Когда Нина с сыном вошли в кабинет Сергея, они были похожи на мучеников из ада. Бледные, изможденные лица, серые губы, лихорадочно блестящие глаза. Сергей поздоровался и отвел взгляд.

– Ну, что, Нина Петровна. Вы, наверное, нас оставите? Мы начнем понемножку разбираться. Вы нам поможете, когда понадобится, так?

– Да. Я сейчас уеду. – Нина повернулась к сыну: – Игорек, ты остаешься. Ты понял? Так надо. Все помнишь, о чем мы говорили? Нам помогут разобраться в том, что нас мучает. Понимаешь, здесь люди, которые смогут точно узнать, как было на самом деле. Все, что ты забыл. Ты понимаешь меня сейчас?

– Я все прекрасно понимаю, мама, – Игорь старался говорить спокойно, но губы его дрожали. – Я помню. Я тут останусь один, да?

– Ну, иначе нельзя. Но я все время буду рядом. Вот Сергей Александрович только что сказал: мне будут звонить, я буду приезжать. И тебе что-нибудь привозить. Что ты любишь. Хорошо?

– Да.

– Я тебя очень люблю.

– Я тебя тоже… Наверное, я здесь и умру.

Нина закрыла рот рукой, чтобы не закричать, и выбежала из кабинета.

– Ну вот, – попытался улыбнуться Сергей. – Маму свою испугал. Давайте попробуем поговорить без страшных прогнозов, страхов. Это же именно то, что вам мешает все вспомнить, да?

– Как я могу знать, что мне мешает?

– Вот для того, чтобы нам было легче разобраться в том, что вам мешает, я приглашу одного человека. Это психолог.

– Если вы позвали врача, я не скажу ни слова.

– Он не врач. Он эксперт по делу убийства Натальи Сидоровой. Просто у него еще есть и психологическое образование. Он лучше нас всех умеет анализировать и сопоставлять детали. Понимаете, иногда все против человека, а одна деталь – не ложится, и все тут. Ну, в общем, там и надо копать. Так вы согласны?

– Я попробую.

– У меня такое предложение. Мы все отложим до завтра. Чтобы вы освоились, поняли, что здесь не застенок, не больница. Вас отведут в вашу комнату. Ну, не совсем домашняя обстановка, но мама передала для вас книги, лампу, ваше постельное белье. Вечером вам принесут ужин, и вы примете свои лекарства. Завтра познакомитесь с нашим экспертом. Очень интересный, интеллигентный человек. Вы… у вас есть образование?

– Я закончил МИФИ. Распределился. Работать не смог.

– То есть…

– Да, я когда-то мог выходить из квартиры.

– Что-то случилось?

– Не помню ничего конкретного. Просто страх. Бороться с ним стало невозможно.

– Давно?

– Наверное, всегда. Нет, в детстве было хорошо. В начале детства.

Когда Толя вошел в кабинет к Сергею, тот пребывал в глубокой задумчивости.

– Ты чего такой?

– Кончева привезли.

– Очень тяжелый случай?

– Для нас да. Больной человек. Причем, понимаешь, вне своего страха – он умный, как выяснилось, образованный, все понимающий… Но вот… Как будто проклятье какое-то на нем. Просто вырубается сознание от страха. Что он в этом вырубленном состоянии сделать может… Пусть Александр Васильевич с ним разбирается пока. А то я себя палачом чувствую.

– Разобрало тебя. А то все жестоко насмехался над моими чувствами, вызванными драматичными женскими судьбами.

– Что-то тебя не все драматичные судьбы трогают. Толя, еще раз прошу: Маш-маш эту не жми пока по делу Сидоровой. Ну, ты же видишь, скорее всего, убийца наш – он же жертва – сейчас трясется в камере. Я просто не хочу, чтобы у тебя перспективное дело отняли… Извини, отвечу… Да, да, я понял, кто… Ну, я думаю, этот вопрос можно как-то решить. Я поговорю с вашим мужем. У вас есть нотариус? Хорошо, найдите. – Сергей положил трубку и посмотрел на Толю. – Ну, Овсяницкий. Не устаю удивляться. Жена его звонила. Представляешь, у нее нет ни копейки. У него все счета на собственное имя без доверенности открыты. Он ей просто выдавал какую-то сумму каждую неделю.

– И чему ты удивляешься? Да я сколько угодно подобных бизнесменов видел. Жена – бесперспективное вложение. Ее можно даже не кормить. А если он не согласится подписать ей доверенность? Она ж об этом просила?

– Не знаю. Надо посоветоваться с ребятами.

Настя привела собак с прогулки, помыла, тут позвонил телефон.

– Ирма? Так рано? Нет, я, конечно, уже не спала. Собак привела. У тебя что-то случилось?

– Да, моя дорогая. Без тебя я не могу справиться.

– Ты меня пугаешь. Что-то с собаками?

– Да. У Тотошки болит голова. Или уши. Она трясет ею, как тогда. Помнишь, ты лекарства привозила. И еще ты ей массаж в ванне делала.

– Церебрализин, кажется. Да, я посмотрю. Вроде у меня есть. Если нет, зайду в аптеку. Жди.

…Настя даже не успела прикоснуться к звонку, как дверь Ирмы распахнулась, и она оказалась в объятиях горячих рук, прижатой к душистому халату и стоящей по колено в букетах тюльпанов, расставленных по всей прихожей в вазах.

– Поздравляем, поздравляем, поздравляем, – пела Ирма, а за ней стояли и улыбались в ярких бантах две собаки. Слепая и двулапка. – С днем рождения тебя…

– Боже, Ирма. Откуда ты узнала?

– Откуда все. Ты, как честный человек, заполняешь все поля при регистрации. Вот тебя с утра и вывесили в родившихся.

– Ты поверишь? Я забыла!

– Я в этом даже не сомневалась. Потому и позвонила спозаранку, чтобы ты не умотала куда-нибудь. Проходи. Я знаю, ты, как всегда, будешь пищать, что тебе некогда. Сразу договариваемся. Сидим один часик. Бутылка красного вина, которую Антонио привез из Рима. Торт «Панчо» я сделала сама по рецепту из нашей «курилки». Только лизнула, чуть с ума не сошла от восторга. Что-то невероятное.

– Подожди. А Тотошка? Я с церебрализином.

– А Тотошка в порядке. Я соврала. Я часто вру. Ты не знала?

Настя выпила бокал вкусного вина, съела большой кусок действительно необычного торта, вспомнила, что дома собаки не кормлены, и занервничала, поглядывая на часы.

– Ну, сейчас, – понимающе сказала Ирма. – Сейчас побежишь. Подожди пять минут. Я уберу со стола, помою руки, у нас еще одно совсем маленькое дело. – Она быстро унесла тарелки, вернулась минут через пять. На протянутой ладони торжественно несла что-то очень красивое.

– Ирма, если это мне… то я – нет. Ирма, пожалуйста, не нужно. У тебя такие дорогие вещи, украшения для особых нарядов…

– Стоп! – властно произнесла Ирма. – Я знаю, что дарить и кому. Эта вещь – для тебя. Серебряная цепочка особого плетения, на ней с виду простой крестик, выложенный крупными аметистами. Но я знаю, как подбирались эти камни, каким мастером, один к одному… Это не фабричный брак.

– Ирма, ну вот. Да я дотронуться буду бояться до него, не то что надеть. С чем мне, собственно, носить его?

– Это другой вопрос, и мы его решим. Иди сюда. Только, пожалуйста, сними свои ужасные очки. Ты, что, плохо видишь?

– Ну, в них лучше, конечно.

– А я лучше всего вижу в бинокль. Ладно, давай, поднимайся. Я расстегну верхние пуговицы твоей серой хламиды, можно?

Настя приблизилась, закрыла глаза от волнения, потом посмотрела в зеркало, к которому Ирма ее подтолкнула. Отражение взглянуло на нее распахнутыми бархатными очами, розовый рот был приоткрыт, как у ребенка, которому показали чудо, а по тонкой, длинной шее спускался на грудь крупный крест, поблескивающий камнями необычайной красоты.

– Ирма… Ты знаешь, я его не сниму. Так пойду, хорошо? Мне в нем как-то спокойно и празднично… В общем, спасибо тебе большое-пребольшое. Такой день мне подарила. Такую красоту.

– Носи на здоровье. Жалко, что ты родилась не у меня. Манана – непоганая девица, но подобрать ей то, что идет… Да еще справиться с ее плохим вкусом… У сестры вообще оболтус Никитка родился. Ладно, не буду тебя отвлекать. Ты мне только одно скажи: что там у Маш-маш? Доказали, что она убийца?

– Я не знаю, Ирма. Мне кажется, нет. Почему-то все у меня об этом спрашивают. Я все, что знала о ней, написала на форуме.

– Ну, да. Просто говорят, что к тебе следователь неровно дышит… Только не обижайся. Слухи. За что купила, за то и продаю, как говорится.