпает после рюмки-другой трудяга Матье.

Тут же компания вернулась к работе, изо всех сил делая вид, что никто тут не умирает от любопытства и желания срубить хоть на бутылочку красного.

Аньеттой действительно оказалась женщина в брюках. Бросив на меня короткий цепкий взгляд, она неторопливо сняла прикрепленную к поясу корзинку, салфеткой тщательно вытерла руки и подошла поближе. Я жестом предложил ей отойти за машину, подальше от любопытных глаз.

– Я, повторюсь, художник, приехал из Лозанны, – понесло меня по наезженной колее. – Мне сказали, что в Танси живет владелец женевской галереи Пьер Бенини, который, возможно, заинтересуется моими работами. Понимаете, я очень надеюсь на выставку в Женеве.

Аньетта бросила на меня второй короткий острый взгляд и молча кивнула. На ее спокойном лице не было заметно и следа каких-либо эмоций. Отчего-то это сбивало меня с толку. Я понимал, что мой рассказ звучит не вполне правдоподобно, но отступать было некуда, потому я продолжал, стараясь сохранить бодрый тон:

– Так вот, оказывается, Пьер Бенини давно не был в Танси, это мне только что сообщили в местном кафе «У Анри». И там же некий Тито сообщил, что вы долгое время работали у Бенини и, стало быть, вполне можете мне дать добрый совет, как лучше найти к нему подход и все такое.

Пот градом лил у меня со лба, я чувствовал усталость и раздражение от того, что любой школьник был бы способен почувствовать фальшь моего рассказа. В самом деле, и зачем это художник станет советоваться со служанкой владельца галереи? Какой вообще из меня художник!

Прищурившись, Аньетта смотрела в сторону великолепных молчаливых Альп, а когда я умолк, перевела взгляд светлых цепких глаз на меня, грешного.

– Стало быть, вы хотите знать мое мнение? – отрывисто произнесла она, тут же напомнив славную Лорен.

Я с готовностью кивнул. Аньетта подбоченилась:

– А мое мнение простое. Никакой вы не художник, а ищейка, потому и приехали на виноградник, чтобы расспросить меня о хозяине. Из Лозанны, говорите, прикатили, а номера-то у машины – женевские. Если еще интересно мое мнение, так скажу и про Бенини – парень натворил что-то серьезное, и считаю я так не потому, что он меня, старуху, прогнал из своего дома, а потому что странно все это. Сколько лет я у них работала, еще при старом Бенини, и потом, когда молодой почти перестал приезжать, и за все время отродясь не было никаких конфликтов, все тихо-мирно. А тут вдруг примчался ни свет ни заря, вызвал меня, старуху, да и рассчитал как последнюю пьяницу какую-то. Заплатил вдвое больше, чем был должен, в глаза не смотрел, торопился, и руки тряслись, как вон у нашего Матье с утра после загула трясутся. Раньше-то и пошутит всегда, и посмеется, обязательно расспросит обо всех городских сплетнях, а тут – на тебе, проваливай!

Я был в восхищении – эта маленькая спокойная женщина дала бы фору всей полиции кантона со мной в придачу. Женевские номера! Туды ее в качель.

– Браво! – одним коротким словом выразил я все переполнявшие меня чувства, а Аньетта с достоинством наклонила голову, словно актриса на сцене. – Вы абсолютно правы: я – частный детектив и расследую дело, о котором пока могу говорить. В сущности, мне необходимо уточнить одну деталь: был ли Пьер Бенини в Танси двенадцатого июня.

Аньетта хитро прищурилась:

– Я и говорю – был, конечно! Когда он рассчитал меня, заплатив вдвое больше положенного? Когда руки у него тряслись и глаза бегали? Двенадцатого июня! Уж я-то этот день запомню надолго. Рано утром, только солнце взошло, вдруг – стук в дверь. Открываю – хозяин! Господи прости, весь будто ошпаренный, рубашка несвежая, словно сутки не переодевался, под мышками мокро. А ведь он франт! Ну и выставил меня тут же, даже вещи собрать помог. Иди, мол, Аньетта, на все четыре стороны, а я замок уж продал. Если хотите знать мое мнение, я тогда еще подумала, что парень в нехорошие дела вляпался, кому-то по-крупному задолжал, вот и крутится, дом продает.

– А он действительно продал дом? – полюбопытствовал я.

– Какой там! – махнула рукой Аньетта. – Ничего он и не думал продавать. Хотите знать мое мнение? Просто Бенини решил меня поскорее выставить. Сами судите: приехал ночью, не переоделся, душ не принял и с первыми лучами солнца – ко мне, чтоб побыстрее выставить вон.

– Извините, – перебил я добрую женщину. – Я хочу уточнить: вы жили в самом доме Бенини?

Она покачала головой:

– Сразу видать, вы не были в его поместье. Большой парк, тисовая аллея, цветник перед домом. И дом-то большой, в три этажа. Но туда я заходила только раз в месяц, чтобы вытереть пыль, пропылесосить ковры и прочее. Если хозяин собирался приехать с гостями, то заранее предупреждал, и я особенно тщательно готовила комнаты. В таких случаях мне на помощь приходила еще Леонелла Жюль, знатная повариха. Но гостей-то мы давно не видели, и сам хозяин редко приезжал.

– И откуда же он вас выставил? – не мог взять я в толк.

– Так из домика садовника в конце парка, – пожала плечами Аньетта. – Раньше, при старом Бенини, там действительно жил садовник, а мы, прислуга – в мансарде дома. Потом старый хозяин умер, а Пьер тут и не жил почти. Садовника рассчитал первым делом, и вообще из прислуги одна я осталась, меня он и определил в домик садовника. Я в поместье за все про все главная была: и за цветниками смотрела, и за порядком в доме, со всем справлялась. И разве я что не так делала, разве хоть раз что-нибудь попортила или украла? А выставили меня как последнюю воровку какую.

В голосе ее зазвучали слезы. Бедная женщина поджала губы.

– Хотите знать мое мнение? Не поступают так с честными людьми, да и Бенини не какой-нибудь грубиян, а это значит – нечистое тут дело. Боится он чего-то, очень боится. Мне наврал, что дом продал, а сам ведь наезжает сюда чуть не каждый день, к ночи, многие его видели.

Между тем я заметил, что из-за машины к нам неуверенно, как-то боком приближается Синяя Мари.

– Я извиняюсь, – проговорила она, дряблой рукой не без кокетства взбивая давно не мытые космы, – у вас закурить не найдется?

Я без тени сожаления сунул красавице почти целую пачку «Голуаз», порешив, что с меня довольно курения. Черная полоса, можно сказать, прошла, я практически нашел Ольгу, а значит, дело вступило в стадию завершения: коню ясно, что в имении Бенини и томится пропавшая Ольга, и именно к ней он наезжает по вечерам на ночь глядя – чтобы покормить и успокоить обещанием жениться в ближайшие дни или что-то в том же духе. Теперь мне ни к чему ночные бдения, мучительные головоломки под дым сигарет. Пора возвращаться к здоровому образу жизни: йогурты, апельсиновый сок и мюсли по утрам, овощи и мясо птицы – в обед, креветки с ананасом – на ужин, энергичные пробежки перед сном. Да здравствует здравый смысл во всех смыслах!

Я горячо поблагодарил Аньетту, галантно вручив ей хрустящие франки за помощь, и в великолепном настроении сел за руль. Проезжая через Аллеман, я почувствовал собачий голод и, убедившись, что время приближается к трем, отобедал в местном ресторанчике и в самом распрекрасном настроении двинул домой – в Версуа.

Я готов был голову дать на отсечение, что уже к вечеру вернусь в Танси в сопровождении комиссара Танде, и вместе мы освободим рыжую глупую Ольгу. Затем, разумеется, Бенини будет предъявлено обвинение, Монтесье немедленно отречется от старого друга, а тот, в свою очередь, заложит его как убийцу Жосье и до кучи – Шарлотты. Логично?

Если хотите знать мое мнение, я вел себя как человек, страдающий дефицитом йода, то есть – кретин. Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, часто повторяла моя любимая бабуля Варя из-под Тулы. В тот день, самоуверенно прозакладывав собственную голову, я вполне мог бы остаться без нее.