Петров сидел в комнате для свиданий, сосредоточенно читая какие-то документы, когда вошла Валя Ветлицкая. Он не успел обернуться: она стремительно прижалась к его спине, крепко сжав плечи, и практически встала на колени. Он резко вывернулся, с неожиданной силой ее поднял и почти бросил на стул.

– Что это за выходка? – произнес он возмущенно, но лицо оставалось спокойным, он внимательно смотрел ей в глаза.

Валентина горячо и быстро проговорила:

– Слушай, я больше не могу. Тебе же это не трудно, я знаю. Договорись. На полчаса… Я же тебе не противна, да? Ты сам нашел меня, чтобы защищать.

– Валя, я не искал тебя. Меня интересует, кто убил Надежду Ветлицкую. Если ты, то я хочу разобраться в причинах. Я не откажусь от защиты. Но! Ты должна перестать сходить с ума. Я давно заметил, как зреет в тебе эта дикая идея. Возьми себя в руки. Этого не будет. Постарайся меня услышать. Ты не просто не противна мне. Ты мне интересна, как любой глубокий, сложный, страдающий человек. Ты вполне симпатичная женщина. Но ты мне совершенно не нужна в этом смысле. Как и я тебе, впрочем.

Валя улыбнулась:

– Ты мне нужен. На час, на полчаса, на пятнадцать минут. Ну когда у меня еще будет возможность пристать к такому мужчине – благородному, умному, доброму, красивому… Мне, шалашовке, исключительно другие попадались. И будут попадаться. Я сказала, ты – добрый. Докажи. Тебе это ничем не грозит. Никто не узнает. Я никогда не напомню. Просто буду хранить воспоминание всю жизнь…

– Ты хочешь из моего сострадания вылепить что-то совсем другое. Но так не бывает. Со мной по крайней мере. Я знаю, что такое тюремное воздержание для женщин с определенным темпераментом. Меня это не шокирует. Но я этим не пользуюсь.

– Воспользуйся один раз. Подай, как нищенке на паперти.

– Как ты ловко пытаешься извлечь из ситуации желаемый смысл. Я не хочу тобой воспользоваться, потому что я не хочу тебя, Валентина.

– У тебя кто-то есть?

– Да, невеста.

– Красивая?

– Очень.

– Ты боишься ей изменить?

– Ты становишься нудной и глупой. Я не боюсь ей изменить, потому что это немыслимо. Она для меня – единственно возможная женщина, – рассердился Валентин, но, посмотрев на ее вмиг осунувшееся, ставшее каким-то убогим лицо, сказал спокойно и мягко: – Валя, ты выберешься из своих несчастий и оценишь себя как женщину, которая достойна нормальных отношений. Теоретически я способен это оценить. Давай работать. Тем более разговор у нас сегодня близок к этой теме. Кто такой Роман Антонов?

– Отец моего сына. Он изнасиловал меня в колонии.

– Вы встречались потом?

– Да. Пару раз он приезжал. Я спала с ним, если ты об этом. Без насилия.

– Понятно. Он был у тебя в ночь убийства Надежды Ветлицкой?

– А… Это кто сказал?

– Да он и сказал. За небольшую сумму. Сам пришел ко мне домой. Антонов согласен повторить это на суде. В смысле заявить о твоем алиби. Он говорит, что ты была в абсолютной отключке, когда он уходил на рассвете. А до этого Надежда была жива.

– Ты рассказал об этом следователю?

– Разумеется.

– И что получается?

– Если так было с тобой, получается, что он – главный подозреваемый.

– Какая ерунда. Ему это не нужно! Сам посуди: зачем бы он пришел к тебе рассказывать, подставляться?

– Это не такой уж плохой ход. Первое, что приходит в голову: зачем ему самому подставляться. Да затем хотя бы, что если бы об этом рассказала ты или мы нашли бы свидетеля, который, к примеру, его видел, тогда у него вообще не было бы вариантов. А так – пришел человек, чтобы спасти мать своего ребенка, не побоялся подозрений. Он ведь не дурак?

– Нет. Он не дурак. Он – подонок. Но не убийца.

– Какая четкая градация. Почему ты не рассказала, что он был в квартире в ту ночь?

– Потому что он не убивал. Потому что он всегда от чего-то скрывается. Потому что он – отец моего сына и мой мужчина, в конце концов. Ну, раза три был им за всю жизнь, но я не хотела его закладывать.

– Я так и думал.

– И что теперь?

– Это дело следствия. Полагаю, будут искать прямые улики. Его отпечатки в комнате твоей тети, в общем, следы присутствия. Если он хотя бы заходил туда, чтобы пошарить у нее под подушкой, вы можете поменяться местами.

– Она закрывалась в своей комнате. Мы обе закрывались друг от друга.

– Но когда ее обнаружили, дверь была не заперта изнутри. Она кого-то впустила.

– Что меня больше всего удивляет. – Валентина насмешливо посмотрела в глаза адвокату.

Он вышел задумчивый и довольно долго курил, сидя неподвижно в машине. У него была феноменальная память. Петров сейчас пролистывал странички писем Веры Ветлицкой, адресованные мужу.

Валентин прерывисто вздохнул. Они натворили бед и ушли, но их страсть сжигает эту несчастную, которая всегда во всем виновата. Такое впечатление, что у Валентины ничего нет, кроме адского огня, о котором пишет ее мать. Сегодня по крайней мере все именно так и выглядело. Валентина – неглупый, скорее всего, способный человек, но в ее жизни нет ни книг, ни музыки, ни потребности в нормальной семье, в покое, уюте. Только горячие угли страстей. Могла ли она убить? Конечно. Она же фактически спровоцировала мать на самоубийство. У нее вдруг мог возникнуть приступ ненависти к той, кто была основной причиной гибели матери… Антонов не в состоянии оценить: была ли она «в отключке». Она могла притвориться, потом, после убийства, добавить наркоты еще, чтобы крепко спать, когда вызовут полицию. Или все же Антонов убил? Но он же вроде нашел сына, чтобы помочь ему получить наследство. Зачем согласился помогать Валентине? Что за игра? Да ему все равно, кто будет наследником, а кто отправится в тюрьму! Роман Антонов уверен, что и сыном сможет управлять, и Валентина ему не откажет, тем более ею легко манипулировать с помощью наркотиков. И с помощью ее неутоленной страсти и одиночества… Получается, что у него очень серьезный мотив. При Надежде он, конечно, ни от кого ничего не получил бы. Сложная игра… Способен он на такую? «Он подонок, но не убийца», – сказала Валентина. Точно знать это она может лишь в одном случае: если убийца – она.

Валентин позвонил Сергею и сообщил, что едет к нему.