Глава 11
Соня Габина была умная, а Женя Ракитина — дура. Об этом знали все ребята и девчонки в классе, потому что у Соньки можно было списать по любому предмету, а Женька даже учебники не всегда приносила с собой. На вопрос учительницы: «Ракитина, ты почему сегодня опять не подготовилась?!» — Женька могла ответить все что угодно, очень забавляя одноклассников.
— У меня корова заболела.
— Учебники из окна улетели.
— Папу срочно вызвали в командировку, и он все мои тетради с собой увез, чтобы президенту Франции показать. Ну чего вы смеетесь, правда!
Учительница сердилась, мальчишки хохотали, Женя Ракитина оставалась с очередной двойкой.
Из класса в класс она перебиралась с большим трудом. Время от времени она удивляла учителей: вдруг махала отчаянно рукой со своей задней парты, желая ответить на какой-нибудь вопрос. И действительно отвечала — свободно, хорошо, победительно оглядывая класс. В журнале появлялась четверка, Женя некоторое время ходила гордая, а потом все возвращалось к прежнему положению.
— Ракитина, почему погодную карту не нарисовала?
— Валентина Игоревна, у нас в квартире был вихрь, он все чернила из ручек высосал. А за что вы мне двойку ставите?…
Так продолжалось до тех пор, пока ее не взяла под свою опеку Соня Габина. Произошло это почти случайно: на химии училка посадила их рядом, поскольку Сонина приятельница Вика Любимова заболела, и Соня внезапно обнаружила, что дура Ракитина вовсе не такая дура, как кажется. Весь урок она весело и зло комментировала манеры девчонок, выходивших отвечать к доске, и Соня только зажимала рот рукой от смеха, чтобы не выгнала из класса свирепая химичка. На перемене она хотела было поболтать с Женькой, но ту словно подменили: взгляд потух, Женя стала какая-то заторможенная и скучная. Потом Соня заметила, что с Женькой так всегда: до двенадцати часов она живая, веселая, а вот после полудня становится странной и начинает нести чепуху.
На следующем уроке была контрольная по русскому, и Соня дала Женьке списать изложение, которое та в жизни бы сама не написала. И не просто дала списать, а помогла по-хорошему, чтобы училка не догадалась, что Ракитина списывала. Благодарная Женька ходила за Соней хвостом до конца уроков. На следующий день она опять села рядом с Соней, а троечницу Вику Любимову, пытавшуюся занять законное место, не пустила.
Любимова, белобрысая дылда, глуповатая и наглая, обозлилась, но обозлилась не на Ракитину, а на предательницу Габину. На перемене она подошла к маленькой Соне и, глядя на нее сверху, процедила:
— Ты что, Сонечка, в перебежчицы записалась? Сегодня с одной, завтра с другой? Ну и пожалуйста, мне не очень-то и жалко.
Когда прозвенел звонок на урок, она пошла в класс и, проходя мимо Сони, больно толкнула ее в плечо. Соня охнула, схватилась за плечо, быстро-быстро замигала и сквозь набежавшие слезы увидела неизвестно откуда появившийся вихрь. У вихря были черная голова и голос Женьки Ракитиной.
— На, получи, получи! — кричала Женька, отбрасывая здоровенную Любимову к стене и колошматя ее по животу.
Та, растерявшись, даже не пыталась сопротивляться.
— Будешь еще Соньку обижать? Будешь? — яростно бросалась на нее Женька, шипя и скаля зубы. — Горло тебе перегрызу, курва!
Появление учительницы заставило перетрусившую Вику кинуться под ее защиту и наябедничать, но географичка отнеслась к жалобам насмешливо:
— Любимова, что ты мне сказки рассказываешь? Ракитина тебе до пупка еле достает, а ты говоришь — дерется.
— Ну Валентина Игоревна…
— Все, идите в класс и доставайте тетради. Вот дам сейчас контрольную на два урока — быстро забудете про ваши драки!
Выходку Женьки запомнили все, и больше никто не претендовал на место рядом с Соней. Вот еще, с полоумной связываться!
Соня быстро узнала, что на Женьку иногда «находит». Тогда она становится цепкой, злобной, способной прийти в ярость из-за любой ерунды. Мальчишки во дворе избегали связываться с ней, даже те, кто был старше, — видимо, имели опыт стычек с Ракитиной. Однажды в магазине Соня наблюдала, как Женька обозлилась на продавщицу, будто бы неровно разрезавшую батон пополам. На самом деле батон был разрезан ровно на две половинки, но переубедить Женьку Соня не смогла даже потом. А тогда, в магазине, Женька перегнулась через прилавок, схватила тяжеленную доску, на которой резали хлеб, и, размахнувшись, постаралась стукнуть изумленной тетке по пальцам. Правда, ее попытка успехом не увенчалась, но Соня навсегда запомнила, как она в панике удирала из магазина, утаскивая за собой орущую что-то Женьку. Вслед им кричали продавщицы, хлопали двери, но они удрали далеко и спрятались за мусорными ящиками во дворе дома. Больше Соня не ходила в тот магазин, бегала за продуктами в универсам на соседней улице.
Как-то раз Женька привела ее к себе домой, и Соня была поражена, увидев большую, богато обставленную квартиру. Женька поставила какую-то кассету, и они полтора часа смотрели американские мультфильмы — яркие, красочные, завораживающие. До этой поры Соня не видела американских мультфильмов, и видеомагнитофонов тоже не видела, поэтому у Женьки ей очень понравилось. Может быть, не пригласи ее тогда Ракитина в гости, Сонька плюнула бы на их дружбу, и осталась бы дура Женька опять в одиночестве. А так они продолжали дружить, и в школу ходили вместе, и задания делали у Соньки в квартире, так что Женька стала учиться куда лучше, чем раньше. Пару раз, зайдя за подругой с утра, Соня видела, как та перед выходом торопливо глотает какие-то таблетки, и догадалась, что Женькина живость в первой половине дня связана именно с таблетками. Но спрашивать не решилась — кто знает, как может отреагировать Ракитина…
Женькиного папу — высокого, худого, тоже черноволосого — Соня встретила, выходя из их квартиры после очередного просмотра мультфильмов. Наткнувшись на него, она страшно перепугалась, потому что считала их развлечения запретными. К ее большому удивлению, Ракитин-старший не только не стал ругаться, но и отнесся к Соне внимательно и с уважением, пригласив заходить почаще. В один из ее следующих визитов он отвел Соню в сторону, помолчал пару секунд и веско проговорил:
— Хорошо, что ты с Женькой дружишь. Она у меня странная, сама знаешь. Ты уж не бросай ее, ладно?
И, положив в Сонину ладонь что-то бумажное, шуршащее, ушел в другую комнату. Соня повертела в руках купюру, посмотрела в сторону двери, за которой скрылся Женькин отец, потом туда, где в комнате радостно визжала перед видеомагнитофоном Женька, и кивнула самой себе. Пожалуй, ссориться с Ракитиной не стоило.
С тех пор примерно раз в месяц она получала деньги от Женькиного отца. Суммы не были большими, но для Сони, которой родители подкидывали только мелкие карманные деньги на мороженое, они казались очень значительными. На них можно было купить помаду, или пудру, как у матери, или даже солнечные очки. Свои покупки Соня старательно припрятывала в домашний тайник, куда родители не заглядывали, а часть денег откладывала, чтобы потом купить что-нибудь по-настоящему большое и взрослое — например, мохеровое платье-свитер. Нужно было только придумать хорошую отмазку для родителей.
Для нее осталось неизвестным, знала сама Женька о деньгах, которые дает отец ее подруге, или нет, но если и знала, то никак этого не показывала. Впрочем, по Женьке никогда нельзя было понять, о чем она думает. В классе по-прежнему считали Ракитину дурой. Только Соня знала, что это не так, но своим знанием благоразумно ни с кем не делилась.
* * *
Вверх-вниз, вверх-вниз! С тугим хлопком оранжевый мяч падал в руки очередного играющего, и тот, подпрыгнув и изогнувшись, посылал его через сетку. Даша сидела неподалеку от площадки и следила за игрой. Вообще-то она была совершенно равнодушна к любому виду спорта, кроме фигурного катания, но сейчас играл Максим, поэтому ей было интересно. Хлоп! Гулко ударив по апельсиновому боку, Сонечка послала мяч почти в дальний угол площадки. Его не отбили, и Максим, повернувшись к ней, что-то с улыбкой произнес. Та рассмеялась, пожала плечами и перешла на другое место. Как она хорошо играет, с завистью подумала Даша, получавшая пятерку на физкультуре только за прыжки в высоту…
От Дашиных попыток метать маленький тряпичный мячик тренер морщился и кричал на весь зал: «Соложенцева, хватит мучить мишень, подойди на десять шагов и попади хотя бы в стену!» Она краснела, ужасно смущалась, но тренер был мужиком не злым и по итогам четверти стабильно ставил ей четверку, хотя единственное, на что она тянула, — это на твердый трояк. Но она так красиво, так неожиданно легко взлетала над планкой, что он был готов простить ей и несчастные мячики, летевшие куда ни попадя, и то, что, бегая на лыжах по маленькому парку недалеко от их школы, Даша единственная умудрилась сломать казенную лыжу, упав в сугроб и зацепившись за корявое дерево. Когда она с несчастным видом протянула ему треснувшую лыжу, ожидая, что физрук сейчас покроет ее ужасной руганью, которую она как-то услышала во время его ссоры с завхозом, он помолчал немного и неожиданно спросил: «Сама-то живая?» И, дождавшись ее кивка, мягко сказал: «Ты иди давай, ваши все в раздевалке давно. „Четыре“ тебе сегодня. В пятницу в высоту будем прыгать, давай не пропускай». Даша, уверенная, что сейчас ее отведут к завучу, а потом еще и вызовут маму с требованием заплатить за лыжи, взглянула на него с таким счастьем в глазах и так быстро, радостно, освобожденно побежала к школе, что он выматерился, не сдержавшись, от мысли о затюканных школой ребятишках, пугающихся любой ерунды. Но зато в пятницу она взлетала над планкой не положенных два раза, а целых пять, отталкиваясь от мата и становясь невесомой на какое-то счастливое мгновение. А приземляясь четко и скоординированно, слышала одобрительный голос тренера: «Отлично, отлично, умница!»
— Отлично, Макс, давай! — ворвался в ее воспоминания бас Володи, и она перевела взгляд на площадку.
Оказывается, вокруг нее собралась толпа зрителей, среди которых спиной к ней стояли Женечка и Алла, почему-то рядом. Странно, подумала Даша, они же друг друга терпеть не могут. Неожиданно полная Женечкина ручка скользнула в сумку на плече Аллы, очень похожую на ту, что носила с собой Алина, только не с рыбками, а с сине-зелеными дельфинами, под цвет купальника, и что-то достала оттуда. Даша, открыв рот, смотрела, как она перекладывает это «что-то» в другую руку и потихоньку начинает пробираться среди отдыхающих. Ничего не заметившая Алла продолжала следить за игрой, а Женечка подошла к лежаку, присела и, порывшись в своей сумке, поднялась уже с пустыми руками. Потом, оглядевшись, вернулась к площадке и, встав с другой стороны, начала подбадривать Сонечку громкими возгласами.
Внимание всех зрителей было привлечено к игре, а, посмотрев на море, Даша увидела, что поблизости от берега никто не купается. Она не выдержала. Поднявшись, медленно пошла по берегу, высматривая что-то у себя под ногами. Время от времени Даша наклонялась, поднимала какой-нибудь камешек и зажимала его в кулаке. Так она дошла до Женечкиного лежака и, наклонившись, взяла ее сумку — синий матерчатый прямоугольник книжного формата с белой полосой на боку. Отойдя с сумкой в глубь берега и спрятавшись за кустом, Даша принялась с самым невинным видом копаться внутри, надеясь на то, что если ее кто-нибудь и увидит, то решит, что роется она в собственной сумочке.
В сумке ничего не было. То есть была, конечно, всякая ерунда — упаковка влажных салфеток, расческа, прозрачный блеск для губ, маленький дезодорант в форме ручки, складное зеркальце — и больше ничего. Ничего не понимающая Даша смотрела на этот набор. Она совершенно точно видела, что Женечка оставляла что-то в своей сумке! Ну и где же то, что она взяла у Аллы?
Постаравшись сложить все так же, как было, Даша пошла обратно, и тут ее ожидал крайне неприятный сюрприз. Игра закончилась. Из-за дерева она видела, как оглядывается по сторонам Максим, стоящий около ее лежака, а Сонечка и Женечка идут к своим местам. Тут Даше стало очень и очень не по себе. Не хватало еще ей оказаться воровкой! И что же теперь делать? Может быть, просто бросить сумку здесь и вернуться как ни в чем не бывало?
Даша вознамерилась так и поступить, но, как назло, мимо нее потянулись к берегу немецкие туристы, приехавшие с очередной экскурсии. Они доброжелательно кивали Даше, и она никак не могла улучить момент, чтобы куда-нибудь зашвырнуть проклятую сумку. Наконец отдыхающие прошли, и она аккуратно поставила сумочку на скамеечку неподалеку, надеясь, что ее никто не стащит. Красная от стыда, кляня себя за идиотскую выходку, Даша подошла к бару и взяла сок, рассчитывая, что так у ее отсутствия будет хоть какое-то оправдание.
Когда она вернулась, Никита с Борисом рыскали по берегу и заглядывали под лежаки, а полная дама с кудряшками взволнованно говорила подруге:
— Боже мой, называется, цивилизованное место! Сумку нельзя оставить — сразу утащат. Вон, у девушки драгоценности стащили, и деньги, кажется.
— Зачем же она драгоценности на пляж носит? — резонно возражала вторая.
— А как не носить, если в номере вообще двери нараспашку: заходи кто хочешь, бери что хочешь?
Даша бочком прошла мимо них и двинулась к Максиму, вытянув перед собой стакан с соком, как щит. Она еще не решила, рассказать ему про случившееся или лучше не надо, и уже почти решила, что не надо, когда он обернулся к ней:
— О, а ты где ходишь? Это мне? Неожиданная забота… — Он усмехнулся и взял из ее рук стакан с соком.
— Да. Вот, решила, что ты устанешь, — стараясь не покраснеть, выдавила Даша. — Я видела, как вы играли, и мне очень понравилось.
— Понравилось? — прищурился он. — А кто выиграл?
Даша не успела ничего придумать, как увидела бегущего со стороны аллеи смуглого парня с Женечкиной сумочкой в руках.
— А что там такое? — как можно спокойнее спросила она.
— Да у Евгении сумку стащили, но теперь, по-моему, нашли. Она уже весь пляж на уши подняла.
Женечка, замахав руками, кинулась к турку, выхватила у него сумочку и стала рыться внутри. Даша услышала, как полная дама с кудряшками заметила разочарованно:
— Ну вот, ничего не украли.
— А где нашли-то? — поинтересовалась ее подруга.
— Да на аллее, на скамейке лежала. Сама же ее, поди, там оставила, а потом шуметь: «Украли, украли!»
На Женечку посматривали неодобрительно, и Даше стало совсем неловко.
— Максим, — сказала она, теребя полотенце, — ты позагорай, а я пойду каких-нибудь фруктов куплю на выходе, а то что-то есть захотелось. Тебе принести чего-нибудь?
— Ну, если ты мне принесешь инжир, то я тебе буду очень признателен.
Даша почти бегом пошла к аллее, и на сей раз ее обычная восприимчивость ей изменила. Она не почувствовала, как пристально смотрит ей вслед нахмурившийся Максим и как следит за ее передвижениями прищурившаяся Женечка, нервно теребя «молнию» своей сумочки.
* * *
За ужином Борис громко рассказывал, как они съездили в аквапарк, делая особый упор на то, что горки там оказались не такие уж и большие, кататься не так уж и весело, и вообще развлечений здесь особых нет. Да уж, наверное, в Питере их побольше, хмыкнула Даша. Она завидовала. Ей тоже хотелось поехать в аквапарк и кататься с огромных горок, поднимая тучи брызг, а потом вот так небрежно рассказывать, что ничего в аквапарке особого и нет. Но грустная правда жизни состояла в том, что Даша была крайне ограничена в средствах — ее с мамой небольших сбережений хватило как раз на то, чтобы рассчитаться за тур. А еще нужно было покупать фрукты, и кроме того, обязательно приобрести маме подарок и себе какой-нибудь памятный пустячок. Такой оригинальный, который можно будет носить, а на восхищенные вопросы типа «Ах, откуда такая прелесть?» пожимать плечами: да в Турции купила, по случаю. Зашла в антикварную лавку и купила. Честно говоря, большая редкость у них там, в Турции, а уж про нас и говорить нечего.
«Все, завтра поеду в город, — решила Даша, — и куплю что-нибудь. А то сколько можно в отеле сидеть?»
На следующее утро она встала пораньше, быстренько позавтракала и, надеясь успеть до жары, пошла на остановку. Большие полосатые автобусы, напоминавшие ей «Икарусы», к счастью, безвозвратно ушедшие в прошлое, сновали туда-сюда — до Кемера и обратно. Ей казалось, что ехать придется долго, но через двадцать минут она уже выходила на маленькой площади, на которой стояли еще с десяток таких автобусов, возле которых курили и оживленно переговаривались пожилые водители-турки.
С интересом рассматривая город, Даша пошла вниз по пешеходной улице. К ее разочарованию, никакой особой экзотики не наблюдалось. Толпы туристов неспешно прохаживались мимо десятков маленьких магазинчиков и небольших кафе, возле которых на больших досках, напомнивших Даше школу, было вывешено меню на трех языках. Дашу искренне заинтересовали некоторые блюда, названия которых богатая турецкая фантазия в сочетании с незнанием русского языка превратила в нечто сказочное.
— «Пелмень воздушный», — читала Даша. — «Оладышеки». «Суп-борч с мясам». «Свинячий хвост».
Она остановилась и вгляделась в вывеску. «Свинячий хвост» — было написано на ней, и снизу прибавлено: «Свин свежий». Даша расхохоталась и подумала, что мама ей не поверит. Надо бы сфотографировать, жаль, фотоаппарата нет. Интересно, что они имели в виду?
Она шагнула было на проезжую часть, пересекавшую пешеходную улицу, и в этот момент шестое чувство подсказало ей, что нужно вернуться. Не задумываясь, Даша шагнула назад и, толкнув какую-то женщину, закутанную в платок, замерла на тротуаре. Мама говорила ей, что предчувствиям следует верить, а здесь было никакое не предчувствие, а самый настоящий сигнал опасности. «В чем дело? — спросила Даша саму себя, оглядывая дорогу. — Должно быть, сейчас из-за угла выскочит машина, которая могла бы меня сбить». Она подождала еще немного, но машина не появлялась. Недоуменно осматриваясь вокруг, Даша не видела ни малейшего источника опасности, на который ее внутренний сторож мог так остро отреагировать.
«Так… продолжается история с кондиционером», — помрачнела она, быстро перешла через дорогу и побрела мимо магазинчиков, ощущая, что настроение портится. Стоявшие возле них зазывалы, безошибочным чутьем угадывая в ней русскую, наперебой предлагали украшения, шубы, ковры… Соблазнившись предложением посмотреть прекрасные дешевые соболиные шубы, Даша заглянула в магазинчик и осмотрела товар. Своей шубы у нее никогда не было, и в мехе она не разбиралась абсолютно, но даже поверхностного взгляда ей хватило, чтобы понять, что перед ней не шубы, а сплошной плач по невинно убиенным персидским кошкам. Впрочем, персидских кошек она не любила.
Даша заходила в магазинчики с какой-то мелочью — дурацкими сувенирами, майками с глупыми надписями, и постепенно у нее стало мельтешить в глазах от одинаковых товаров, от которых ей не было никакого проку. Продавец в одном магазине убеждал ее, что лучший подарок для мамы — кружка с краником, натуралистично выполненным в виде пениса, другой предлагал небольшие ракушки по цене больших изумрудов, и Даша совсем было приуныла. Но тут вспомнила, что в Турции нужно торговаться. Правда, торговаться она не умела, но учиться никогда не поздно.
Под этим лозунгом она и вошла в очередную сувенирную лавку. И сразу же увидела то, что нужно. Полки были уставлены фигурками, мастерски вырезанными из дерева. Здесь были слоники всех размеров, от малыша с чашку до гиганта, на котором можно сидеть; длинношеие жирафы с хитрыми мордами; кошки всех видов, свернувшиеся клубками и потягивающиеся; длинноухие зайцы с китайскими профилями; собаки… Среди животных лежали какие-то деревянные головоломки, просто кусочки дерева, небольшие блюдечки. Даша, как зачарованная, ходила по лавке, пока равнодушный старый хозяин, морщинистый, как сушеный финик, листал газету за прилавком. Наконец она остановилась. Прямо перед ней, прищурив глаза, сидела точная копия их кота Морошки, уснувшего вечным кошачьим сном много лет назад и оставившего по себе такую память, какой не всякий человек мог похвастаться.
Кличку свою кот получил за необычный цвет — не рыжий, а какой-то красновато-оранжевый, не очень яркий. «Точно морошка!» — фыркнул, увидев его, папа, и кличка прижилась. Его ласково звали Рошей, а если собирались наказать — то негодяем мороженым. Нельзя сказать, что Морошка был очень умен, но он обладал такой ярко выраженной кошачьей индивидуальностью, таким веселым, дружелюбным нравом, что ему впору было бы родиться собакой. Много лет подряд он ездил с ними в Бабушкино, высунув рыжую морду с маленькими беленькими усиками в окно, и кто-нибудь обязательно замечал: «Мороша, тебе и так похвастаться нечем, сейчас сдует всю твою растительность». Морошка всовывал морду обратно, взглядывал прищуренными от ветра золотистыми глазами и, убедившись, что сказано было несерьезно, высовывал обратно. И вот на полке в сувенирной лавочке сидел рыжеватый Морошка, но с турецкой спецификой — толстый, вальяжный и с обилием нарисованных усов. Буду торговаться до последнего, отчаянно решила Даша и, осторожно подняв Морошку, оказавшегося неожиданно легким, подошла к хозяину.
Тот поднял голову, взглянул на нее и назвал такую цену, что у Даши упало сердце: сторговать кота по цене, впятеро меньше названной, у нее точно не получится. Она стояла, растерянно глядя на кота и думая, что же делать. Но делать было нечего. Она грустно погладила фигурку по гладкой голове и уже собралась поставить его на место, когда старик, пристально смотревший на нее все время, что-то сказал.
— Что, простите? — не поняла Даша.
— Выбери еще что-нибудь, уступлю, — проворчал хозяин и углубился в газету.
Даша недоуменно посмотрела на него, не понимая, что он имеет в виду, но хозяин не обращал на нее никакого внимания, и она послушно подошла к ближайшей полке. На ней между двумя большими кошками лежала маленькая головоломка: несколько отшлифованных кусочков, из которых можно было складывать разные фигурки. По-прежнему недоумевая, Даша взяла головоломку и вернулась к прилавку. Хозяин мельком взглянул на то, что она принесла, и свернул газету.
— Сколько дашь? — он кивнул на игрушку и кота.
Даша достала из сумки кошелек, открыла и пересчитала всю наличность. Предлагать турку стоимость кошачьего хвоста было неудобно, и она только виновато пожала плечами. Хозяин потянул у нее бумажник, глянул внутрь одним глазом, достал все купюры, кроме одной, и протянул ей кошелек обратно.
— Берешь? — спросил он, не пересчитывая купюры.
Не веря своему счастью, Даша отчаянно закивала головой и прижала к себе Морошку. Хозяин усмехнулся, грузно опустился на стул и опять развернул газету. Она выскочила из магазина, забыв даже попросить упаковать кота и головоломку, и вслед ей радостно зазвенел колокольчик на двери.
Быстро возвращаясь обратно на остановку, Даша предвкушала, как изумится мама, когда она предъявит ей турецкий аналог российского кота. И вдруг чутье опять подсказало ей: что-то не в порядке. Даша обернулась, но вокруг безмятежной толпой сновали туристы, продавцы-турки покрикивали от дверей своих магазинчиков, облезлые кошки неторопливо шествовали по клумбам. Все было тихо. «Ну, хватит! — приказала она себе. — Хватит параноидального бреда. Сколько можно, в конце концов, вздрагивать от каждой ерунды и в каждом отдыхающем подозревать потенциального убийцу?!»
Завернув за угол и увидев пыхтящий автобус, Даша прибавила шагу. Морошка, показавшийся сначала совсем легким, теперь оттягивал руку, к тому же держать его было не очень удобно. Попробовала обхватить его за шею, но кот выскальзывал, и она побоялась разбить фигурку. Тогда Даша взяла его под толстый живот и покрепче прижала к себе. Головоломку она положила в сумку, которая болталась на боку. Буду складывать осенними вечерами, подумала Даша, и в эту секунду ее толкнули…
Толчок был такой силы, что она не удержала равновесие и влетела прямо в витрину очередного магазина, где были выставлены кальяны и большие разноцветные коробки с чаем. Если бы не кот, она врезалась бы в стекло плечом, а так удар пришелся на выставленный локоть. Стекло молниеносно пошло трещинами и словно взорвалось осколками; раздались крики; Даша упала на брусчатку, сверху на нее посыпались осколки. Она зажмурилась, но успела увидеть заворачивающую за угол женщину, по самые глаза закутанную в платок, — единственную, кто не обернулся на крик и звон разбитой витрины.
* * *
— Представляешь, они с меня даже денег за стекло не взяли! — оживленно рассказывала она Максиму, уплетая рис, тушенный с помидорами и какими-то ароматными травками.
— Еще бы они попробовали! — отозвался тот, косясь на ее забинтованную руку. — Стекло нужно противоударное ставить, во всем цивилизованном мире так и делается. Ты могла бы им иск предъявить. Ты же не специально там грохнулась, правда?
Даша не собиралась никому ничего предъявлять. И вообще была счастлива, что дешево отделалась, о чем и сообщила Максиму. Ей доставило огромное удовольствие видеть его испуганное лицо, когда ее, бледную, но по-прежнему прижимающую к себе кота, довез до отеля какой-то оказавшийся поблизости турок, вознамерившийся, как Даша поняла позже, ее обольстить. Но, увидев подбегающего к машине Максима, махнул рукой, развернулся и уехал.
— Ты уверена, что тебя специально толкнули? — спросил Максим, доедая ужин.
— Угу, — кивнула она. — Понимаешь, я ту женщину видела еще раньше. Уверена, что ее: не так уж много женщин ходит здесь по улице в платках. И потом, я платок запомнила, чисто по-женски, там какая-то вязь была на темном фоне и несколько морд непонятных — то ли драконы, то ли ящерицы.
Она задумалась. Максим предположил, что ее толкнули случайно, или просто женщина была психически неуравновешенной, но Даше почему-то казалось, что дело вовсе не в том. Она помнила ощущение от взгляда, направленного в спину.
— Даша, а ты уверена, что это была женщина? — внезапно спросил Максим. — Я подумал, что платок и длинное платье — идеальная маскировка для мужика. Может, ты кому-то так сильно насолила?
Даша вспомнила Никиту и задумалась. Она попробовала представить его в женской одежде, и ей удалось, но вот в целом картинка не складывалась.
— Нет, не получается, — покачала она головой. — Та женщина, она шла… как бы тебе объяснить… очень по-женски, у мужчины, по-моему, так не получится. Или он должен быть хорошим актером. В отеле есть актеры?
— Вот только актеров здесь и не хватало. Ладно, хорошо, что все обошлось. Даш, я предлагаю это отпраздновать. Понимаю, — заторопился он, увидев ее лицо, — слово «отпраздновать» не совсем уместно, но в ресторанчик-то местный я могу тебя пригласить, чтобы отметить твое удачное падение? Да и потом, ты же кота купила. А то ты сидишь по вечерам в своем номере, пока все развлекаются, и радости жизни проходят мимо тебя.
— Не проходят, — улыбнулась Даша. — А что за ресторанчик?
— Ну, вот видишь! — рассмеялся Максим. — А ты говоришь, не проходят!
Ресторанчиком оказался небольшой закуток, пристроенный к главному корпусу и увеличенный за счет открытой веранды. Сюда почти не доносился шум от дискотеки, и играла своя музыка — ненавязчивая, не мешающая разговаривать. Они болтали, выпили по два бокала красного вина, правда, слабенького, но Даша все равно слегка опьянела. Голова стала легкой, ей захотелось танцевать.
— Давай потанцуем, — предложила она Максиму. — Музыка такая хорошая…
Из динамиков негромко пел Фрэнк Синатра, а не стандартные веселенькие турецкие напевы, мелькали в ветках огоньки гирлянд, и в ресторанчике было так спокойно, что Даша почувствовала себя весело и легко.
Максим танцевал хорошо, и Даша, которая танцевать почти не умела, ощутила неловкость.
— Слушай, ты так здорово танцуешь… — сказала она смущенно. — А я в последний раз танцевала медленный танец в десятом классе, на выпускном. И мальчику, который со мной вальсировал, оттоптала все ноги.
Она была уверена, что Максим сейчас рассмеется и скажет что-нибудь необидное. Вместо этого он наклонился к ней и поцеловал — поцеловал крепко, прижимая ее к себе с неожиданной силой. От него пахло смолой и морем.
Когда он отпустил ее, Даша перевела дыхание и хотела что-то сказать, но не успела.
— Простите, это ваш номер сорок девять?
Они с Максимом обернулись и увидели официанта, переминающегося с ноги на ногу.
— Мой, — удивилась Даша. — А что?
— Пожалуйста, подойдите на ресепшен, там что-то случилось.
Взволнованная Даша быстро пошла к холлу, Максим расплатился и догнал ее.
— Что произошло? — подошла она к девушке за стойкой.
— Простите, можно ваш ключ от номера?
— А что произошло? — повторила она.
— Понимаете, горничная пыталась зайти в номер, но с ключом возникли какие-то проблемы. Пожалуйста, дайте ваш ключ.
Даша достала из сумочки ключ и вместе с девушкой поднялась на второй этаж. Около номера стояла пожилая горничная, а рядом незнакомый Даше турок. Когда они попытались открыть дверь ее ключом, стало ясно, что дело не в нем.
— Да у вас скважина забита чем-то, — сказал, присмотревшись, Максим. — При чем здесь ключ?
Все наклонились к дырочке, и тогда стало ясно видно, что ключ не вставляется, потому что вязкая серо-белая масса заполнила всю скважину.
— Кто это сделал? — обернулась к Даше девушка, высоко подняв нарисованные брови.
— Понятия не имею… — растерянно отозвалась та, наблюдая, как горничная пытается выковырять содержимое скважины кончиком ключа.
— Надеюсь, вы не думаете, что она сама запихала туда эту гадость? — вмешался Максим.
Судя по лицу девушки-администратора, именно так она и думала, но промолчала. Некоторое время все стояли молча, глядя на замок, пока горничная не бросила разочарованно несколько слов. Молодой турок куда-то ушел и вскоре вернулся с небольшой коробкой инструментов.
Минут пять Даша и Максим ждали, пока он прочистит скважину, а потом решили обосноваться в холле. В ресторан возвращаться не хотелось, настроение у Даши было испорчено. «Что за невезение, — думала она, — почему чей-нибудь паршивый отпрыск выбрал именно мою дверь для своего вандализма, причем именно в этот вечер, пожалуй, самый приятный из всех, что я здесь провела?» Хмель вылетел у нее из головы, и Дашу начало клонить в сон. Пока они сидели в холле, Максим развлекал ее рассказами из своей студенческой жизни, но под конец Даша почти не слушала его, дожидаясь только того момента, когда эта подозревающая ее девушка с нарисованными бровями объявит о том, что номер открыт.
— Я смотрю, тебя совсем сморило, — услышала она неожиданно. Максим всмотрелся в нее и покачал головой. — Приляг-ка ты на диванчик, а я тебя разбужу, когда замок починят.
Даше стало неловко, что Максим заметил ее состояние, но она понимала, что сейчас лучше всего так и поступить. Глаза закрывались, ей постоянно хотелось зевать, пару раз она почти провалилась в сон. «Никогда больше не буду столько местного вина пить», — решила Даша. И тут к ним подошла горничная:
— Все в порядке, можно подниматься в номер.
Максим взял ее под руку и повел наверх. Буквально засыпая на ходу, Даша вошла в комнату, получила ключ от горничной, слабо помахала Максиму рукой и повернула защелку. Надо умыться, сказала она себе, нельзя ложиться с косметикой на лице. С этой здравой мыслью Даша свалилась на кровать и тут же уснула.
Проснулась она оттого, что кто-то колошматил ее по голове. Нужно было встать и прогнать негодяя, но глаза не открывались. «Может, он сам уйдет», — понадеялась Даша и попыталась опять уснуть, но негодяй не прекращал своего занятия. В конце концов глаза пришлось открыть, и тут Даша поняла, что стучат в дверь.
— Сейчас! — крикнула она и заметалась по комнате в поисках одежды.
Одежды нигде не было. Даша заскочила в ванную и, только увидев себя в зеркале, вспомнила, что заснула не раздеваясь. Обругав себя за ранний склероз, торопливо подошла к двери и открыла.
За дверью никого не было.
Даша высунулась из номера, недоуменно осмотрелась, но коридор был совершенно пуст. Правда, рядом находилась лестница… Видимо, кто-то, не дождавшись, спустился по ней и ушел. Кто же мог приходить? Максим знает, что она легла спать, а все остальные отплясывают на танцполе. Непонятно.
Ну что ж, от ее пробуждения была хоть какая-то польза: Даша старательно смыла макияж и повесила сарафан и кофточку на плечики. Они, конечно, смялись, пока она спала, и Даша придирчиво рассмотрела свою одежду, решив завтра же с утра попросить утюг. Потом свернулась в кровати клубочком и уснула почти так же быстро, как и в первый раз.
БУМ! БУМ! БУМ! В дверь били так, что Даша моментально проснулась и вскочила с постели, не совсем понимая, что происходит. «Пожар?» — мелькнуло у нее в голове, но она тут же поняла, что это опять кто-то стучится. Черт возьми, подумала разозленная до предела Даша, неужели нельзя нормально постучать. Она подошла к двери и, повернув ключ в замке, резко распахнула ее, намереваясь высказать визитеру все, что думает о его манерах.
За дверью никого не было.
Даше стало не по себе. Она опять повернула голову сначала налево, потом направо, как если бы переходила дорогу, но она и так ощущала, что коридор пустой. Но тут в двери напротив начал проворачиваться ключ, дверь неторопливо раскрылась, и из номера выглянула пожилая немка в розовой косынке на голове. Эту безобидную даму Даша видела и раньше и всегда приветливо с ней здоровалась. То же самое она сделала и сейчас, но немка посмотрела на нее неодобрительно и, проворчав что-то, хлопнула дверью. Замечательно, поздравила себя Даша, начинаем портить отношения с соседями.
Она вернулась в комнату, уселась на кровать. Если раньше она думала, что балуется какой-то ребенок, оставленный без присмотра, то теперь начала сомневаться. В отеле не так много детей, и все они в основном младше шести лет. Такие малыши не могут бегать ночью по коридору и ломиться в чужие двери. Кстати, сколько времени?
Даша вынула из сумки маленькие часики; они показывали без двадцати двенадцать. Почти полночь. Нет, точно не дети хулиганят, окончательно решила она. Это кто-то взрослый, и он же испортил замок. Замечательно. Утром витрина, теперь вот дверь… Даша окончательно проснулась и хмуро посмотрела в темное окно. Идти никуда не хотелось, спать тоже. Кроме того, у Даши родилось подозрение, что второй визит был вовсе не последним. Почитать что-нибудь? Но все книжки остались в том, прежнем номере, она забыла взять их. И тут взгляд ее упал на блокнот, лежащий в раскрытой сумке на полу.
Не думая, она подняла блокнот, пролистала его и опять вернулась к вырванным страничкам, заложенным под обложку. Просмотрела их в надежде обнаружить что-нибудь новое, но ничего нового, конечно, не нашла. Аккуратно затолкнув их обратно, Даша захлопнула блокнотик. Стоп, почему она заглядывала под обложку с другой стороны?!
Едва она открыла последнюю страницу записной книжки, как сразу почувствовала под мягкой кожей что-то плотное. Даша приподняла краешек обложки и вытащила из-под нее маленький прозрачный пакетик. Удивилась, но тут же вспомнила покупку Алины: кольцо из белого золота с небольшим голубым камнем. Ну конечно, Алина надела кольцо на палец, а пакетик сунула в блокнот…
Да, но кольца на пальце убитой Алины не было! Она лежала в ванне без всяких украшений, Даша хорошо помнила. Может быть, убийца снял все драгоценности для правдоподобия? Впрочем, Алина могла и сама снять кольцо, и его отсутствие на ее теле ни о чем не говорит.
Интересно, насколько оно было дорогое? Алина вообще, насколько Даша успела заметить, не покупала себе дешевые вещи. И куда делись после смерти Алины все ее украшения, вся одежда, деньги, в конце концов? По логике вещей, их должны были отправить вместе с телом в Санкт-Петербург, но ведь невозможно проверить, доставлены какому-то там дяде украшения или нет. Надо будет спросить у гидов, они все знают, решила Даша, выключила свет и залезла под одеяло.
Полежав немного, начала засыпать, и тут в дверь постучали. Стук был не такой громкий, как в первый раз, но часы показывали уже начало первого, и Даша пришла в ярость. Наверняка сейчас откроет дверь и опять никого не увидит. И она решила спуститься вниз — пожаловаться администратору. В конце концов ее соседка напротив тоже была разбужена безобразным грохотом, пусть принимают меры. Сунув ноги в тапочки, Даша дошла до двери и уже собиралась повернуть ключ, как вдруг поняла: за дверью кто-то есть.
За дверью кто-то есть! Сначала она осознала это неизвестным шестым чувством, тем же самым, что заставляло ее маму звонить родным, когда у них что-то случалось, а потом, прислушавшись, уловила негромкое сопение. Даша стояла и держалась за ручку двери, не понимая, почему не открывает. Видимо, сейчас там стоит кто-то другой, потому что он не убежал… Нужно бы открыть дверь и узнать, что ему или ей понадобилось в первом часу ночи…
«Это тот же самый человек, — отчетливо сказал внутренний голос. — На этот раз он не собирается никуда убегать». «Сейчас открою и узнаю, кто это такой, — пообещала себе Даша, но человек за дверью молча сопел, и ей стало страшно. — Он слышал, как я встала, — поняла она, — и теперь ждет, когда же я открою. Ерунда, наверное, явился кто-нибудь из служащих отеля».
Мысли промелькнули у нее в голове очень быстро, а в следующую секунду она спросила:
— Кто там?
За дверью молчали.
— Кто там? — повторила Даша, по-прежнему держа ручку, и тут почувствовала, что на нее давят снаружи.
Кто-то, кто стоял за дверью, тихо сопел и пытался открыть дверь. Это было бесполезно, потому что Даша, ложась спать, заперлась изнутри на ключ. Но ей стало так страшно, что она выпустила ручку двери и отступила на пару шагов, не сводя с нее глаз.
Ручка повернулась до упора, дверь толкнули, но она не открылась. Из коридора раздался звук, напоминающий змеиное шипение, от которого Даша похолодела. Несколько секунд она стояла, замерев, и в голове у нее билась мысль, что сейчас тот «кто-то» откроет дверь своим ключом, и ему даже не понадобится ее убивать, потому что она сама умрет от страха. Из номера ей некуда деться. Окно! Даша подскочила к окну, но, уже раздвигая шторы трясущимися руками, вспомнила про телефон в номере.
«Господи, какая же я идиотка, — взвыла она мысленно, — быстро вызывай охрану!» Даша схватила трубку, нажала на три клавиши и в тот же момент поняла, что за дверью никого нет.
— Хелло! — раздалось в трубке. Даша подержала ее около уха и осторожно положила на место.
Вызывать охрану было бессмысленно, потому что тот, кто пытался попасть в ее номер, ушел, и ей не нужно даже подходить к двери, чтобы убедиться в этом. Но она все-таки подкралась, прислушалась. За дверью была пустота. И тишина. Не выключая свет, Даша взяла с тумбочки Морошку, вернулась в кровать, прижала фигурку к себе и попыталась уснуть. Было ясно, что сегодня ночью у нее вряд ли это получится. Долгое время она лежала с закрытыми глазами, вздрагивая от каждого звука в коридоре, но, когда сквозь приоткрытые шторы начал пробиваться тусклый свет нового дня, она все-таки провалилась в сон, больше напоминающий забытье.
