Сергей в банном халате плюхнулся на кухонный диванчик.

– Привет, мама.

– Доброе утро, сынок. Правда, для остальных людей уже давно не утро. Но я радуюсь, что ты у меня отсыпаешься. Вот только режим питания… Я решила рано утром ставить тебе на тумбочку легкий завтрак. Проснулся, зевнул, заодно проглотил. И потом спишь еще крепче.

– Какая чудесная идея! И ты всякий раз будешь придумывать что-то новое? Я согласен! Только боюсь, не смогу заснуть: буду ждать рассветного часа, чтобы пожрать.

– Да тебе особенно и ждать не придется. Сережа, ты думаешь, я не в курсе, что ты давно отменил свое собственное решение – не включать компьютер. И сидишь ты практически всю ночь. Я переживаю из-за этого не меньше, чем из-за самого факта убийства в нашем районе.

– Да, милый, культурный район моего детства и туманной юности. Здесь убили женщину, – Масленников говорит, молодую, – спокойно разрезали ее на куски, оставили сверток на видном месте у большого магазина, голову в пакете выбросили в мусорный бак неподалеку, – и никто никого не ищет! Никакой информации о пропавшем человеке по нашему округу нет, никакого заявления у нашего участкового нет, объявлений в Интернете – тоже.

– Как ты думаешь, что это значит?

– У меня масса вариантов, к сожалению. Женщина жила одна, к примеру, сама привела к себе убийцу. Она жила с убийцей. Или здесь не проживала, а приехала к тому, кто ее убил. Наконец, все думают, что женщина уехала в отпуск – лето ведь, – а она куда-то не доехала. Может, от дома недалеко отошла: села в машину, думая, что это такси…

– Да, таксисты частных фирм ездят на своих машинах. Я вызываю иногда. Это тупик, Сережа?

– Конечно, нет. Мы с тобой на днях ходили в магазин, помнишь? Я посчитал. Нам навстречу шло восемь человек. Шесть из них поделились с тобой всем, включая результаты анализов мочи. Мама, я на тебя надеюсь. Если вдруг у кого-то проскочит какая-то нечаянная фраза, если тебе что-то покажется странным, – виду не подавай, а сразу звони мне, ладно?

– Как ты обычно говоришь… Служу России. Вот и я. Конечно, какой из меня сыщик, я не знаю, как подозрительная фраза отличается от нормальной.

– Не прибедняйся, мама. Я слышал, как ты сделала мамашу Аллы. Это был высший пилотаж. Ее так разобрало: «Мы, матери, это понимаем…»

– «Сделала» – как будет в переводе?

– Расколола и переключила.

– Да, – грустно сказала Марина Евгеньевна. – Будем считать, что я поняла.

Сергей доедал завтрак из нескольких блюд, когда в дверь позвонили. Марина Евгеньевна побежала открывать. Потом заглянула на кухню.

– Сереженька, это Лида Краснова пришла. Мама Насти, которую ты встретил. Я к тому, что ты в халате. Может, пойдешь и переоденешься? Или поспишь еще? Нам с Лидой нужно поговорить.

Сергей тут же поднялся и живописно возник на пороге холла.

– Добрый день и прошу прощения за мой вид, – произнес он, излучая гостеприимство. – Просто путь из кухни в мою комнату только один. Я не смог стыдливо скрыться. Понимаю, что в такое время выгляжу странно, но мы с мамой проигрывали сцены из «Обломова». Она меня заставляет, чтобы я не забыл русскую литературу.

– Здравствуйте, Сергей, – рассмеялась Лидия. – Мне очень нравится, как вы выглядите. Марина Евгеньевна, мне неудобно, что вы его из-за меня прогоняете.

– Это не так, – торжественно заявил Сергей. – Мама просто разрешает мне поспать, поэтому я заинтересован, чтобы вы побыли у нас как можно дольше. Потом у нас по плану «Преступление и наказание», другой костюм и очень напряженная сцена. Ну, вы сами знаете, раз у мамы учились. Я вас покидаю. Только спросить хотел: как дела у Насти? Я хотел ее подвезти, но она очень торопилась и сказала, что доверяет только метрополитену. Я даже позавидовал этому типу.

– Все нормально, – грустно улыбнулась Лидия. – Настя выходила из дома в последний раз, когда у нее был экзамен по физике. Видимо, вы тогда ее и встретили. Она получила «отлично».

– Вы меня порадовали. Привет ей, – внимательно взглянул на гостью Сергей и отправился в свою комнату.

Лидия оттаяла и расслабилась у Марины Евгеньевны на кухне. Выпила большую чашку кофе со сливками, съела два только что испеченных хачапури.

– Нельзя мне, конечно, так наедаться, но и оторваться невозможно. Не представляю, как человек может что-то подобное приготовить!

– Это очень просто на самом деле. Я вот не представляю, как ты таким серьезным институтом руководишь, это действительно большое дело. Лида, что с Настей? Ты сказала, что она выходила из дома только на экзамен. Почему она не выходит? Что за проблемы? Я так и не поняла.

– Мне кажется, все плохо, – сказала Лидия. – Это генетика. Вы помните моего мужа, Олега?

– Видела, конечно. Что-то слышала. Какие-то сплошные неприятности у вас были. При чем здесь генетика?

– Это не просто неприятности. Это был кошмар. Мы с Настей семь лет зависели от выходок неадекватного человека. У него все было: и алкогольный период, и наркотики, и связь с бандитами, которые ему эти наркотики поставляли. Когда он уже не мог ничего с собой поделать, влез в страшные долги, и они повезли его в лес. Там избивали, требовали, чтобы он подписал бумаги на нашу квартиру. Он умудрился их обмануть: подписал какую-то дарственную, пока они ее обмывали, позвонил мне. Приехали мои друзья, нас с Настей на время вывезли, спрятали. Подняли кого-то на ноги. В общем, выручили его, взяли бандитов. Я возила его по наркологам. Я боюсь, что Настя… Понимаете, у него этот ген вызывал тягу к наркотикам, безумному существованию, у нее может выражаться иначе… Одиночество, страдания на ровном месте, депрессии.

– Подожди, Лида. Надеюсь, ты не возишь Настю по врачам? После твоего рассказа легче всего поставить девочке диагноз, посадить навсегда на тяжелые препараты, лишить веры в себя, просто… жизни. Где сейчас Олег?

– После той истории я взяла кредит и купила ему квартиру в другом месте. Нашу он переписал на меня. Мы оформили развод. Нам с Настей надо было спасаться. Потом я вышла замуж за Павла. Он живет сейчас в Германии, у него там проект. Но я не смогла совсем разорвать связь Насти с отцом. Она ничего не умеет забывать, она все понимала с младенчества, кажется. Она страшно его жалеет, навещает, что, конечно, не делает ее счастливее. Она несчастлива! Талантливая красивая девочка постоянно страдает. В двадцать один год. Что это, если не болезнь?

– Лидочка, ты забыла наши уроки литературы. Мы ведь часто об этом говорили. Страдающая душа – не болезнь. Это спасение общества от бездуховности и тупости. Тебя из тупика и стресса вытащили работа и другая любовь. А у Насти пока нет ничего. Вот я слушала тебя и про себя ужасалась: у девочки с детства не было радости. Откуда ей взяться, если Насте не помочь? Кстати, как Олег сейчас живет?

– Нормально. Работает компьютерным дизайнером, состоит в гражданском браке. Но Настя все равно его жалеет. За то, что мы его предали, как ей кажется.

– Вот видишь, какой она цельный человек. А душевное заболевание – это распад психики. Ты знаешь это лучше меня. Правда, я считаю, что учителя должны в психиатрии разбираться не хуже врачей. Чтобы контролировать их. Сложных детей очень часто пытаются лечить. От нестандартного ума, от нетипичного характера, от их взглядов. Вот смотри. У меня здесь на полке монография профессора Баркова по психиатрии. Слушай. «Эйген Блейлер выделял три типа амбивалентности. Эмоциональную: одновременно позитивное и негативное чувство к человеку, событию. Волевую: бесконечные колебания между противоположными решениями, невозможность выбрать между ними, зачастую приводящая к отказу от принятия решения вообще. Интеллектуальную: чередование противоречащих друг другу, взаимоисключающих идей в рассуждениях человека». Разве это похоже на состояние Насти?

– Да в том-то и дело, что нет. Она упрямая, последовательная… и не желает не просто радоваться жизни, но вообще ее принимать. Павел – психиатр. И он говорит то же, что и вы. Что Настя психически полноценный человек, просто у нее такой склад ума. Но что с этим делать? Как дальше учиться, если она теряет интерес к науке? И к мужчинам у нее что-то вроде отвращения… Разве это нормально?

– Я не знаю, – растерянно произнесла Марина Евгеньевна. – Давай что-нибудь придумаем. Например, день рождения Сережи, и вы придете с Настей к нам. У него на самом деле день рождения был месяц назад, но почему бы еще раз не отметить, правда? Когда я не знаю, что придумать, я всегда обращаюсь к Сереже.

– Давайте, – рассмеялась Лидия. – Не уверена, что смогу вытащить Настю, но я постараюсь. Выберем заранее день, мы купим подарок… Спасибо вам большое. Как-то мне легко у вас стало, как будто все можно исправить. Я побегу. Не люблю, когда Настя долго одна дома.

Марина Евгеньевна проводила Лидию и вернулась на кухню. Там в том же халате полулежал на диване Сергей.

– Ты, конечно, подслушивал? – спросила у него Марина Евгеньевна.

– Конечно, – с готовностью ответил он. – Ужас, если честно. Эта твоя ученица, великий фармаколог, как ты говоришь, родную дочь готова списать, словно взбесившегося от опытов кролика. Ее первый брак был отличным опытом.

– Ну, как же тебя заносит, сынок! Лида очень добрый, умный человек. И она по-настоящему любит Настю, уж я в этом не ошибаюсь. Ну, рассуждает, как профессионал. Так ведь и тебе все на свете кажется криминалом.

– Мне не кажется. Все и есть криминал. Мама, мне понравилась твоя идея насчет очередного дня рождения. В этом году мы будем его праздновать четвертый раз, чтобы иметь повод пригласить кого-то, кому плохо. Но в данном случае мне это особенно импонирует, так как плохо очень красивой девушке. Давай ей поможем.

Марина Евгеньевна вздохнула.

– Все-таки ты совершенно невозможный человек. Вроде бы умный, проницательный, но все превращаешь в представление. Хотя… Может, это как раз то, что нужно. Я не знаю, что нужно.