Глава 8. Выпьем за свободу!
Я очнулся вечером. За окном было еще довольно светло, но в комнате сгущались сумерки. Несколько секунд пролежав без движения, я наконец открыл глаза и повернул голову — рядом со мной белела лишь смятая подушка. Я задумался: то был сон или реальность? Прекраснейшая возлюбленная Мари шептала мне очаровательные глупости. Где же она теперь?
Я решительно поднялся, потянулся и, отчаянно зевнув, что есть силы тряхнул головой. Почти тут же до меня через окно донесся веселый женский смех с террасы и задорный лай Билли.
«Очаровательный Билли! Дай лапу, друг мой! Давай поздороваемся!» — это прозвучал голос Мари, заставив меня успокоиться и улыбнуться.
Стало быть, пока я от избытка эмоций находился в отключке, она привела себя в порядок, спустилась и к настоящему моменту успела подружиться с Лулу и Билли. Пора было и мне спускаться вниз.
— О, привет, Ален! Я так тебе благодарна за Билли — если бы ты мне его не привез, даже не представляю, что бы я делала!
Мое появление вызвало радостную реакцию Лулу — она сидела в кресле на террасе напротив Мари, а между ними, восторженно виляя хвостом, носился Билли, пытаясь выхватить из рук девиц мячик, который они со смехом перекидывали друг другу.
Я первым делом многозначительно улыбнулся Мари, после чего кивнул Лулу, дружески ей подмигнув.
— Я рад, что ты довольна, Лулу. Признаться, я и сам люблю собак, но у меня просто нет на них времени. А тебе — в самый раз!
— Точно! — восторженно рассмеялась Лулу. — Милый Жюль почти весь день на работе, а я с ума схожу, ожидая его возвращения. Но вот теперь я буду не одна! Правда, мой дорогой Билли? Дай лапу! Смотри, Мари, он понимает по-французски! Быть может, его бабушка или дедушка из французов?
Обе красавицы весело расхохотались, а я в очередной раз залюбовался Мари. Все-таки удивительно, как меняет человека радость! Еще вчера от девушки буквально веяло тоской и печалью, так что хотелось защитить ее неведомо от чего; и вот — она смеется, и все мгновенно расцвечивается самыми радужными красками.
Мари перевела на меня взгляд своих волшебных серебристо-серых глаз, улыбнувшись особенной, нежной и чуть таинственной улыбкой.
— Представь себе, Ален: мы с Лулу давно знакомы! Вместе работали в рекламном агентстве «Мадлен». Правда, мы не были подругами, но всегда относились друг к другу с симпатией!
— Точно! — энергично кивнула Лулу, развернувшись ко мне. — Мари была одной из немногих, кто не сплетничал и не интриговал. А уж когда началась та дурацкая афера со шкатулкой Мими…
— Приветствую прекрасных дам!
Она не успела договорить — на террасе появился Старый Лис. Обаятельно всем улыбнувшись, он чмокнул Лулу в щечку, погладил Билли и вполне миролюбиво поинтересовался, как мы с Мари провели день.
— Замечательно, — улыбнулся я, в знак благодарности чуть поклонившись отцу. — Завтра, обещаю, мы, как и положено, выйдем на работу.
В ответ отец лишь многозначительно хмыкнул и, извинившись, отправился переодеваться. Мы еще немного поболтали с Лулу, дружески потрепали по загривку Билли и поднялись в мою комнату, на всякий пожарный прихватив с собой бутылочку шампанского.
Едва мы вошли в комнату, как Мари устало повалилась на мою разобранную широченную кровать под окном.
— Ты не представляешь, что я сейчас чувствую, — чуть хрипловатым от усталости голосом произнесла она, с легкой улыбкой наблюдая, как я, скинув рубаху, разливаю шампанское по бокалам.
— И что же ты сейчас чувствуешь? — протянув Мари бокал, я уселся напротив, чокнувшись с ней и отпив из своего освежающий глоток.
— Радость! — Мари в свою очередь отпила и улыбнулась мне улыбкой ангела. — И одновременно — страх.
— И чего же ты боишься?
— Ты даже не удивился, что я чего-то или кого-то боюсь?
Я лишь пожал плечами.
— Как правило, все мы чего-то или кого-то если не боимся, то опасаемся. А ты показалась мне невероятно усталой и несчастной еще вчера в самолете. Признаться, это выглядело немного странно: такая юная, красивая — и такая грустная! А вот сегодня я просто любовался тобой: ты смеялась весь день — не представляешь, как тебе к лицу радость! Так что можешь смело выкладывать мне все свои беды-печали. Не бойся, я — с тобой!
Она глубоко вздохнула.
— И выложу! Я… Я боюсь остаться одна, — словно соглашаясь сама с собой, она кивнула. — Как моя бабушка, у которой муж умер рано. Как моя мама, которая тоже почти сразу осталась одна, прячась от одиночества в полусветских тусовках, в пьянстве. Понимаешь, весь наш род по женской линии будто проклят: мужчины, исполнив свою миссию — зародив в женском чреве свое будущее дитя, — тут же оставляют этот бренный мир. И бабушка, и мама всю жизнь несли свой крест одиночества. А вот я — я боюсь! Я не хочу быть одна. Лучше смерть, чем одиночество.
Признаться, я невольно вздрогнул: помнится, кто-то сегодня уже повторял это слово — смерть… Аиша! Ну, как же, именно она остерегала меня от легкомысленных поступков. Я вздохнул и по новой разлил шампанское.
— Совершенно напрасно боишься. Мари, ты красивая девушка, утонченная, интеллигентная. Наверняка, когда ты идешь по улице, все мужчины оборачиваются тебе вслед, — тут я приподнял левую бровь. — К тому же ведь ты сама говорила мне, что у тебя есть парень…
Мари, рассеянно улыбавшаяся, при последних словах еле заметно вздрогнула, и в ней вдруг что-то неуловимо изменилось.
— Есть, — она сдержанно кивнула и посмотрела на меня серыми, в один момент словно свинцом налившимися глазами. — Замечательный парень. И у нас все было очень даже неплохо. А потом… Потом что-то началось. Что-то не наше, чужое. И вот тогда мне стало страшно. Знаешь, это так ужасно, когда вдруг становится ясно: мы совершенно чужие. И я подумала: что, если так будет каждый раз? Знакомишься с человеком, влюбляешься, ощущаешь счастье… И внезапно все уходит. Ты смотришь на человека, который только что был родным, и удивляешься: это — незнакомец, чужой и холодный.
Признаться, под конец ее монолога я слегка приуныл. В самом деле, что касается нашей истории, то все было легко, красиво и вдохновенно, с каштанами и шарманкой. И зачем Мари все испортила этим жутковатым завершением под шампанское: тоска одиночества, страх и все в том же роде!
— Знаешь, при желании можно припомнить миллион великолепных цитат про одиночество, — я приподнял свой бокал и взглянул сквозь пузырящееся золото напитка на задумчивое лицо Мари. — Все великие личности были одиночками. Дело в том, что, наверное, каждый человек по своей натуре одиночка. Штучный товар. Если я сам порой себя не понимаю, как меня может понять кто-то еще? Нужно просто жить и уметь видеть радость вокруг.
И вновь в Мари произошло неуловимое изменение — словно исчезла одна из красок в радуге. Она чуть презрительно усмехнулась:
— Ну, конечно. Только я — не великая личность, я — обычная девушка и хочу встретить не просто хорошего любовника, но сердечного друга. Понимаешь?
— Более-менее, — покачал я головой и с ободряющей улыбкой приподнял свой бокал. — Выпьем же за это!
— Выпьем!
Она махом опорожнила свой бокал и облизала мгновенно вспыхнувшие алым цветом губы.
— Все понятно, ты даже не хочешь попытаться меня понять — очень уж это неинтересно! Гораздо интереснее поваляться в постели и потом просто красиво распрощаться с самыми приятными воспоминаниями.
Как хотите, но после всей романтики дня эти слова меня покоробили, невольно заразив долей раздражения.
— Разумеется, ты бы предпочла, чтобы я распахнул тебе свои объятья: приди, дочь моя, исповедуйся, я выслушаю тебя от начала и до конца, а потом всплакнем на пару! Так, что ли? Нет уж, извини, дорогая Мари, — очевидно, ты перепутала меня с кюре.
Наверное, прозвучало все это чересчур холодно и насмешливо. Несколько секунд в комнате стояла звенящая тишина; когда я наконец осознав собственную грубость, уже готов был бухнуться перед красавицей на колени и просить прощения, Мари вдруг неожиданно рассмеялась — довольно легко и беспечно — и разлила по нашим бокалам шампанское.
— Стало быть, насколько я поняла, после всей нашей сегодняшней любви ты мне не сделаешь предложения руки и сердца. — Она даже подмигнула, дерзко улыбаясь мне, поднимая свой бокал. — Да и бог с тобой — представь себе, я еще тоже толком не нагулялась. Кроме того, вполне возможно, что мы с моим любимым все-таки помиримся, и он покается передо мной во всех своих грехах. Никто не знает, что будет завтра. А пока — будем пить за свободу!
Клянусь — она мне озорно подмигнула! От столь резких поворотов дамского настроения я язык проглотил, но послушно поднял свой бокал:
— За свободу!
— За свободу, дорогой!
Звон бокалов, допитое шампанское, и вслед за тем Мари, словно решив уморить парня своей дивной непредсказуемостью, вдруг накинулась на меня, головокружительно прильнув пульсирующим телом, с первым же прикосновением губ едва не заглотив всего с потрохами.
Разумеется, я тут же позабыл все свои ехидные комментарии и скорбные мысли о холостяцкой свободе — я любил и был любим, значит, в тот момент ощущал себя абсолютно счастливым. Все закружилось в дивном вальсе и сумасшедшем танго, завершившись очередным провалом в пропасть счастливых сновидений.
— Кстати, та афера с вашей славной Лулу…
Уже наполовину во сне, я еще слышал реплику Мари и даже пытался поддержать диалог.
— Наша славная Лулу…
— Так вот, та афера…
К этому моменту я уже сладко спал.