Глава 27
Утром к Земцову вошли сразу два интересных блондина – Валентин Петров и Сергей Кольцов.
– Как увижу вас вместе, – ухмыльнулся Земцов, – так мороз по коже. То ли труп нашли, то ли его потеряли, то ли колдунью привели, чтоб погадала по документам дела.
– Где-то так, – Валентин удобно устроился в кресле. – Роман Антонов обнаружен мною в районной больнице с проломленной головой. Я оплатил его перевод в нейрохирургию, может, он очухается, заговорит. Мои цель и условие – не отвлекаясь на подробности его разборок с приятелями, попытаться получить от него признание в убийстве Надежды Ветлицкой. Если он не заговорит, то мы сами попытаемся доказать его виновность. Масленников мне сообщил о своей идее – вытащить показания из Валентины с помощью врача-гипнотизера. Я берусь ее уговорить.
– Вот так Валек сегодня настроен, – участливо объяснил Славе Сергей.
– Наезд лихой, – Слава даже встал со стула. – Адвокат Петров, можно спросить, почему вас так резко повернуло?
– Что значит «резко»? – пожал плечами Валентин. – Я мог бы терпеливо ждать, пока ты закончишь свое расследование, скромно стоять в стороне, но потом я все равно бы добился оправдания Валентины Ветлицкой. Так почему бы мне вам не помочь? Время – деньги, ребята.
– У тебя, Петров. А у меня недорасследованное громкое дело – сам знаешь что.
– Слава, – терпеливо, как переводчик, вмешался Сергей. – Он пока свои деньги заплатил, чтоб этому Антонову голову починили. Понимаешь, он, как Гиппократ, хочет его излечить, чтобы посадить. Хороший адвокат – это почти бог. Не то что мы с тобой. У меня только один к тебе вопрос, Валек. А если под гипнозом Ветлицкая вспомнит, как тетю душила, тогда что? А ты потратился на ее любовника косоглазого.
– Тогда она получит снисхождение присяжных и общества, как несчастная женщина, которую с детства растлевал, использовал и унижал этот мерзавец. Будучи в состоянии аффекта, под его влиянием она совершила очередное преступление против себя. Она окончательно лишила себя будущего, квартиры, денег, прав на наследие матери и отчима… Она задушила не только тетю в ту ночь. Она прикончила свой шанс на нормальную жизнь.
– Слава, у тебя есть чистый носовой платок? Не для меня. У меня есть. Он сейчас и тебе понадобится. Я так плакал только однажды. Когда бабушка сказала мне: «Я не хочу жить. Мой внук – дурак», – заявил Кольцов.
– Да, Петров, – вздохнул Слава. – С тобой мы попали, конечно. Такое давление по дружбе…
– Ага, – радостно подхватил Сергей. – Он мне вчера водку принес! Ой, извини, Слав, не хотел сделать тебе больно. Но я к утру такое на этого Антонова нарыл, пробы на туловище, которое сейчас находится на излечении, ставить совершенно негде. Только за изнасилования он привлекался раз пять, но не сидел ни разу: выкручивался. Похоже, угрожал жертвам, они отказывались от уголовного преследования. Понимаешь, это такой тип: за что его только ни пытались прихватить, он соскакивал. Вот Валек, как представитель самой гуманной профессии и решил воспользоваться его пробитой головой. Валь, это не ты его заказал?
– Плохая шутка, – резко ответил Валентин.
– Ты чего? – удивился Сергей. – А мне нравится.
– Вообще-то, веселые ребята, – строго сказал Земцов, – мы не обнаружили отпечатков Антонова в комнате Надежды Ветлицкой. Есть везде: в комнате Валентины, в прихожей, на кухне, в ванной… В комнате Надежды – ничего… Правда, домработница убирала, ее не предупредили, она, наоборот, постаралась до приезда наряда пол помыть, пыль стереть.
– Это несерьезно, – сказал Петров. – Отпечатки важны в детективном сериале. Опытный преступник как-нибудь сообразит. Тем более пол помыли. А придушить старуху такой амбал мог рукой, завернутой в шарф, взятый в прихожей. К примеру. А чьи отпечатки вы там нашли? Кроме Валентины и Нины.
– Да полно. Ну, внука, конечно. И множество – неизвестно чьих. Надежда привыкла к светским знакомым. У нее бывали люди, которые вели ее дела.
– На постели?
– Да, и на этой подушке, и на одеяле обнаружены не ее волоски, ворсинки не с ее одежды. Как объяснила Нина Гришкина, к хозяйке часто приходили очень поздно, она принимала людей, не вставая с кровати. Очень берегла свой покой…
– Добереглась, – скучно, словно бабка на скамейке, произнес Сергей. Земцов и Петров посмотрели на него, как на двоечника, который руку поднимает, чтобы глупость сказать.
– Слава, ты можешь перелопатить сотню знакомых Надежды Ветлицкой, взять у всех отпечатки, волосы, проверить алиби, пытаться отыскать мотивы, потратить на это годы жизни… – подытожил Петров. – Но если есть два человека, которые были на месте убийства, все равно придется выбирать из них. Хотя я, разумеется, не исключаю кого-то третьего. В таком случае это не убийство, а высший пилотаж. И ты до него до пенсии не доберешься.
– Спасибо.
– Не хотел тебя обидеть. Просто прошу меня проинформировать: собираешься ли ты расширять круг подозреваемых. Искать и проверять всех обладателей отпечатков в квартире, которая была одной из самых посещаемых в Москве. В этом случае я к тебе обращусь с требованием выпустить мою подзащитную под подписку о невыезде. Не могу согласиться с тем, что человека будут держать сверх положенного срока без прямых улик.
– Серьезно ты настроен. Поговори с Ветлицкой насчет гипноза. Раз пришли вы, сострадающие следствию, хочу спросить: если Валентина действительно покажет на Антонова… Есть вариант довести дело до суда? Он сам-то дотянет?
– Если у операции не будет благоприятного результата, если организм у Антонова окажется недостаточно могучим, то он жизнь свою будет дотягивать, как овощ, – холодно сказал Петров. – Получишь заключение, закроешь дело.
– Мне б такого начальника, – восхитился Земцов. – Ну все знает наперед. Нострадамус ты наш.
– Кто это, Слава? – с наигранным ужасом спросил Сергей.
– Да так, один мой собутыльник, – ответил Земцов и посмотрел на друзей выразительным взглядом: мол, пора и честь знать.
Блондины не спеша вышли из управления, постояли, покурили, пожмурились на солнышке.
– Я, конечно, не гипнотизер и даже не адвокат, – лениво сказал Сергей. – Но мне кажется, ты совсем разлюбил Ромку Антонова. Пока он был с целой головой, ты говорил о нем вполне доброжелательно, насколько возможно для гуманного адвоката, которому положено жалеть только своего клиента. Я легко считываю оценку с самых нейтральных интонаций. И сразу понял, что Роман Антонов – у нас типа прошлогоднее говно, извиняюсь за французский. Может понадобиться, может – нет. А сейчас, когда ему некому стакан воды подать и даже не во что ее влить, ты вроде его прикончить хочешь… Или я ошибаюсь? Хотя я никогда не ошибаюсь.
– Я что-то о нем говорил вчера в пьяном виде?
– Откуда я знаю? Ты никогда не бываешь пьяным. А если и бываешь, то я обычно не в состоянии это заметить. Ты за Мариной?
– Да. У нас скоро свадьба. Ну, распишемся, ты – свидетель. То есть должна быть свадьба. Надо срочно узнать, нет ли отбоя. Она такая: может не простить. Дома не ночевал!
– Да, это страшный симптом, – согласился Сергей. – Для такого случая нужно всегда иметь при себе пепел, чтобы посыпать им голову. Женщины в гневе – это ужас.
– Мне плевать на всех женщин и твои теории. Но если Маришка злится, если страдает – я могу застрелиться. Настроение такое. Видимо, с перепою.