Книга: Алые звезды Прованса
Назад: Франция, городок Ситэ, конец 1970-х
Дальше: Мари Франция, городок Ситэ, 1979 год

Близнецы
Москва, начало 1980-х

Ваня, воодушевленный тем, что все так легко получилось (он, честно говоря, сомневался, что его отпустят), несся за подарком. Надо же, как здорово он придумал прямо на ходу. Ну конечно, духи! На украшение, с учетом растраченной десятки, денег могло не хватить, а на духи обязательно хватит. Вот еще незадача – забыл спросить, сколько лет ребенку, с которым мама нянчится. Надо было и малышу что-нибудь взять… Ну да ладно. В следующий раз успеется. Или конфеты? Все дети конфеты любят. Вот бы сейчас съесть одну. Он почувствовал, что ужасно проголодался.
Внутри магазина извивалась огромная очередь. К ним Ваня привык. Но сначала решил выяснить, что дают. Оказалось, очереди две. Но одна за колготками, другая за сапогами. Ни в том, ни в другом мальчик не нуждался.
– А духи французские есть? – спросил он у продавщицы, которая со скучающим выражением лица стояла у полок с деревянными сувенирами.
– Закончились еще утром. Но есть композиция «Медведь с бревном». – И поставила на прилавок белесого медведя, который, если подергать за ниточку снизу, водил пилой по бревну. Ваня сник.
– Мне духи очень нужны.
– Говорю же, закончились, – огрызнулась работник торговли и обиженно поставила медведя обратно на полку. На выходе из магазина понурого Ваню окликнула женщина в мохеровом берете.
– Мальчик!
– Я?
– Да, да. Поди сюда. Пойдем, пойдем. Тихонько только. – Тетка поманила Ваню к углу дома и развернувшись к нему боком, будто она говорит не с ним, спросила:
– Деньги-то есть у тебя?
– Нету, – ответил осторожный Ваня.
– А чего духи тогда спрашиваешь? – разозлилась тетенька.
– А… На духи есть.
– Другое дело. Имеется у меня кое-что. Пошли во двор. Только ты держись на расстоянии, на расстоянии, – раздражался «мохеровый берет». Они обошли здание, и в укромном уголке спекулянтка сказала:
– Деньги давай. – Ваня достал все бумажки, кроме мелочи. – Она пересчитала, отвернувшись.
– Маловато, ну ладно. На. – Слазила рукой в сумку и быстро ткнула в его руку коробочку, завернутую в пакет. Показала ему на подъезд, рядом с которым они стояли:
– А здесь, между прочим, Алла Пугачева живет.
– Ничего себе! Правда, что ли?! – изумленно спросил Ваня, а когда повернул голову обратно, торговка уже скрылась в арке.
Мальчик испуганно открыл пакет и облегченно выдохнул – не обманула. Белая сливочная коробочка в пастельно-розовых неведомых цветах напоминала зефир, и у Вани снова живот свело от голода.
– Анаис-Анаис маде ин Франсе, – по буквам прочитал он и, улыбаясь, пошел в метро. – Ничего себе, сама Пугачева! Вот так, запросто. – Он вспомнил, как мама, занимаясь домашними делами, еще когда они жили вместе, всегда напевала «Соломинку», «Миллион алых роз» и другие красивые песни. Она очень хорошо пела.
Когда он вышел на «Баррикадной», немного запутавшись в пересадках и толпе людей, на улице уже стемнело и зажглись фонари. Место показалось ему знакомым. Он прошел вниз от Садового кольца и увидел зоопарк. Они ведь его сегодня уже проезжали, но времени гулять по нему не оставалось. Ване очень хотелось в зоопарк, и он подумал, что было бы здорово сходить туда завтра с мамой. Мальчик достал открытку и, сверившись с адресом, который он уже и так помнил наизусть, спросил у прохожего, где находится дом с этим номером. Человек махнул рукой в сторону высотки:
– Так вот же он.
Ваня остолбенел. Неужели мама живет в этом замечательном доме?! Он перешел дорогу и поднялся по лестнице, нашел нужный подъезд, взялся за тяжелую бронзовую ручку, но заходить не решился, почему-то стало очень страшно, так страшно, что он даже чуть не расплакался. Тревожные сомнения, которые раньше почти не посещали его, расцвели махровым цветом. Не ожидая, что будет вот так «богато», как он сам определил для себя увиденное, Ваня оробел, не в силах двинуться дальше. Оглянувшись, увидел сквер и решил немножечко постоять поодаль, чтобы успокоиться и набраться храбрости. «Ну что, ну что, – рассуждал он, ходя туда-сюда в промокших ботинках и подгрызая ноготь на большом пальце, – разве мама не могла устроиться на работу к богатым людям. Может быть, они из правительства или артисты. Что же тут такого? Наверное, надо было все-таки сообщить о моем приезде. А вдруг они строгие и не пустят меня ночью. Ну и что?! Хватит ныть! Мелочь у меня еще осталась. – Он достал монетки, разложил на ладони. – Пять копеек на метро. И еще куча двадцаток. Самое главное – мы повидаемся, я отдам маме подарок и поеду на электричку. Вокзал через несколько остановок, на последнюю я точно успею». Приняв такое решение, он, уже не боясь, направился к подъезду, как раз в тот момент из него выходили две женщины с большой коляской, и он поспешил, чтобы помочь им придержать дверь. Однако они и сами ловко управились и пошли к скверу. В коляске, по всей видимости, лежали два малыша, потому что она была слишком широкая, и одна женщина в красивом приталенном пальто, сапогах на высоком каблуке и вязаной белой шапочке склонилась над одной стороной и, ласково приговаривая, что-то поправляла кряхтящему ребенку. Другая, коренастая, постарше, в таком же мохеровом берете, как у спекулянтки, устраивала поудобней другого малыша. Ваня приостановился, а потом засмеялся и побежал к ним навстречу:
– Мама, мамочка!
Женщина вздрогнула и выпрямилась. Улыбка на ее лице растаяла. Через секунду она резко оставила малыша и, схватив за ручку коляску, развернулась и быстрым шагом рванула в другую сторону. Тетка посмотрела на Ваню и заторопилась за ней. Женщина что-то нервно сказала ей, та снова на мгновение повернула свою большую голову в берете. Младенцы надрывались. Ваня пробежал еще немного. Она, наверное, его не узнала в темноте:
– Мама!
Обе ускорили шаг и, не оборачиваясь, исчезли за углом дома. По инерции он еще продолжал улыбаться, не понимая, что произошло, хотя сердце уже невыносимо царапала тревога. И правда, вскоре из-за угла, на который он все это время смотрел, появилась мешковатая тетка и быстрой походкой засеменила прямо к нему. Над ним нависли толстые щеки, и круглый розовый рот пробормотал:
– На вот, мать передала. – Ее рука ловко скользнула к нему в карман пальто и тут же вынырнула.
– А я подарок привез. – Он протянул пакет.
Тетка взяла его за плечи и развернула:
– Иди, мальчик, иди. Не нужны тут никому твои подарки.
Ваня вывернулся. В глазах его стояли слезы:
– Я просто повидаться хотел.
– Повидаться он хотел! Не надобно Марии Андревне неприятностей. – Женщина легонько подтолнула его вновь: – Иди уже откуда пришел.
Ваня шел, плакал и все повторял тихонько вслух:
– Я же просто повидаться, что ж тут такого, просто повидаться. – В руке беспризорно болтался пакет с никому не нужной коробочкой.

 

Ваня приложил ухо к двери. Ничего не слышно. Он как можно тише постарался повернуть ключ в замке и вошел. Снял обувь, запрятал в вещи пакет и прошел на кухню. Дед сидел за столом, держа в руках его записку. Повернулся на вошедшего внука:
– Ну что? Легче стало?
– Дед, прости меня.
– Надо было тебе все рассказать. Сам виноват. Не мог я. Ждал все, что одумается она. Да видно зря.
Ваня ожидал, что дед будет его отчитывать, выяснять подробности, но он не ругался, не кричал, вопросов не задавал, переживал все внутри. Видно, понимал, чем дело закончилось. Вздохнув, встал:
– Замерз небось, давай чаю попьем и спать. Умотался, наверное.
– Дед, расскажи про маму.
– Да что рассказывать? Приехал один по правительственной линии с проверками на наш завод. Пошел в конструкторское бюро. Там она. – С тех пор как мама уехала, дед ни разу не назвал ее по имени. – Закрутилось. Бегала все к соседке по телефону трепаться. Приезжал еще сюда. В общем, обрюхатил он ее, потом, правда, замуж позвал, только условие поставил, чтобы без довеска… – Он выдержал паузу, посмотрел на Ваню. Тот понял, о ком это, но выдержал. После сегодняшнего свидания в сквере на Баррикадной ему такое услышать было не страшно.
– Лучше бы бросил ее. Подняли бы детей! И не такое дюжили! Эх! Что теперь говорить-то? – Махнул дед рукой. – Сидели мы вот тут. Я ее, конечно, не пускал. Но она кричала, что ей надоело жить в нищете, что молодость уже, почитай, ушла, у нас в Лихневе одни сплошные алкоголики и тунеядцы, а ей выпал шанс устроить жизнь, а я, родной отец, лишаю ее последней возможности. Жестко так сказала, я только плюнул и ответил ей, что если уедет, дочери у меня нет. Она, понятно, уехала. Когда вещи собирала, он ее внизу на «Волге» ждал, даже не зашел познакомиться, все не по-людски… Ну и правильно, что не зашел, я спустил бы его взашей с верхнего этажа, так вот… она вещи собирала, все бормотала, мол, папа, не переживай, свыкнется, я Ваньку заберу, будет в Москве расти. В общем, «забрала»… Ничего, сынок, не переживай. Сдюжим. Только ты деда так не расстраивай больше. Я извелся весь.
– Хорошо, дедуль. – Он поцеловал его в макушку. – Спокойной ночи.
Они улеглись по кроватям, каждый ворочался и долго не мог заснуть. Дед перебирал нехитрые, мучившие его мысли: о несчастном Ваньке, что ему приходится переживать, какие чувства роятся у него в еще неокрепшей душе. Вот ведь ничем не показал, что раздавлен. Растет внук, взрослеет. Учит его жизнь. Только больно уроки ему тяжелые достаются. Думал о своей непутевой Маше: как получилось, что она выросла такая бессовестная, что смогла оставить ребенка, видно, потому что без материнской ласки росла все сознательные годы. И сам он нередко давал строгача, перегибал иногда в борьбе за воспитание, что уж там. А вот в последней, самой главной битве проиграл. Может, надо было ему жениться? И женщины были хорошие, только он думал, что лучше хоть с таким, но родным отцом, чем с мачехой. Прикидывал, поступила бы она так, если бы не было его, человека, на которого можно скинуть сына. Неужели сдала бы его в интернат? Хорошо, что он еще жив и работать может. Поднимет Ваньку. Черт с ней, небось самой не сладко в столице этой.
В эту ночь Ваня решил, что никогда не будет плакать. Уже подходя к вокзалу, он вспомнил, как мешковатая тетка что-то сунула ему в карман.
– Может быть, записка от мамы? – Но нет, это оказались деньги. Три красненькие десятки. Ваня сначала разозлился и хотел выкинуть их или отдать кому-нибудь, но потом вспомнил про часы. Не имеет он права из-за своих неприятностей оставлять у цыгана память о бабушке. Конечно, тот дал ему денег больше, но есть еще французская коробочка. А если и этого не хватит, он заработает. Придумает что-нибудь. Рядом ворочался и вздыхал дед. Ваня стал думать о разговоре на кухне. Он и сам в глубине души предполагал что-то подобное, уж слишком настойчиво дед не разрешал ему предпринимать никаких попыток, чтобы пообщаться с мамой. А после встречи все окончательно встало на свои места. Без подробностей, но их и не нужно. Какая разница – и так понятно, маме он не нужен. Хотя слушать правду все же оказалось нелегко. Но ничего! Он сможет. Больше дед его ни разу не упрекнет в том, что он как девчонка. Он вырастет, станет умным и богатым, и деду будет во всем помогать, и купит ему все самое лучшее, и пусть на работу он больше не ходит, особенно по выходным. Она еще пожалеет, что бросила такого сына. И еще, – решил Ваня, – если случится повод говорить о ней, он никогда не назовет ее мамой. Только – «она».

 

Утром дед проснулся от запаха жареных оладьев.
– Ничего себе, Иван!
– Садись, дед! На вот, ешь. – Он положил ему на тарелку несколько кривых и подгорелых оладушков. – И на смену возьми, я тебе отложил. – Ваня явно смущался. Не обвыкся еще с новой ролью, которую определил для себя с этого дня.
Этот завтрак показался дедушке самым вкусным из всех, что он ел в своей жизни. Не считая, конечно, тех, что они ели с покойной супругой. Как жаль, что она не видит сейчас своего внука.
– Что ж это, ты теперь завтрак готовишь?!
– Я уже взрослый, дед. Могу о нас позаботиться.
– Эх, чувствую, встречу старость достойно. – Он впервые за последние сутки улыбнулся, а потом вспомнил ночной разговор и снова задал себе вопрос, что, может, надо было все раньше Ване рассказать? Хотя нет. Правду говорят, всему свое время.
– Даже не сомневайся. – Ваня тоже сел завтракать.

 

– Ванечка! Доброе утро! – Ирина Владимировна облегченно выдохнула про себя: жив, здоров, все в порядке. – Повидался с мамой?
– Доброе утро. Спасибо, Ирина Владимировна, повидался. – Он улыбнулся и прошел за парту.
– Ну что?! Рассказывай давай! – Колька от нетерпения весь извелся. Он не знал, что Ваня вернулся в тот же день после экскурсии, а так бы побежал к нему уже в воскресенье.
– Мальчики! Урок начинается.
Ваня был благодарен учительнице за то, что она ненадолго прервала расспросы друга. Он не знал, о чем ему говорить. Врать, что все прошло хорошо, смысла нет, да и не хочется. Потом это превратилось бы в бесконечную ложь, пришлось бы все время что-нибудь выдумывать. А как иначе объяснить, если мать обрадовалась и любит его, но совсем не зовет. Рассказать все как есть, слишком тяжело. К началу перемены Иван решил не скрывать правду, но и не вдаваться в подробности.
– Ты знаешь, – сказал он. – Мама вышла замуж, и у нее там своя жизнь.
– Понятно. – Колька почесал затылок и грустно вздохнул. Потом, замявшись, сказал: – Ты знаешь, а я вообще-то немножечко рад. Ну, в хорошем смысле. Так бы ты точно уехал, и что бы я без тебя тут делал? А так ты у меня остался! – Он разулыбался так, что Ваня не смог сдержать смех. На сердце почему-то стало совсем легко. Коля осмелел после такой реакции и сделал заключение: – А она пусть живет там со своим мужем, потом пожалеет еще! Слушай, я вчера такую передачу смотрел! Ты вот кем хочешь стать, когда вырастешь? – Друзья обнялись за плечи и пошли по коридору, оживленно обсуждая будущую Колину профессию.

 

После школы Коля предложил погулять, но Ваня запланировал на сегодня важное дело. Он пришел домой, взял деньги, пакет с коробочкой и отправился к цыгану. Пройдя через полупустой рынок, он не стал как в прошлый раз болтаться под окнами (случай с Зорой, как она тащила его за ухо, вспоминать сейчас было стыдно), а поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Никто не ответил. Немного подождав, он дернул ручку и вошел. Шандор лежал в кровати и, похоже, дремал.
– Шандор, – тихо позвал Ваня.
Тот сразу встрепенулся:
– О, чаворо… Быстро вернулся, – прохрипел цыган своим глухим голосом. – А я тут приболел немного. Ну сейчас, сейчас… – Он стал с трудом подниматься с кровати.
– Да не надо, не надо. Лежите. Я деньги принес. И тут еще… – Он протянул пакет.
– Сейчас, сейчас. Нехорошо с порога. Погоди. Чаю попьем. Раздевайся, садись.
Ваня разделся, прошел за круглый стол. Цыган поставил чайник, сел. Лоб его был покрыт капельками пота.
– Ну, рассказывай.
– У меня денег не очень хватит вам отдать, но я еще принес французские духи. Может, возьмете. Я хочу побыстрее бабушкины часы на место вернуть.
– Часы?
– Да.
– Так я их продал. Сразу ушли. Хорошие часы.
– Как?! – Ваня обомлел. – Вы обещали! Мы же договорились!
– Ну договорились. Откуда мне знать… Пришел незнакомый мальчик, принес ворованные часы. По всему видать – не вернется.
– Они не ворованные! Я на время! Я, я… – Ваня встал, и хоть он обещал себе больше никогда не плакать, из глаз его сами собой полились слезы. – Я пойду.
– Погоди, деньги забыл. И духи. Тоже поди украл?
– Купил. Только не понадобились. – Он уже надевал ботинки, когда Шандор расхохотался.
– Стой, стой, не кипишись. Пошутил я.
– Давайте часы тогда, и я пойду. – Ваня глубоко дышал, чтобы не разрыдаться в голос.
– Так ты говоришь, там не хватает?
– Ну духи ведь. Они дорогие.
Цыган открыл пакет, оглядел коробку.
– Подделка. Нам из Одессы лучше привозят, – снова засмеялся, потом закашлялся.
Ваня надел пальто.
– Ладно, чаворо, хватит шутить. Давай, садись, погутарим.
Он сказал это так, что Ваня снял пальто и сел. Цыган налил чаю.
– Что, не приняла тебя мать? Уехала с мужчиной, и ты ей оказался не нужен.
– Откуда вы знаете?
– Частая история. А ты хороший парень. Только обижаться не надо. На обиженных, небось знаешь, воду возят.
Ваня сам не заметил, как рассказал Шандору все, что произошло в тот день. Странно, но стало легче. На улице стемнело, и в открытую форточку тянуло осенью. Накрапывал дождь.
– Мне пора, дед волноваться будет.
Шандор достал часы.
– Духи возьму, ну и деньги, конечно, тоже, хоть сумма и не та. Вернешь сполна, сколько взял. Духи-то того, что ты за них отдал, не стоят, обманула тебя баба. Но если сейчас я тебя пожалею, ты потом всю жизнь на эту жалость расчитывать будешь, а за свои поступки надо уметь отвечать. Поэтому завтра-послезавтра сбегаешь мне за лекарствами и по всяким мелким поручениям, вот и рассчитаемся. По рукам?
– Конечно! Спасибо! – Ваня не поверил своим ушам. – Я после школы сразу к вам. – Ваня оделся и выскочил в темную морось.
– Эй, часы забыл!
– Спасибо! – Он схватил часы, зажал их в кулаке, как несколько дней назад, и воодушевленный припустил домой.
Назад: Франция, городок Ситэ, конец 1970-х
Дальше: Мари Франция, городок Ситэ, 1979 год