Глава 22
Визит в «Бурку»
Клянусь, это самое удивительное и волнующее ощущение – когда все споры и ссоры благополучно завершаются, ты садишься за руль и катишь куда глаза глядят, кожей ощущая прелесть свободы.
Я ехал по вполне приличной дороге в город, надеясь быстро найти Джимми и поговорить с ним по душам, пригласив в какой-нибудь симпатичный ресторанчик. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Едва я въехал в город, как заверещал мой сотовый. Я взглянул: разумеется, звонил Леня Куятэ, как и я, использующий роуминг по всему миру со своего московского номера.
– Ты где?
Что ж, Леню не меняла и Африка – ни «здрасте», ни «как дела?», сразу – в огонь и на передовую: «Ты где?» В подобных случаях моя любимая бабуля Варя всегда отвечала в рифму и ненормативной лексикой. Разумеется, я сдержался.
– Леня, я – в Африке. А ты?
– И я. Уточняю: я не просто в Африке, я в Аруше, на улице Пиндюк-Индюк – хрен его знает, как произносится ее танзанийское название. А ты все еще доишь коров на семейной ферме?
– Не дою, не обучен, дружище, – хмыкнул я. – Я собираю кофе в корзину. А ты хочешь мне помочь?
– Болван, я хочу, чтобы ты прилетел ко мне в Арушу, пил со мною всю ночь во всех злачных заведениях этого вполне приличного городишки, одновременно выслушивая исповедь влюбленного засранца!
Последнюю фразу Леня выкрикнул своим фирменным высоким фальцетом с визгливыми нотками. Все ясно и понятно: черная Маша родом из Московии довела черного Леню до умопомрачения. Я хмыкнул.
– Ты бы мог легко исповедаться кюре в католическом храме, прямо под статуей поддельной Черной Мари…
В ответ раздалась такая длинная тирада нецензурной исконно русской брани, что я поспешил успокоить старого приятеля.
– Все понял, пожалей мои уши, Куятэ! Говори, куда ехать…
Краткая инструкция, опять-таки с солидным слоем ненорматива при описании некой площади с труднопроизносимым названием, несколько минут дороги, и я наконец был на месте.
– …И все из-за тебя, маму твою, пиндюк ты недоделанный!
В словах бедняги Лени звучали искренние слезы, он смотрел на меня огромными черными глазами, полными тоски.
Я вздохнул.
– Что будем пить?
– Ага, подмазываешься, гаденыш! Думаешь залить свою вину горячительным?! Давай напьемся и устроим здесь бучу, мама-папа-ля-ля-ля! Только учти: так как ты белый, все добровольные зрители будут на моей стороне.
– Да успокойся ты наконец! Мы, конечно, не в России, но все-таки – вдруг кто-то из клиентов этого заведения понимает русские матюги?
– А мне плевать и…
Дело шло к ночи, и мы с Леней по моей личной инициативе сидели в том самом стриптиз-клубе «Бурка», где, по словам подруги Нгала, год назад он совратил одну из стриптизерш. По местным правилам, как любезно сообщил нам один из барменов клуба, стриптиз начинается ровно в полночь и ни минутой раньше, поэтому оставшиеся до шоу минуты мы просто сидели за одним из столиков, дули местное пивко, и я выслушивал плач Лени Куятэ.
Сами понимаете, я по части спиртного гораздо крепче Лени, а потому, если после второго бокала измерением в пол-литра я только начинал лениво улыбаться, то слабак Леня к этому времени уже качал головой и в своем плаче перешел на чистый мат, подчеркивая отдельные слова ударами кулака по столику.
Не буду переводить его трехэтажные реплики, скажу лишь, что все они касались жутковатого факта: как оказалось, сто лет назад, в годы нашего студенчества, в меня была безумно влюблена его черная Маша, а при нашей вчерашней неожиданной встрече в церкви ее любовь вдруг вновь проснулась, от чего страдать приходится, естественно и натурально, бедняге Лене.
После того как Леня в десятый раз повторил свой плач с активнейшим использованием ненормативной лексики, а я в сотый раз настоятельно посоветовал ему не материться, нам вдруг подмигнул толстый дядька в расхристанной рубахе, сидевший за соседним столиком.
– Привет, Россия, Москва, Челябинск! – выкрикнул он на вполне приличном русском и почти дословно повторил последнюю реплику Лени с его пожеланиями некой до жути неприличной маме.
Не знаю, возможно ли сказать, что чернокожий Леня покраснел, но, глядя на его ошарашенное лицо, я склонился к тому, что именно это и произошло. Во всяком случае, ему было очень даже неудобно; он широко улыбнулся соседу, сведущему в русском ненормативе, и на всякий пожарный заговорил со мной вполголоса, по мере возможности избегая классических матюгов.
– Ладно, за все, как говорится, прости-подвинься. Понимаю, что тут ты ни в чем не виноват, но надо же мне кому-то излить свою душу! Знал бы ты, как эта… стервоза, – испуганный взгляд в сторону улыбающегося соседа, – с самого начала мотает мне нервы. В двух словах…
Бедняга перевел дух.
– Короче, как выяснилось, Машка в тебя влюблена, причем еще со времен нашего студенчества.
– Дорогой друг Леня, – усмехнулся я, – об этом ты мне уже поведал раз десять, так что я в курсе. Могу лишь в десятый раз сообщить тебе, что лично я в короткое время моего обучения в МГУ в упор не помню никакой Маши. И между прочим, разве тогда ты был в нее влюблен? Насколько я помню, в те счастливые годы ты был абсолютно свободный художник, если в кого влюбленный, то в футбольный мяч.
– Ну-у-у… – задумчиво протянул Леня, пожимая плечами, – я бы не сказал… Конечно, мы были юны и беспечны и вряд ли в кого по уши влюблены. А вот Маша вчера сообщила мне, что, оказывается, уже тогда с ума сходила от любви к тебе. А ты высокомерно воротил от нее нос. Разумеется, потому что ты расист и не любишь черных. Я пытался доказать ей, что ты вряд ли настоящий расист, ведь мы с тобой столько пива вместе выпили. Но она сказала, что алкоголизм связывает всех, независимо от расы…
С этим все было понятно. Между тем должен признаться, что сама атмосфера стриптиз-клуба, местное пивко и пара-тройка дней воздержания понемногу давали свой результат: допивая очередной бокал, я вдруг стал ощущать волнующие покалывания ниже пояса, тут же, кстати, подумав, что по части моей склонности к расизму Маша в чем-то права. Елки-палки, как хочется большой нечистой любви, а кругом – ни одной белой красавицы! Между тем неуправляемые процессы моего дивного тела набирали обороты, и в моем воображении вдруг нарисовалась интересная картинка со мной и некоей красавицей в главных ролях под названием «Люби меня по-французски»…
– Итак, Маша называет меня расистом, но при всем при том вот уже сто лет хранит мне верность. – Я постарался взять себя в руки, отчаянно зажав свой «гордиев узел», перекинув ногу на ногу. – Прошло энное количество лет, она встретила тебя и решила, что ты парень очень даже ничего. Вы отправились путешествовать по Африке…
– Не совсем так! Я тебе, кажется, это тоже говорил не меньше десяти раз, – нетерпеливо перебил меня Леня. – Маша – профессиональный журналист, она поехала в Танзанию от крутого журнала «Нейшнл географик», чтобы подготовить ряд очерков. Ну а я рванул за ней, благо у меня отпуск. И тут как снег на голову – ты! Сначала я не понял, чем это грозит лично мне, но когда вчера, как только мы вернулись с вашей фермы, Маша мне все выложила…
– Все врет твоя Маша, – меняя положение ног, решительно прервал я Леню, и его глазоньки молниеносно сверкнули – с надеждой. – Поверь мне на слово: когда кто-то в меня влюблен, я это нутром чую. Отзываюсь на чувство или нет, но любовь – это такая, знаешь, штука…
– Знаю, знаю, представь себе, я тоже любил и люблю, – радостно проговорил Леня, отставляя пустой бокал. – Между прочим, у меня даже пару раз мелькала мысль, что с ее стороны это всего лишь игра.
– Конечно, игра. Твоя любовь разбаловала Машу, ей захотелось новых впечатлений. К примеру, вдруг оказаться в роли несчастной и притесняемой, страдая из-за расизма одного парня и от преданной любви второго.
Леня весело расхохотался и по-барски откинулся на спинку кресла, пару раз хлопнув кулаком по столу.
– Вот ведь стерва! Дай бог, чтобы ты оказался на все сто прав. Кстати, будь осторожен! Наша Маша отыскала здесь ведьму вуду, про которую готовит первую заметку. Как раз сейчас у них встреча, а вчера Машка мне объявила, что попросит оную ведьмочку в качестве доказательства своего мастерства сделать что-то типа приворота на тебя. Так что в любой момент ты можешь без памяти влюбиться в Машку. Вот тогда у нас с тобой точно состоится дуэль!
Признаюсь: в тот момент я почувствовал легкий озноб. Мне внезапно пришло в голову, что столь внезапно пробудившиеся неуправляемые процессы ниже пояса вполне могут быть первыми ласточками магии вуду, про которую мне приходилось слышать и читать жутковатые истории. Как это они наводят порчу: иголочками колют куклу в определенное место…
Я в очередной раз нервно перекинул ногу за ногу, испытывая великое желание сейчас и немедленно отправиться на поиски Маши, чтобы без лишних слов как следует надрать мерзавке уши.
Между тем Леня сбегал к бару за очередной добавкой пива, и мы продолжили пьянство. В моей голове понемногу начинала раскручиваться волшебная карусель, рождая интересные мысли и попросту гениальные идеи.
– Слушай, Леня, честно говоря, я не очень-то верю во всю эту муть под названием вуду. И все-таки что-то неприятно жжет у меня там – слегка пониже пылкого сердца. Как думаешь, если ты прав по части своих предположений – для чего твоя Маша заказала меня черной колдунье?
Леня мгновенно помрачнел, сдвинув к переносице свои густые брови и почесав кулаком белокурую макушку.
– Не прикидывайся шлангом, приятель! Как будто сам не знаешь! Ясное дело: она хочет, чтобы ты кинулся на нее и изнасиловал. В таком случае клянусь: я порежу тебя на мелкие кусочки для барбекю, пусть меня и засадят в африканскую тюрьму до конца моих дней. Так и знай!
– Не дождешься, Леня, – хмыкнул я, замучившись перекидывать ногу на ногу и обратно и просто мечтая уединиться на несколько минут если и не с феминой, то без лишних свидетелей где-нибудь в тихом темном месте. – Если я кого и изнасилую, то скорее тебя – прямо здесь и сейчас, не отходя от кассы.
– Прости и помилуй, только не меня! – широко оскалился Леня и ткнул пальцем в сторону небольшой круглой площадки в центре зала. – Ровно полночь! Вот тебе и первая потенциальная жертва. Йо-хо-хо! Очень даже ничего.
Что ни говори, а наступило время волнующего зрелища, так что стоило на время прекратить наши диспуты, всецело отдавшись нечистым страстям.
