Глава 28. Дело к ночи…
Мы сидели за столиком перед уже пустыми чашками кофе: солнце пригревало, мимо по тротуару проходили тетушки с сумками, полными покупок. Я разглядывал раскрасневшееся лицо Люсиль — все возможное из нее я уже выудил, оставалось лишь уточнить еще пару-тройку обстоятельств.
— Послушайте, Люсиль, рассказанная вами история — настоящий детектив! И ваша Мими, и ее дружок-бандит…
Она торопливо закивала:
— Дружок Мими с тех пор в бегах — сразу поспешил смыться, ведь, как выяснилось, он участвовал в том знаменитом ограблении! Мими до сих пор за это на меня дуется.
Я деликатно перебил ее:
— Люсиль, мне тут неожиданно пришло на ум… Ведь одна моя знакомая тоже работала в вашем агентстве! Правда, она не так давно уволилась… Ее звали Мари Петрофф…
Лицо умницы не изменилось — я мог бы поспорить на что угодно: она и понятия не имела о страшной смерти Мари.
— Мари? Ну, конечно, та русская… Не обижайтесь, но ваша знакомая во многом под стать Лулу, только Лулу была болтушка-дурочка, а Мари — молчунья. Между прочим, они и общались между собой как добрые подруги и уволились, кстати, друг за дружкой.
К этому моменту Люсиль, скорей всего, начисто забыла, по какому поводу мы пьем с ней кофе — как прирожденная сплетница, она вся, с головой, ушла в обсуждение глупых красавиц и собственной аферы с кражей. В следующие пятнадцать-двадцать минут я узнал, что молчунья Мари встречалась с «толстым русским», что шкатулку и перстень она рассматривала со стороны, не прикоснувшись и пальчиком, и что ее допрос полицией оказался самым коротким — великая молчунья Мари Петрофф!
В конце концов я притомился от всех сплетен агентства и готов был закрыть уши обеими руками. Пора было уносить ноги. Я уже собирался было соврать что-нибудь по вдохновению, дабы прилично распрощаться, но тут раздался звонок моего мобильника — как спасательный круг, кинутый мне кем-то невидимым. Я извинился перед Люсиль и поспешно гаркнул:
— Да, слушаю вас, господин редактор!
Звонил отец, которого, без сомнений, слегка шокировало подобное обращение, и он сварливо поинтересовался, что там со мной происходит на этот раз, но я бойко перебил его очередной бравой репликой:
— Вас понял, выезжаю!
И тут же развернулся к чуток нахмурившейся Люсиль.
— Милая мадам Бонье, вы не представляете, как интересно с вами беседовать — пусть мы с вами и не дискутировали по поводу Сенеки, а все-таки слушать вас было сплошное удовольствие! Разумеется, нашу беседу необходимо продолжить, но сейчас я должен вас покинуть. Дело в том, что меня срочно вызывает редактор. Если возможно, давайте договоримся о продолжении нашей встречи-интервью на завтра. Я подойду примерно в это же время. Хорошо?
Бедняжке Люсиль только и оставалось, что согласно кивнуть. Я подозвал официанта, расплатился, и мы с Люсиль распрощались наилучшими друзьями, одинаково презирающими всех длинноногих красоток мира.
Пройдя несколько шагов, я оглянулся: закусив удила, Люсиль тут же кинулась к ближайшему мясному магазинчику. Можно было побиться об заклад: через пять минут все окрестности будут в курсе, что новый элитный журнал «Весь Париж» начал серию интервью с умницей Люсиль Бонье, всего в жизни добившейся собственным умом. Завтра, скорей всего, моего появления будет ожидать вся улица… Прости меня, Господи!
Вернувшись к своей машине, я перезвонил отцу и в спокойной обстановке пояснил причину своих не совсем обычных ответов на его последний звонок. После этого я в свою очередь выслушал радостный отчет абсолютно счастливого на данный момент Старого Лиса.
Как выяснилось, мой славный «старпер», влюбленный в юную красавицу Лулу, в очередной раз навестил подругу в клинике, выслушал оптимистический отчет медиков и вернулся домой, где в настоящий момент, опередив меня и воспользовавшись дивной погодой, в самом благом расположении духа готовит мясо на террасе, еще он любезно поинтересовался, чего бы я желал на десерт. Я скромно сообщил, что меня устроит абсолютно все, чем угостит меня отец, вкусу которого я полностью доверяю.
Дав отбой, я взглянул на часы и решил, что итоги своего «допроса» девицы Бонье сообщу комиссару завтра, а вот в клинику «Бастет» на всякий пожарный стоит заскочить по дороге — сделать повторную попытку без предупреждения застать там доктора Буасье. Ясно и понятно, что у меня назначена с ним встреча на завтра, в четко определенное время, но застать человека врасплох совсем не то, что встретиться с ним в заранее оговоренное время — особенно, если этот доктор хоть каким-то боком замешан в нечистом дельце.
Благо, что все точки моих сегодняшних визитов находились в одном районе, я буквально через несколько минут подъехал к клинике, словно ласточка, влетел в нее и еще быстрее вылетел: уже знакомая девица у стойки регистрации с ноткой назидания в голосе сообщила мне, что доктор Буасье непременно появится, но не раньше, чем завтра к 10.00 — к назначенному времени. Вот теперь можно было с легким сердцем и чистой совестью возвращаться домой.
Я подъехал к дому уже в сумерках и застал отца за столиком на террасе в мягком голубоватом свете фонаря. Отец, не дожидаясь меня, успел поужинать и теперь с сигарой мирно потягивал свой джин, только что открыв новую бутыль. При моем появлении он чрезвычайно оживился и стал кормить меня ужином, при этом восторженно рассказывая об очаровательных улыбках еще слабой Лулу, о ее словах и тихом смехе.
Сами понимаете, мне невольно вспоминались прямо противоположные отзывы о речи, улыбках и общих манерах Лулу из уст сегодняшней моей знакомой Люсиль. Само собой во время особенно восторженных пассажей отца я еле сдерживал ехидные улыбки.
Чем дальше — тем круче: отец забыл меру в питии, так что доедал я ужин под непрерывный плеск джина и его слезливо-ностальгические воспоминания о знакомстве с Лулу в фотостудии на Елисейских Полях, ее первых словах приветствия и о походке, мгновенно вскружившей Старому Лису голову. Я покорно кивал и улыбался, хотя, готов биться об заклад, отец уже давно ничего вокруг себя не замечал — он, прищурившись, смотрел куда-то в наливающееся темной синью небо, в отсвет фонаря, вокруг которого кружили беспечные мошки. Ясное дело, я служил ему лишь в качестве статиста.
Полностью излив родному сыну свои чувства и душевные страдания, Старый Лис ближе к полуночи наконец поднялся, прощально кивнул, потрепал меня по плечу и, слегка покачиваясь, направился в дом.
