Сандра достала несколько батистовых носовых платков из шкафа, один засунула в карман Валентины, остальные аккуратно уложила в ее сумочке.

– Знай, что они здесь. В этом тюбике легкие успокоительные таблетки, вот влажные салфетки. Там придется землю бросить на гроб. Потом перчатки вытрешь. Или мне их отдай. Я дома почищу. – Она посмотрела в окно. – За нами идут. Пора.

Сандра взяла со стула широкий черный шифоновый шарф и красиво повязала его вокруг головы Валентины. Затем сама надела простой черный платок, они взяли в руки черные сумки и пошли навстречу группе устроителей похорон в строгих костюмах.

Это был самый странный сон в жизни Валентины. Огромное количество чужих людей, море роскошных цветов, и она плывет, окутанная туманом, к нарядному гробу на каталке. В ней все застыло, чувства замерли, ей даже интересно, что там, в огромной красивой шкатулке. Она не может иметь отношения к тому страшному, из-за чего здесь все собрались. Каталку с гробом повезли в церковь, сняли крышку…

– О-о-ох! – застонала от невыносимой боли Валентина. – Мама. Мамочка моя. Это Наташа. Сестренка. – Она крепко сжала руку Сандры и подошла совсем близко. Сурово, с недоумением смотрела на спокойное лицо спящей Наташи, ее полную шею, прикрытую бледно-фиолетовым шарфом… Это просто непонятно. Какой-то человек действительно перерезал Наташе горло, чтобы ее не стало? То есть уже точно – никакой ошибки?.. Что же сказать матери? Как посмотреть ей в глаза…

И пока длилась служба в мареве свечей, бормотании молитв, Вали не было здесь, на земле. Она, как и положено старшей сестре, вела младшую за руку…

У вырытой могилы перед тем, как опустить вуаль на лицо покойной, близким и друзьям предложили попрощаться с ней. Первым подошел Геннадий. Положил ладонь на Наташины сложенные руки, долго смотрел в ее лицо, потом поцеловал в губы. Ирма Георгадзе – в траурном наряде с кружевами и крашеным лебяжьим пухом – с рыданиями и причитаниями прилегла на гроб. Надежда Зажигалка по возможности грациозно обошла людей, стоящих близко к гробу, чтобы они не уловили явного запаха перегара, и, склонившись над подругой, издала выразительное междометие, похожее на кряканье. Толя Стрельников провел сквозь толпу прощающихся невозмутимую Стеллу, плотно держа ее за локоть. Та, не склонив головы, процедила сквозь зубы: «Чао, подруга. Тебе хуже, чем мне». Толя в том же деловом темпе провел подследственную обратно к машине, сказал водителю: «Отвези ее и сдай прямо в руки, глаз не спускай».

– Ну, все, – обратился он к Стелле. – Я исполнил твое последнее желание. Дальше по жизни пойдешь с другим следователем. Ты не поверишь, он еще симпатичнее, чем я. На суд приду. Смотри в зал. Я тебе подморгну.

Он вернулся к могиле, напряженно вглядываясь в толпу. Наступил на что-то и услышал нечто типа кошачьего шипения.

– Придурок, ты у меня на ноге стоишь.

Толя извинился и с удивлением посмотрел в маленькое личико, с которым что-то было не так. Щуплая девушка шипела на него, а смотрела вроде мимо. Сильное косоглазие – сообразил он.

– Если вас не устроили мои извинения, можете тоже постоять на моей ноге, – любезно предложил он.

– Да пошел ты. – Девушка с великим интересом разглядывала похоронных гостей.

– Узнаю тебя, форум, – с видом заговорщика прошептал Толя. – Не забудьте вечером описать свои впечатления.

– Ты че привязался? – От удивления или возмущения оба глаза девушки практически слились.

Толя поспешил дальше.

У гроба Наташи ТИМ горько всхлипывала и кусала губы Настя Кокошанель.

– Ну, ты что, Наташенька, – шептала она, – ну, как же так? Бедная ты моя.

Когда она отступила, Толя легонько взял ее за локоть.

– Я вас искал. Давайте уйдем, пока все не хлынули.

– Да? Что-нибудь важное?

– Домой хочу вас отвезти. Вы, наверное, единственная, кто приехал сюда своим ходом.

Пробираясь сквозь толпу, они вдруг синхронно оглянулись. У гроба неподвижно, даже гордо, стояли Сандра и Рим, как верные и в то же время непримиримые слуги, абсолютно чужие, инородные в этой пестрой толпе…

Они долго ехали молча. Потом Настя вдруг спросила:

– Толя, а вы не могли бы отвезти меня не домой?

– И куда же, интересно?

– В Бутово. Если сможете, я объясню. Там передержка собак, кстати, она раньше принадлежала Наташе ТИМ. Мне нужно кое-что спросить у работницы.

– Я могу составить вам компанию… И все-таки отвезти домой.

– Спасибо большое. Вы знаете, сегодня лучше не надо. У меня разговор такой… ну, в общем, работница может постесняться при постороннем. Вы не обиделись?

– Ответить правду или прямо? Простите, глупая шутка. Все нормально. Мое предложение останется в силе на будущее. Где эта пересылка-пересидка собачья?

Мария вошла без стука в крошечную комнату, где на узкой старой кровати сидела, сложив на коленях руки, маленькая худенькая старушка. Она подняла голову и посмотрела на вошедшую с ожиданием и тревогой. Мария бросила рядом с ней пакет с апельсинами.

– Ну че, как дела?

– Я вас жду, Машенька. Вы же сказали, возможно, вы решите мой вопрос.

– Какой еще вопрос?

– Ну, вы прекрасно знаете, Маша. Вы обещали, что я вернусь в свою квартиру. Вы сказали, что племянница незаконно меня оттуда сюда вывезла… Она даже там не прописана. Вы понимаете, я не могу больше здесь находиться.

– И что я, по-вашему, делать должна, просто интересно?

– Как что? Вы обещали, что кому-то позвоните, что суд примет решение, что поговорите с племянницей… Разве вы мне не обещали?

– Я вам кто: дочь, внучка, адвокат? С какой стати меня слушать кто-то будет? Я ясно сказала: подпишем бумаги на квартиру, и я займусь вашим переездом.

– Я хочу уточнить, что за бумаги? Доверенность, что ли, какая-то?

– Дарственная, неужели не понятно? А как иначе я пойду? С какого перепугу меня слушать будут?

– Дарственная? То есть моя квартира станет вашей?

– А она твоя? Туда племянница уже мужиков таскает. Тебя сюда упекли с концами, не ясно, что ли? Не, я фигею. Таскаюсь к ней каждый божий день, плачу, скоро горшки выносить буду. Собираюсь ей квартиру возвращать, а тут такие предъявы. Да пошла ты. Вот выйду сейчас и не вернусь больше. Сиди жди племяшку любимую. Может, навестит. Чтоб подушкой придушить.

– Что вы говорите, Маша? Почему вы так со мной разговариваете? Я просто спросила. У меня никого нет. Я целый день жду.

– Еще подождешь. Приеду завтра с нотариусом. Подпишем, будем дальше разговаривать. А больше у меня времени нет. Не одна ты у меня такая.

Она вышла, хлопнув дверью, а старушка долго не могла шевельнуться, в ужасе зажав рот руками. Потом тихо повалилась в подушку и глухо, бессильно, отчаянно заплакала.

Мария ворвалась в комнату, где сидела за столом медсестра.

– Слушай, ты даешь этой грымзе таблетки, которые я привезла?

– Конечно.

– А я думаю, что заныкала. Больно она у тебя много стала думать. От этих таблеток лежат и пузыри пускают. Сегодня и завтра не давай. Надо, чтоб она бумаги подписала.

Мария приехала домой и сразу вышла на форум:

«Была в богадельне у своей старушки. Жалко ее хоть плач. Думаю повезу летом наотдых к сибе в дом в Черногории. Пускай хоть поживет нимножко как чилавек».

Она дождалась ответа:

«Маруся, таких людей, как ты, просто не бывает. Завтра у меня зарплата, переведу тысяч пять на карту. Спасибо тебе за то, что ты делаешь для этой несчастной».

Мария улыбнулась.

Елена Курбатова, по форуму Гречка, проснувшись, потянулась за ноутбуком и открыла сайт Сбербанка онлайн. Нашла один заветный счет, любовно посмотрела на очень круглую сумму, легко и радостно вздохнула. Ничто на свете так не наполняет ее любовью к жизни, как эти волшебные нолики. Хотелось мурлыкать смешные песенки, говорить всем приятные слова, писать слюнявые глупости, которые все так охотно хавают.

«Я всю ночь молилась, чтобы нашему дорагому Петиньке было послано здоровье, кокого мы все ему желаем. И сейчас после бессонной ночи мне легко на душе из-за того, что чуствую – опирация ему поможит».

Сейчас народ бросится ее благодарить за те деньги, которые поступили на счет безнадежно больного мальчика в клинику. Ему не поможет операция, и врач, который ее будет делать, прекрасно это знает. Просто нужно засветить деньги, чтобы другая, настоящая, сумма уютно легла на ее счет. Лена опять зажмурилась, как кошка на солнышке, разглядывая мысленно то, что отпечатывалось на ее сетчатке. У нее по жизни было много эмоций, немало разных их проявлений, но толчком для них непременно были либо полученные деньги, либо досадно потерянные.

Она легко вскочила с кровати, набросила пеньюар и, напевая, отправилась в ванную. Там разделась, долго и, как всегда, любовно разглядывала себя во множестве зеркал… Это называлось: скажу без ложной скромности – я себе нравлюсь. Лена никогда не была ни красивой, ни просто хорошенькой. В школе ее вообще считали дурнушкой, у нее даже был комплекс. Но все прошло… Она мечтательно улыбнулась. Став взрослой, она не бросилась к пластическим хирургам и в салоны красоты. Она сразу выстроила свои приоритеты. Будут деньги – будет и красота без всяких салонов. То же самое и с личной жизнью. Она презирала своих сверстниц, убивших молодость на пеленки и кухню, истративших силы и нервы на попытки удержать возле себя мужа… Лена научилась зарабатывать, потом стала зарабатывать много, появилась возможность вкладывать в себя… Дальше – легко. Она выбрала подходящего мужчину, подарила ему себя, внушила, что он осчастливлен, родила ребенка в сорок семь лет… Ее дочь – принцесса, у нее нет и не будет недостижимых желаний. Лена улыбнулась своему отражению. Она не знала, на сколько сейчас выглядит, но то, что она красивее, чем в двадцать, – это точно. Она смотрела на обнаженную, коренастую, ничем не примечательную немолодую женщину, а видела лишь отблеск денег, которые у нее есть. И все это вместе – удовлетворенность, самоуверенность, ожидание еще большего и лучшего – действительно определяло ее облик. В улыбке, взгляде, самой было обаяние неясного происхождения. То есть первый встречный и не поймет, что привлекательного есть в этой простоватой, тяжеловатой женщине с ухоженным, незапоминающимся лицом.

Лена долго нежилась в джакузи, потом приняла прохладный душ, почистила зубы, слегка, совсем незаметно, подкрасила ресницы и губы, причесала короткие светлые волосы.

В гардеробной надела бежевый бархатный домашний костюм и вышла в гостиную. Несколько минут с улыбкой наблюдала, как ее пятилетняя дочь играет на большом овальном ковре из натурального соболя. Ее игрушками и друзьями были восемь йорков. Лена подумала: надо бы нанять хорошего художника и сделать настоящее полотно в духе старых мастеров. Огромное – во всю стену. Девочка растет, а это такая память… Она тихонько подошла к ребенку, присела рядом и поцеловала душистую макушку.

– Ой, мам, – сказала Анечка. – Скажи Поле, чтоб нам сюда завтрак принесла. Нам некогда. И чтоб творог не толкала мне. Я не буду.

Лена поласкала каждого йорка в отдельности, внимательно осмотрела дочь: хорошо ли умыта, причесана – и направилась дальше. Мужа она нашла на террасе. Он взволнованно пересматривал запись последнего футбольного матча. Не отрываясь, прикоснулся губами к руке жены, которая погладила его по голове, и невнятно произнес:

– Нет, ты посмотри, опять, балда, проспал, а тут…

Лена взглянула на него внимательно со стороны. Шесть лет назад она его выделила среди сотрудников своей фирмы, оценила, как товар, он подошел по многим параметрам. Не мальчишка, не дурак, не умник, не беден, не богат, не уродлив и не красив. Из этих отрицаний получался хороший, добротный муж после необходимой доработки. Она назначила его замом, приблизила, сделала полностью зависимым в финансовом отношении. И, стало быть, во всех остальных. После чего родила ребенка. Сейчас он законный муж, но собственницей всего, что у них есть, является она. Он и не в курсе толком, что у них имеется. Разумеется, они любят друг друга. Это просчитывается как элементарная банковская операция.

Лена шла в кухню, когда позвонил ее мобильный в кармане.

– Доброе утро, Марусечка! Все хорошо. Просто отлично. А у тебя? Почему? А, ты из-за этой Кокошанель… Слушай, не бери в голову. Не вздумай оправдываться, пускаться в объяснения. Я позже войду в тему и скажу, что тебя обидели, здесь, типа, никто не радуется счастью Малыша, тему лучше закрыть. Пусть воронье летит в другие темы. Так и скажу. Там эта Голд, с ней вообще лучше не связываться. И все. Забудь. Приезжай к нам. Покатаемся на лошадках, поплаваем в бассейне.

– Ладно. Достает меня эта хрень. Я б ее заткнула вообще-то.

– Ты что! Не надо. Ничего лишнего. Не стоит привлекать внимания.

Лена сунула телефон в карман и мысленно представила себе угрюмое лицо Марии. Тяжелая девка, что и говорить. Но как партнер просто незаменима. Прет, как танк.