Она бездумно и растерянно шла вдоль проезжей части московской улицы. Обычной улицы, а не двора женской колонии. Все было слишком ярким и нереальным, как во сне. Она даже не могла выделить, рассмотреть отдельных людей во встречном потоке, который казался ей каким-то карнавалом. И вдруг на нее налетела бегущая девушка, извинилась, отпрянула, пошла дальше, они обе одновременно оглянулись. Валентина прочла во взгляде незнакомки то ли удивление, то ли отвращение. А сама наконец увидела, что девушка – в легком коротком платье, в туфлях на шпильках, что у нее красиво лежат светлые блестящие волосы. Она посмотрела по сторонам: все были одеты по-летнему в этот необычно жаркий день начала мая. И лишь она, Валя, брела в грубой и бесформенной куртке, в вязаной шапке на голове, с рюкзаком на плече. Она остановилась, шершавой ладонью провела по взмокшему лбу. Колючий свитер под курткой кусал потное тело, голова под шапкой зачесалась. Валентина сдернула ее, и солнце сразу прильнуло к коротко стриженным влажным волосам. Она расстегнула куртку, слишком резко подняла голову к солнцу и чуть не потеряла сознание. Ее ослепил простор неба, оглушил гул города, наверное, это был приобретенный страх открытого пространства.

– Вам плохо? – раздался рядом мужской голос.

Валя в смятении посмотрела в светлые глаза стройного человека с необычными серебряными волосами. То ли блондин, то ли седой, хотя лицо молодое. В его глазах действительно сочувствие? Забота о ней? Ей пришлось очень крепко сжать зубы, чтобы не заплакать, не вылить на первого встречного свое горе, не поделиться своей бедной радостью.

– Наверное, мне хорошо, – сумела вымолвить она. – Ну вот так мне хорошо…

– Понял, – кивнул мужчина. – Могу я чем-то помочь, чтобы вам стало еще лучше?

– Спасибо. Я сама. Я как раз собиралась такси поймать.

Он быстро окинул ее взглядом и направился к обочине.

– Постойте, – обернулся он. – Я сейчас поймаю вам машину.

Валя прислонилась к какой-то палатке. Ну вот. Она столько ночей призывала везение, и оно пришло. Этот человек понял, что такое чучело никто не повезет. А он – красивый, в элегантном сером костюме, сейчас подгонит к ней авто. К ней, Вальке-заначке, как называли ее на зоне из-за привычки прятать бычки, кружку с недопитым чифирем. Они все думали – она от жадности. На самом деле она знала, как невыносимы минуты, когда кончается действие тюремного антидепрессанта. Ей голову хотелось разбить о стену в такие минуты.

– Пойдемте, – сказал ей незнакомец, дотронувшись до рукава. – Вот машина, ждет вас. Я заплатил водителю тысячу, этого хватит.

– Что вы! Заберите, у меня есть деньги!

– Пошли, – повернулся мужчина.

– Подождите, – сказала Валя. – А в чем дело? Вы что, решили сегодня нищим помогать? Так я совсем не нищая.

– Да нет, – улыбнулся он. – Это вообще не моя роль. Просто глаза у вас такие голубые… Наверно, вы из заключения, я не ошибаюсь? Я – адвокат. Вы сейчас как в открытом космосе.

– Как вас зовут?

– Валентин.

– Не может быть! Я – Валентина.

– Ну, вот видите, какие чудесные совпадения, – улыбнулся он. – Вот моя карточка с телефоном. Вдруг понадобится.

– В смысле, если меня опять заметут?

– Ну, мало ли. Можете сообщить, что этого не произошло, к примеру.

Он подтолкнул Валю к машине, она села, назвала адрес, поймала взгляд водителя, в котором прочитала презрение. Не отвела глаз, действительно ярко-голубых, превратила их в стальные немигающие щели. Она это умела. Упустила момент, и только когда они проехали несколько метров, оглянулась: человек с серебряными волосами был уже далеко. Она не попрощалась.

Они ползли по центру, Валя устало смотрела на бесконечное движение нескончаемых машин, напоминающее муравейник, и вяло думала о том, что сейчас будний день, люди должны вроде работать, учиться, на худой конец – сидеть в тюрьме, а они все куда-то едут. Кто их заставляет это делать, что им всем нужно, что их ждет… О том, что ждет ее, она не думала. Слишком властная и беспощадная у нее судьба: она научила ее не заглядывать даже в следующую минуту, пока та не наступила. Они остановились у старого, некогда элитного дома в одном из арбатских переулков. Водитель вопросительно на нее посмотрел: давать ли сдачу. Она отрицательно мотнула головой. Неуклюже вылезла из машины – крупная, худая, нервно сжимающая в руке вязаную шапку под беспощадным солнцем, которое слепило ее, демонстрировало всем: смотрите, она вернулась. И они смотрели. Валя шла к подъезду с опущенной головой. Не хватало еще здороваться с соседями – как жаль, что она приехала не ночью. Ничего плохого, никого плохого, просто они все ее жизнь с детства смотрели, как кино. Она улыбнется им завтра. Если получится. Или не улыбнется: зубы посыпались в последний год. Кальция в рационе не хватало.

Она поднялась на свой этаж, позвонила в дверь. Ей долго не открывали, потом звякнула цепочка, заскрипели крючки-засовы, на пороге появилась старая женщина, опирающаяся на массивную палку. Какое-то время она молча смотрела на Валентину, и ее сухое лицо с тонкими, по-прежнему высокомерно поджатыми губами ничего не выражало.

– Здравствуй, тетя Надя, – ровно сказала Валентина. – Можно войти?

– Тебя выпустили или ты сбежала? – неожиданно красивым и звучным голосом спросила старуха и, не дожидаясь ответа, повернулась к ней спиной.

Валя вошла в пыльную прихожую со стеллажами книг от пола до потолка, бросила на пол рюкзак и ответила уже не тете, а закрывшейся двери ее комнаты.

– Да, меня выпустили. С чистой совестью. Ты, конечно, мне рада.

Она сбросила с себя одежду прямо на пол, босыми, почти мужского размера ногами вошла в ванную, встала под душ и смывала с себя тяжелую дорогу – из одного места, где ей было плохо, к другому, где бывало еще хуже. Как сказал мужик с серебряными волосами, «в открытом космосе». Именно так. В этой огромной квартире столько призраков, столько следов, столько сохранившихся страданий, ненависти, страха, вожделений и тайн, что она здесь по-прежнему чувствует себя как на минном поле.

Валентина вышла из ванной, накинув на себя один из халатов, висевших на крючке, босиком прошла в кухню, открыла кран с холодной водой и долго пила прямо из него. Подняла мокрое лицо: на нее смотрели голубые глаза тетки. Почти такие же, как у нее, только выцвели малость.

– Ты такая же мужичка, как была, – произнесла тетя Надя. – Босиком, пьешь из-под крана. Всю жизнь тебе удивляюсь.

– Конечно, – Валя широко улыбнулась, показав разрушенные зубы. – Я сама себе удивляюсь. Как такая дубина уродилась и вымахала среди утонченных эстетов и аристократов. Ну что с этим поделаешь. Тебе вроде уже семьдесят, если не больше. Понадобится, и от меня примешь стакан воды. Тебе налью. Всех остальных ты извела.

– Да ты хамка. Поешь, если хочешь. Что есть в холодильнике. Я положила на твою кровать чистое постельное белье. Не поленись его постелить.

– Спасибо, – сказала Валя. – Слушай, а почему у меня глаза, как у тебя, а не как у мамы? Странно, правда?

– Ошибка природы, – пожала плечами тетка. – Я пойду. Я в это время отдыхаю.

Валя открыла холодильник, обнаружила там яйца, огурцы и батон. Тетя всегда держала хлеб в холодильнике. Она оторвала кусок батона и ела его с огурцами. В щель кухонной занавески она видела солнечный двор, скамейки у детской площадки, соседок, которые о чем-то оживленно говорили. Разумеется, о ней. Что же делать? Как приблизить ночь, чтобы спрятаться от всего? Она вошла в свою комнату, закрыла дверь на ключ изнутри. Сбросила чистое постельное белье на грязный ковер, легла прямо на матрас, укрылась шерстяным одеялом. Сейчас ее уже знобило. Ломка. Она села и стала лихорадочно вспоминать. Обыск, понятые… Они тогда вывернули все, вытащили наркотики даже из прорехи в матрасе. Но она бы не была Валькой-заначкой, если бы они нашли все. Валя быстро встала, взяла со стола металлическую линейку и отжала плинтус у самой двери. Есть! Она держала в руке маленький пакетик и дрожала от счастья. Опять везение. Потом день замелькал, как кинопленка, потемнел, закончился, наступила душная и спасительная ночь. Чего только не увидела Валя во мраке пустой комнаты. Чего только не услышала. Но, как всегда, самой яркой, прожигающей душу и мозг картинкой оставалась эта… Валя смотрит в щель двери спальни матери и отчима. Видит тонкое лицо мамы, нежный взгляд ее темных глаз, крупные обнаженные плечи мужчины, который склонился над ней… И вдруг… О боже! Эти плечи целует еще одна женщина. С точно таким же, как у мамы, лицом, только с голубыми глазами. Отчим поворачивается к ней, в его взгляде… Ох, адская страсть в его взгляде… И мука, и рабство… Они очень красивы все трое – мама Вера, ее сестра-близнец Надежда, мамин муж Александр.