Старик Жосье

Старик Жосье проживал в маленькой двухкомнатной квартирке на третьем этаже в самом торце здания с видом на елки и лужайки усадьбы Шарля Монтесье и его папаши. Едва я зашел в его апартаменты, как чуть не задохнулся от духоты (окна выходили на солнечную сторону) и отвратительного запаха, какой бывает в какой-нибудь ночлежке, где люди спят не раздеваясь. Обе комнаты были забиты совершенно не нужными никому, включая и самого хозяина, вещами. У стен стояли разнокалиберные диваны, кресла и стулья, непонятные коробки, два старых телевизора и три древних компьютера друг на дружке, а в самом углу гостиной красовалось зубоврачебное кресло. Сам Жосье выглядел спокойным благообразным старцем с седой бородой и чистым детским взглядом.

– Все, что мне известно, я давно рассказал полиции, – тихо проговорил он, усаживаясь в плетеное кресло у окна.

Я сочувственно склонил голову к плечу:

– Понимаю, что вам трудно говорить об этой трагедии, ведь погибшая была вашей дочерью. Я прав?

Он молча кивнул. В разговоре зависла пауза, в течение которой старик просто смотрел в окно. Пришлось самому продолжить беседу:

– Извините, что я вновь заставляю вас вспоминать все это, но дело в том, что, возможно, именно с гибелью вашей дочери связано исчезновение другой девушки, из России. Может быть, вы ее видели – она жила у Лорен.

Старик снова кивнул:

– Видел. Она очень похожа на Шарлотту.

Снова пауза. Поистине, из этого человека слова приходилось буквально вытягивать клещами. Я вытер пот со лба и подумал, что еще немного, и меня вынесут отсюда с диагнозом «удушье».

– А какой была Шарлотта? – возможно, чересчур раздраженно спросил я. – Кроме того, что она была рыжей, увлекалась оккультизмом, дружила с инфантильным юношей и плавала как рыба, я ничего о ней не знаю, и поэтому в голове у меня гудит целый рой вопросов. Например, о чем вы беседовали с ней, когда она приходила сюда. Ведь, извините, вы для нее были настоящим стариком, да и блестящим собеседником я бы вас не назвал.

Поверьте мне на слово, его совершенно не разозлила моя ядовитая тирада и последнее замечание. Он так же ясно улыбался и смотрел на меня с сочувствием и, пожалуй, даже с ноткой жалости.

– Она была очень похожа на мать, – ответил он – естественно, не сразу, но выждав положенную паузу. – Когда мы встретились, Лорен была такой же: рыжеволосая молчунья, серьезная и неразговорчивая. Она пришла ко мне удалить зуб. Держалась очень мужественно.

Жосье усмехнулся и пальцем провел по подбородку.

– Могу поспорить, что мой адрес вы узнали не от Лорен, – увидев выражение моего лица, он удовлетворенно кивнул. – Все это время она демонстративно отказывается говорить со мной, даже просто замечать. Меня для нее не существует, я – пустое место. А ведь когда-то она сама пришла ко мне с пустячной жалобой – якобы у нее болит десна после удаления зуба. Был конец рабочего дня, прекрасная погода. Я успокоил женщину, выписав на всякий случай антисептик, а она неожиданно пригласила меня поужинать в ресторанчике по соседству. Разумеется, я был изумлен. Но мои жена с дочерью находились в Лозанне у тетки, а глаза этой женщины с огненными волосами словно молили о помощи. Мне даже показалось, что если вот сейчас я откажусь от этого вполне невинного приглашения, она расплачется. Одинокая женщина за тридцать, которой не с кем перекинуться словом… В симпатичном ресторанчике мы с ней прекрасно поужинали, выпили вина. Затем Лорен пригласила меня к себе – она остановилась в небольшой гостинице у вокзала…

Похоже, я ошибался, отказывая старику Жосье в статусе блестящего собеседника. Возможно, диалог у нас с ним вышел вялым, зато в монологе он был силен: я разом забыл про духоту и отвратительный запах, как наяву, представляя себе то жаркое лето и шум женевских улиц, когда молодая Лорен атаковала добродетель женевского дантиста. Жосье заметил мой интерес и удовлетворенно улыбнулся.

– В тот вечер мы засиделись допоздна. Все шутили, говорили о жизни, о людях, о своем отношении к различным событиям. Интересно, но даже от вина Лорен совершенно не потеряла голову – ничего не рассказывала о себе, больше расспрашивала о моей семье. У нее в голове был трезвый и четкий план. Вы, наверное, сами догадываетесь, чем все это завершилось.

Старик усмехнулся, бросив на меня лукавый взгляд, почесав затылок.

– Между прочим, все едва не сорвалось, поскольку Лорен оказалась девственницей, – он смотрел на меня чистыми детскими глазами. – Меня словно ушатом холодной воды окатили! Я уже стал извиняться, пытался уйти, но эта женщина буквально заставила меня довести все до конца. Она так и сказала: «Мне нужен здоровый, красивый ребенок, и вы идеально подходите на роль его отца. Кроме того, вы – семейный человек и, значит, не станете претендовать на отцовство, когда ребенок родится. Малыш будет только моим». Теперь вы видите, какую шутку сыграла жизнь. В один миг я потерял своих близких, и произошло то, от чего Лорен, казалось бы, себя оградила: я стал претендовать на отцовство. Одна моя дочь погибла, но я знал, что есть другая. Я бросил все и приехал в Версуа.

Он выдал эту историю просто, как пирожное к кофе. Я сидел, ошалевший от жары и рассказа. В голове у меня мелькнула мысль, что отныне я не смогу смотреть в глаза Лорен – перед моим внутренним взором каждый раз будет представать сцена, в которой она умоляет малознакомого мужчину лишить ее девственности и оплодотворить как положено. О, господи, да если бы одного раза для планового зачатия оказалось мало, Лорен явилась бы к нему снова!

Жосье с улыбкой смотрел на меня.

– Могу я предложить вам кофе?

– Если не сложно.

– Пустяки.

Разумеется, в этой квартирке было жарко и душно, но, с другой стороны, в горле пересохло, а просить у бедного старика пива или чего-то в том же роде казалось мне неприличным. Кроме того, я надеялся, что аромат кофе хоть немного перебьет другие малоприятные запахи.

Мы переместились на узкую кухоньку, единственное окно которой, наполовину закрытое от солнца внешними жалюзи, выходило прямо на дом Лорен, которая как раз наводила блеск на веранде.

– Очень энергичная женщина, – отследив мой взгляд, прокомментировал Жосье, одновременно засыпая кофе в допотопный медный кофейник.

В его голосе прозвучала явная неприязнь. Он поставил кофейник на плиту, устроившись тут же на высоком табурете, который, очевидно, выбросили по старости из какого-нибудь пляжного бара. Мне было любезно предложено продавленное низкое кресло в самом углу, у двери.

– Шарлотта знала, что вы ее отец? – задал я вопрос.

Жосье утвердительно кивнул:

– Знала. Умная девочка. Мы познакомились случайно, хотя я долго продумывал всевозможные варианты, ведь Лорен и на порог меня не пускала. И вот как-то я шел из магазина с полной сумкой продуктов и так задумался, что не заметил Шарлотту, вывернувшую из-за угла дома на роликах. Она не успела сманеврировать и налетела на меня. Сумка упала, из нее выкатились яблоки, пачка кофе, сласти и коробка мороженой пиццы с тунцом. Девочка тут же принялась собирать все и складывать в сумку и, взяв в руки коробку с пиццей, воскликнула: «Вы тоже любите пиццу с тунцом! Это так вкусно, но, к сожалению, моя мама не признает полуфабрикатов и вообще не любит итальянскую кухню». Это была судьба! Я воспользовался счастливым случаем и, притворившись, что сильно расшиб ногу и один не дойду до дома, попросил Шарлотту проводить меня, а затем пригласил к себе на пиццу. В тот день мы замечательно посидели – ели пиццу с тунцом и я рассказывал о смешных случаях и пациентах из своей практики.

Кофе был готов, и Жосье разлил его в две разнокалиберные чашки; мне досталась большая, синяя с золотом, от какого-то сервиза. Мы вновь вернулись в комнату, где было не так душно, как на кухне, из-за открытой двери балкончика, выходившего, как я уже отмечал, на владения Монтесье. К счастью, теперь мой собеседник, с головой окунувшись в воспоминания, не нуждался в вопросах и понуканиях – он просто фонтанировал.

– После вечера с пиццей Шарлотта долго не приходила. Конечно, мы встречались на улице, городок-то небольшой, но каждый раз она только говорила «Здравствуйте!» и торопливо проходила мимо. Я понимал, что мать отругала ее за визит ко мне. Можно представить, что она наговорила: «Девушке в твоем возрасте неприлично ходить в дом к незнакомым мужчинам, тем более к таким подозрительным типам…» Словом, этого следовало ожидать, и я был готов ждать нового случая. Но случай не понадобился. Однажды Шарлотта сама пришла ко мне.

Жосье настолько разволновался от собственных воспоминаний, что поставил чашку кофе на подоконник, сделал нервный круг по комнате и остановился у балкона, с блуждающей улыбкой глядя куда-то в небо.

– Было воскресное утро. Я открыл дверь, увидел ее и вдруг почувствовал, что голова закружилась от счастья. «Добрый день, могу я войти?» – «Конечно!» Она прошла в эту комнату, остановилась вот тут, перед балконом, и неожиданно спросила: «Наверное, отсюда ты следишь за мной, когда я прихожу к Шарлю». Она обратилась ко мне на «ты», представляете? Я онемел. Это могло означать только одно. «Ведь ты – мой отец?» – прямо спросила она и так посмотрела, что я не смог бы солгать. Я спросил, неужели Лорен ей обо всем рассказала. Шарлотта покачала головой: «Нет, я сама догадалась. Когда в прошлый раз я рассказала маме про тебя, как мы познакомились и ели пиццу, она чуть с ума не сошла от злости, наговорила столько колкостей. Мне кажется, невозможно так злиться на совершенно постороннего человека. И потом, она ревновала, я это почувствовала по голосу. Тогда я вспомнила, что она говорила раньше о моем якобы умершем отце: врач из Берна. По-моему, все ясно». Представляете? Шестнадцатилетняя девочка все поняла, ей не потребовались наши объяснения.

В его глазах заблестели слезы. Никаких сомнений: старик, однажды потерявший близких, был без ума от дочери, которая так же безжалостно ушла из жизни. Надо же было именно Жосье обнаружить ее труп!

Он словно прочитал мои мысли и на мгновенье прикрыл глаза с болезненной полуулыбкой на лице.

– Почему именно я должен был обнаружить ее труп в ледяной воде озера? – Его голос задрожал. – Вы не представляете, что я пережил тогда. Только представьте: рано утром, как обычно, пришел на пирс, чтобы навести порядок на яхте клиента. Эта яхта была пришвартована на самом конце пирса. Я ходил по палубе, собирая мусор, и вдруг замер на месте: в воде, у самого борта, белел абрис человеческой фигуры – лицо, раскинутые руки… Внезапно я почувствовал головокружение, но заставил себя подойти к самому краю. Это было она, моя маленькая Шарлотта! Ее рыжие волос ореолом расплылись вокруг белого лица, на котором застыла немного усталая полуулыбка. Вы знаете, такие улыбки бывают у странников, когда они возвращаются после долгого пути.

Я невольно вздрогнул: старик Жосье, сам того не ведая, едва ли не слово в слово процитировал один из снов Шарлотты.

Я допил свой кофе и задал вопрос, чтобы разрядить обстановку:

– А вы действительно наблюдали отсюда за Шарлоттой и Шарлем?

Жосье уже взял себя в руки:

– Отсюда мало что можно увидеть, взгляните сами – дом и его территорию закрывают деревья. Но я не раз наблюдал, как ночью Шарль встречал у ворот Шарлотту, а рано утром она возвращалась к себе. Боюсь, Лорен ничего об этом не знала.

Он лукаво усмехнулся. Я подумал, что на первый раз с меня достаточно. Нужно переварить всю эту информацию. Возможно, она окажется совершенно бесполезной, но ведь трудно разобраться в истории, если осязаемо не представляешь себе всех ее участников с их характерами, судьбами, интересными привычками и всевозможными странностями. После рассказа старика Жосье я гораздо лучше представлял себе Лорен, Шарлотту и атмосферу их дома, полного снов. Правда, еще одна деталь требовала дополнения.

– Кстати, скажите мне: Шарлотта любила петь?

Жосье резко вскинул голову и, сощурившись, посмотрел на меня.

– Вы спрашиваете из-за той глупой надписи на могиле?

Его взгляд уже не казался чистым и детским. Он нахмурился, вдруг заложил руки за спину и вышел на балкон. Я из вежливости последовал за ним, хотя двоим на этом крошечном выступе, где к тому же стояло старое продавленное кресло, было довольно тесно и неуютно.

– Единственный раз Шарлотта пела в моем присутствии вот здесь, сидя в этом самом кресле. Это был день моего рождения, поэтому я запомнил, – последовала короткая пауза. – Через три дня ее не стало.

Мы снова вернулись в комнату. Атмосфера неуловимо изменилась: мрачный старик стоял передо мной, с очевидным нетерпением ожидая, когда же наконец я уйду. И представить было невозможно, что всего лишь несколько минут назад он сообщал мне подробности своего знакомства с Лорен.

– Еще вопросы? – отрывисто бросил Жосье, не глядя на меня.

Духота комнаты довела меня до полуобморочного состояния, а выпитая чашка кофе выходила крупными каплями пота на лбу. И все же я мужественно задал последний, интересующий меня в данный момент вопрос:

– И какую же песню она пела?

Жосье почти раздраженно передернул плечами:

– Нечто мистическое собственного сочинения – о тайнах, сокрытых в земле и известных на небесах. Вы же в курсе ее увлечения магией?

Я с облегчением попрощался и пулей вылетел из этого дома, на мгновенье приостановившись лишь на лестничной площадке. Через огромное стеклянное окно, как на ладони, открывалась панорама всего кладбища, находящегося прямо перед домом, за каменной оградой. Когда-то старик Жосье поселился здесь в надежде наблюдать за дочерью, проживавшей в доме, видном из окон. Теперь, каждый раз выходя из своей квартиры, он мог видеть ее последний приют. Вот это, наверное, можно назвать невыносимою легкостью бытия.