Мари на предельной скорости неслась по трассе. Глаза ее жгли слезы, застилая все пеленой и скатываясь каплями по щекам. «Боже, как же они все ей надоели, эти человечки. Как она устала от них всех, от их убогих потуг и устремлений. И тут еще этот малахольный безумец объявился. Откуда он взялся? И что себе позволяет! Обвиняет ее, угрожает. Ненавижу их всех, ненавижу, – стиснув зубы, твердила Мари. – А Макс. Тряпка! Как он рыдал, соплями своими чуть не обмотался, рассказывая ей, как Жан позвонил ему и велел Таню убить. Да он не убить велел, а просто избавиться от нее. А зашоренный умишко Макса воспринял все именно так. Мари готова была его спасти, но он сделал свой выбор сам. Как она могла любить его так долго и не разглядеть в нем этой слабости. Даже денег не мог нормально заработать, хотел срубить на халяву, вот и поплатился. Однажды она рыдала у себя в комнате, узнав от того же Макса, что он по уши влюбился в какую-то фотомодель. А что, сама виновата, заделалась его душевной подружкой, он с ней привык делиться абсолютно всем. Она, правда, в свою очередь, щедро делилась узнанным с мадам Аннет, в ее интересах было придумывать с ней всякие способы избавления от очередной красотки. Но тут, похоже, все оказалось серьезно. Мари сидела и рыдала от отчаяния. И в комнату зашел отец. Такое редко случалось, они не были близки. Можно по пальцам пересчитать случаи, когда они обсуждали что-то, кроме дел в магазине, погоды и ее отметок. Он сел напротив и сказал:

– Опять из-за Макса?

– С чего ты взял?!

– Ты думаешь, я ничего не замечаю?

Мари шмыгнула носом.

– Я вот что тебе скажу: если чего-то хочешь, надо добиваться, и все получится.

– У тебя, я смотрю, многое получилось! Кто бы говорил!

– Ты ничего про меня не знаешь. Про мое детство с бабкой-алкоголичкой. Она мне очень мешала добиться того, что я хотел. И мне пришлось сделать так, чтобы она исчезла из моей жизни.

– Ты ее убил?

– Думай, как хочешь, только если бы я тогда этого не сделал, ничего бы сейчас у меня не было.

– Нет, скажи, ты ее убил? – Мари перестала плакать. – А дед? Мой дед, он же тоже тебе мешал. Он что, тоже не просто так умер? Мама знала! Она сказала мне, а я ей не поверила.

– Я тебе все сказал. Надо бороться, а не лить слезы проигравшего. – Отец встал и вышел из комнаты.

Да, вот чем все закончилось, хотела цели добиться, а цель-то никчемная оказалась. Туман развеялся, и то, что казалось за ним прекрасными дворцами и садами, превратилось в старые трухлявые декорации. Мари вспомнила трясущуюся мадам Аннет в то утро, когда арестовали ее сыночка. Кто она такая, чтобы ею, Мари, командовать, распоряжаться?! Да если бы не это помешательство ее на Максе, Мари бы сразу послала ко всем чертям эту вздорную старуху, которая без своих шпилек и макияжа из королевы превратилась в банальную, алчную, истеричную тетку. Как только обнаружила в Тане этот ее дебильный талант, ох-ох-ох, сразу заносилась с ней как с писаной торбой, и уже не возражала, чтобы Макс женился на этой продавщице. Захотела себе приобрести бесплатного парфюмера. Представляю, какого дерьма они навыпускали бы курам на смех! А как Аннет переменилась к Мари, стала обращаться с ней, словно с девкой-прислужницей. Только вот с ней такие номера не пройдут!

И Жан, по уши влюбленный, теперь звонит, ищет дневник этой дуры. Пусть ищет. Думает, что Мари не замечает, как он на нее смотрит, думает, он сильный и ему удается скрывать свои чувства. Да ничего подобного! Жалкий, все жалкие. Она-то сначала думала, что Жан не из этих. Идея с закрытым клубом показалась ей гениальной. Только он все испортил своими жалкими желаньицами. Облить химикатами кабинет начальницы, – детский сад! Хорошо, что уволили этого никчемного менеджера. Хоть какое-то удовлетворение. Жадный, маленький человечек. Троих настругал с убогой женой, а все туда же, хотел себе красотку! Мари однажды придумала, чтобы очередной проигравший клиент съел банку живых пауков. Жан сначала был против, но потом согласился. Она думала, человек будет мучиться. Ан нет, съел как миленький, не моргнув глазом. Лишь бы еще позвали денег на халяву срубить. А проворовавшийся бухгалтер перемазал свою рожу дерьмом и пошел по улицам без зазрения совести, никаких внутренних мучений и переживаний. И все из-за денег. Но вот появилось настоящее желание, которое заставило бы человека страдать по-настоящему. И Макс сам его озвучил. В таком виде его и надо было осуществить. Как он рыдал тогда, Мари увидела перед собой совершенно раздавленного, потерянного человека. Будь он поумней, правильно бы понял Жана и просто послал бы Таню куда подальше. Отправилась бы она на родину восвояси. Но он понял так, как понял. И Мари не стала упускать такой возможности.

Правда, сначала, когда Аннет перемкнулась на этой Тане и она стала помыкать Мари, как личной горничной, Мари подумала, что пора уже расправиться с будущим «гениальным носом» их компании. Это же надо, сначала Аннет проявляла благосклонность к Мари, та стала ее доверенным лицом, подружилась с этой дурой, докладывала мамаше Макса каждый ее шаг, рассказывала в подробностях обо всех их разговорах. Однажды она специально привезла и оставила Таню в офисе. Мадам не терпела посторонних на своей территории, а особенно таких. Мари думала, что мадам наткнется на Таню и устроит ей взбучку, и поначалу все складывалось идеально, эту дуру чуть не забрали в полицию. Но потом все пошло наперекосяк. И Мари уже не нужна, стала пешкой, а Таня – королевой. И вот она придумала прогулку на лошадях. А когда эта дрянь показала ей колечко, Мари просто не терпелось осуществить свой план. Пришлось нахваливать и всячески стимулировать эту жирную корову, чтобы она поехала. Когда Танька уже полностью расслабилась, Мари ткнула в круп лошади толстой булавкой, и та понеслась. Тогда Таньке повезло, бешено повезло. Мари видела, как она шибанулась о дерево, как лошадь мотала ее из стороны в сторону. После такого либо не выживают, либо остаются калеками. Но эта… Поначалу Мари радовалась хотя бы тому, что Таня повредила нос. Но нет! Мадам взялась за нее по-серьезному и вытащила. И в этот раз Мари решила довести дело до конца.

Она приехала к Жану.

– Я вместо Макса выполню твое желание, только ты мне должен помочь.

– Но это не по правилам.

– Какие правила? Ты что, смеешься? Я смотрю, ты совсем заигрался. – Но увидев, как у Жана потемнело лицо, она тут же прикинулась ласковой, обняла его и промурчала: – Подари мне такое удовольствие. Ну, пожалуйста.

– Что ты собираешься делать?

– Неважно. Главное, чтобы подумали на него.

– Ты собираешь ее убить?!

– А даже если и так.

– Ты что, сошла с ума?

– Жан, сколько можно сидеть в младшей группе детского сада? Разве это не задевает твое самолюбие? Ты мне не нравишься таким слабым! Мы уберем Таню, Макс сядет в тюрьму, а мы с тобой будем вместе. Я не люблю его больше и хочу отомстить ему за все свои мучения и унижения. А у тебя будет настоящий выигрыш. Безвинный человек сидит в тюрьме. Можешь даже посылать ему передачки. – Мари засмеялась.

Жану от ее слов стало не по себе, но адреналин уже проник в вены. Она что, действительно будет с ним, если он пойдет на это?

– Ну же, решайся. Я все сделаю сама.

– А если он скажет про меня?

– Но у него же нет никаких доказательств. Он даже не знает, как ты выглядишь.

– Ты же знаешь, что было написано в ее дневнике. Пойдут по следу…

– Ты что, боишься? – насмешливо поглядела на него Мари.

– Нет, не боюсь. Просто мы вместе быть не сможем.

– Но у него же нет дневника, – сказала Мари, и в этот момент в ее голове сложился пазл. Макс убил Таню из-за дневника, чтобы мать не узнала об его увлечении и не лишила его наследства. Осталось только незаметно вынести дневник с собой и подложить его Максу. Она подошла к Жану и впервые в жизни нежно обняла его. – Я так люблю тебя, так люблю.

– Мари… Мари. – Он сильно сжал ее руками.

– Больно. Подожди. – Она заглянула ему в глаза. Кажется, рыбка на крючке, как он сам любит говаривать. – Ну что? Давай обсудим все до конца.

Жану оказалось трудно совладать с собой после такой сцены. Он уже давно не мечтал ни о чем подобном. Счастье переполняло его, но он все же собрался:

– А мотивы? Какие у Макса могут быть мотивы?

– Ревность! Я скажу, что видела, как Таня ходила ночью к его папаше. Ксавье хоть и больной, но богатый. Не то что Макс. И она, русская проститутка, решила, что не того мужа себе выбрала, и соблазняла Ксавье, хотела развести его с Аннет. Ну вот Макс в бешенстве ее и убил. – Мари несла какую-то несусветицу. Но Жан слушал вполуха и логических цепочек не отслеживал. Он думал о другом.

– А что я должен делать?

– Помочь мне избавиться от трупа и позвать Макса на ночную игру, пообещав ему много денег. Чтобы он пришел домой под утро.

– Хорошо, я все организую. А как я тебе помогу?

– Я позвоню. На днях у моих знатных мыловаров намечается вечерняя встреча. Примерно в это же время Макс должен на несколько часов уйти из дома. Надеюсь, у меня все получится. Может, выпьем за успех мероприятия. Принеси самого хорошего вина.

Жан спустился в подвал. В это время дневник перекочевал в сумку Мари.

Через несколько часов она припарковалась у маленького домика, который от океана отделяла только полоса песчаного пляжа. Ветер разметал ее волосы, океан приветствовал шумом волн. Она несколько минут смотрела на сумрачный простор, расстилающийся перед ней, потом зябко поежилась, повернула ключ в замке и вошла. Давно она здесь не была. Последний раз, еще когда мама была жива. А отец ездил сюда. На столе стояла ваза с засохшим букетом. Странно, никогда не думала, что месье Арналь любит цветы. На полу Мари обнаружила несколько пустых бутылок из-под вина и шампанского. Мари напряглась. Обвела комнату взглядом, ожидая найти еще что-нибудь, и нашла. На спинке кровати висел женский халат. Она подошла ближе. Да это же халат Аннет! Она схватила его, швырнула на пол, кинулась открывать шкафы и ящики. Косметичка с пудрой, духи, пара свитеров! Значит, отец встречался с этой старухой! Мари что-то подозревала, смутно, в глубине души, когда видела их воркующих в магазине, когда совпадали дни их отъезда из города. Но никак не могла представить, что это возможно. «Старая сука! Она спала с моим отцом, и все это время я ничего не знала. И он! Предал маму, убил деда. Это точно он убил моего деда. И потом спал с этой крысой. А может, и мама его рук дело? Она же ему мешала. Мы все ему мешали. Вот откуда он знал про их отношения с Максом, про все. Она думала: хорошо, что отец не пристает к ней с расспросами, а ему и не нужно было ничего спрашивать. Он все и так знал. А если давно знал про Макса, то сколько лет он встречается с Аннет за ее спиной?» Мари не могла поверить, что ее так долго и ловко обманывали. Сделали из нее полную идиотку. Она подошла к кухонному шкафчику. Початая бутылка коньяка и полная виски. Мари налила коньяк в чашку с засохшими на дне остатками кофе. Глотнула и резко выплюнула. Наверняка к этой чашке прикасались губы старой дряни. Нашла стакан. Надо успокоиться. Она открыла окно, впустила океанский воздух. Достала телефон, села и глотнула еще коньяка. Куча звонков от Жана. Да пошел он! Вдруг телефон неожиданно зазвонил, и она так резко вздрогнула, что даже выронила его. Подняла, посмотрела на дисплей – отец. Что она ему ответит? Надо сказать что-то обидное, страшное, раздавить его. Но раздавили на самом деле ее. Пусть теперь мучается эта мерзкая дешевка. Любимый сыночек обвиняется в убийстве, и все доказательства содеянного при нем.

Она глотнула еще. Стало тепло. Вспомнила тот вечер. Погода стояла такая же, как сейчас, и благоприятствовала ее замыслу. Сложность состояла в том, чтобы вернуться в дом к мадам до ее прихода, но Мари надеялась, что успеет. Таня бежала на автобус в ветровке с капюшоном и под зонтом. Бежала, дурочка, намного заранее назначенного часа, чтобы не опоздать. Мари медленно двигалась за ней: «Вот тупая, даже не попросила никого ее подвезти. Скромная ты наша. Или не хотела никому говорить о встрече, чтобы не сглазить, как это принято у них, у русских. А потом рассказать об успехе. Надеюсь, не удастся». Ей-то секретарша уже сказала о предстоящей встрече. Мари тогда сделала вид, что это вообще ее не интересует.

Когда Таня пошла к остановке по обочине, Мари прибавила газу и подъехала.

– Ты куда под таким дождем?

– Ой, Мари! Привет.

– Привет. Садись подвезу.

– Да ладно, тут до автобуса рукой подать. – Тане не хотелось садиться в машину к Мари. Перед ее глазами до сих пор стоял ее силуэт на лошади, и она не сделала ни шагу, чтобы ей помочь.

– Садись, ты что, промокнешь же.

Таня села.

– Куда едем?

– К вам в офис, – ответила Таня.

– Ого! Что за повод?

– Мадам снова пригласила какого-то профессора. Будут опять меня тестировать и нос проверять.

– Понятно. А что Макс?

Болтали о том о сем, периодически замолкая. Недалеко от поворота на «розовую» дорожку Мари вдруг замедлила движение.

– Чего-то ведет. Кажется, колесо. Надо проверить. – Она съехала в кусты на обочину. Обошла машину. Дождь лил как из ведра.

– Может, я побегу, а то опоздаю? – спросила Таня.

– «Ага, опоздает она, на час раньше приехала», – подумала про себя Мари, а вслух обиженно сказала: – Ты что, меня бросишь? Колесо просто немного подспустилось. Помоги мне, сейчас в пять минут управимся.

Таня с досадой вышла из машины. Мари полезла в багажник и достала насос.

– На, в прикуриватель воткни, он перед задним сиденьем, а я к клапану прикручу.

Таня нагнулась, и в этот момент Мари ударила изо всех сил ей по голове загодя приготовленным булыжником, все это время лежавшим на коврике у водительского сиденья. Таня обмякла. Мари извлекла из кармана своего пиджака шприц со снотворным и сделала укол. Из кустов выбрался насквозь мокрый Жан. Они затолкали Таню в машину. Жан сел за руль, его трясло. Мари повернулась к Тане и до отказа затянула на ее лице шнурки капюшона:

– Видеть тебя не могу. – Потом посмотрела на ее повисшую руку и сняла колечко. – Чуть не забыла! Давай к мосту.

Они подъехали вплотную к пролеску, через который Тони много раз ходил домой. Ливень разразился такой, что дворники не успевали вытирать стекло.

– Повезло нам с погодой, – улыбаясь, сказала Мари. – Все сидят по домам и офисам. А мальчик наш, я надеюсь, играет.

Жан молча тащил Таню на плече.

– Чего ты хмурый такой?

– Тяжело.

– Ну ладно. Не хочешь разговаривать, не надо.

Они дотащили Таню до моста и скинули в реку.

– Надо было пару булыжничков привязать. Но она такая толстая, что сама ко дну пойдет.

Уже через мгновение вода над Таней сомкнулась, и река понеслась дальше, как ни в чем не бывало.

– Ну все, мне надо успеть к мадам, пока она будет ждать, звонить и ругаться, ублажать и уговаривать этих говноэкспертов. Мне небось тоже оборвала телефон. Позвоню из дома, скажу, что его там забыла. Ну, ты чего такой мрачный? – пихнула она Жана в плечо. – Я, кстати, не меньше твоего по кустам шарилась. Спасибо, что и привез, и встретил, – съерничала она.

Секретарше Мари как бы между прочим сказала, что у нее забарахлила машина и ей пришлось идти пешком. Потом отметила, что у нее работа с важными документами, и просила не беспокоить. Затем прошла в свой кабинет и через какое-то время выпрыгнула из окна. Кралась по кустам до дороги, чтобы никто не заметил. Там ее встретил Жан и отвез домой. Машину, кстати, на самом деле пришлось с утра отогнать в автосервис, для пущей правдивости, однако в ней, естественно, никаких неисправностей не обнаружили, и вот она уже крадется за бегущей на важную встречу дурочкой Таней.

Из дома Мари позвонила мадам. Та была в гневе:

– Почему ты не берешь трубку? Ты куда делась? Где была?

– Мадам, я телефон дома забыла.

Та хотела что-то еще сказать, но ее кто-то прервал, и она только вякнула:

– Ладно, потом поговорим.

Чуть позже они встретились в доме Аннет, но та уже перекинулась на другие проблемы и с Мари вела себя по-доброму.

Мари опять вспомнила, что все это время Аннет встречалась с отцом, и гнев снова овладел ею. Она взяла телефон и набрала отца:

– Ты убил маму, чтобы встречаться с этой шлюхой?! – рявкнула она на его взволнованное: «Мари!»

– Мари, – снова повторил он, – за тобой приехала полиция. Я сказал, где ты находишься.

– Чертов предатель! Ты чертов предатель и всегда им был! Я вас всех ненавижу! – Мари швырнула трубку о стену, и та разлетелась на куски.

Сдал! От всех избавился! Чтобы встречаться с этой потаскухой! Мари сделала большой глоток коньяка и разрыдалась. «Что теперь будет? Меня посадят, а все они с восторгом будут наблюдать за моим унижением. Голубки поженятся, русская дура станет любимицей старухи, папаша будет абсолютно свободным и получит возможность беспрепятственно радоваться жизни, а Жан найдет себе покладистую тихую француженку. Только не это!»

– Никогда, никогда, слышите вы, уроды! Никогда не доставлю я вам такого удовольствия, – закричала Мари и стала крушить все, что находилось в пределах досягаемости. Потом она остановилась, вытерла слезы, залпом допила коньяк, давясь и подавляя тошноту. Надела куртку, засунула в карман бутылку виски и вышла из дома в темноту, освещаемую только светом из окон. Старая лодочка, на которой они с мамой когда-то ловили рыбу, стояла, приткнувшись к стене. Мари потащила ее к берегу. Лодка оказалась тяжелой. Приходилось часто останавливаться, чтобы передохнуть. Наконец, ей удалось спустить лодку на воду. Начавшийся дождь быстро смыл след на песке. Мари еще немного протащила суденышко по воде, залезла в него и оттолкнулась веслом. Сквозь струи дождя были видны постепенно отдаляющиеся, светящиеся окна домика. Когда желтые огни, последнее, что связывало ее с этим миром, растаяли и все погрузилось в шумящую волнами и дождем тьму, она бросила весло и легла на залитое водой дно лодки, приподнимая голову только для того, чтобы глотнуть из бутылки. Лодку болтало, но дождь почему-то был теплым и мягким, несмотря на свою силу. Или, может, это виски так действовал. Вот ее настоящая жизнь – тьма. Здесь ни за что не надо бороться, ничего никому не надо доказывать, плести интриги и услуживать тем, от кого зависят твоя стоимость и значимость. Здесь не надо избавляться от лишних человечков, суетливых тараканов, которые портят все, чего ты достигала с таким трудом. Здесь тепло, спокойно и никто тебя не видит за завесой воды и плотной мглы. Она села в лодке, джинсы и куртка прилипли к телу и стали тяжелыми. Даже рука поднимается с трудом, когда она делает еще один глоток. Бутылка опустела. Мари кинула ее в темную бездну и огляделась. Ничего. Пустота. Мира, наполненного уродами и переживаниями, больше нет. Впереди свобода. Дождь немного утих. Она легла на дно лодки будто в колыбель, качаемую заботливой и любящей матерью, и, улыбаясь, стала проваливаться в сладкое забытье, сливаясь с чернотой.