Рано утром у Сергея зазвонил телефон на тумбочке, и одновременно ему на грудь легла теплая лапа.

– Привет, – тихо сказал Сергей, глядя в радостные карие глаза. – Что ж тебе не спится? Я бы на твоем месте, да и любой…

Он потрепал Мая по голове и взял телефон.

– Извините, Сергей Александрович. Это Николай Иванович, хирург из больницы вас беспокоит. Наверное, разбудил. Просто у меня сейчас операция, а вы просили. Может, для вас это важно.

– Доброе утро, Николай Иванович. Все нормально. Слушаю.

– Значит, я по поводу состояния пациента Нискина. Оно удовлетворительное. Температуры нет, бреда тоже. Вас ведь интересовал именно он. Произошло вот что. У него были сослуживцы. Мы недосмотрели, они явно привезли спиртное. Вечером сестра, как положено, дала ему на ночь снотворное. Плохое сочетание после трепанации черепа. Вместо сна у него возникло сильное возбуждение. Мне сообщили, я пришел, принял меры, находился рядом. Это был не бред, я бы сказал, а фаза беспокойного забытья. Короче, подкорка что-то выдавала. Он отрывисто говорил неизвестно с кем. Я кое-что записал. Читаю. «Какое завещание? Не, ты мне покажи, какое число на твоем завещании. А ты знаешь, что завещаний может быть хоть пятьсот… Работает последнее. Кто наследник? Ты? Законы знаешь? Наследник тот, кто нравится покойнику». Это я отредактировал немного, убрал мат, но смысл сохранен.

– Очень интересно. Теперь я уверен в том, что вы – отличный специалист. Человек после грубого вмешательства в его мозг монтировкой явно не утратил меркантильность. Слова «завещание» и «покойник» для нас просто фонарь в темноте. Будем искать и то и другое. Выписываете его скоро?

– Неделя – максимум. Я долго никого не могу держать. Нет мест. Пропишу постельный режим дома, дам рекомендации участковому терапевту.

– Да, конечно. Мы тоже постараемся присмотреть за его постельным режимом. Одно дело делаем, Николай Иванович. Бережем граждан. Еще раз огромное спасибо. Буду признателен, если за день до выписки вы мне позвоните. Ну, если еще раз он полетает во сне и наяву после визита сослуживцев, – мой интерес остается в силе.

Сергей сел на кровати, дал Маю возможность положить обе лапы себе на плечи, полизать лицо. Такие нежности они позволяли себе, когда Настя и Олежек спали. У них был кодекс друзей. Днем Маю будет некогда. Ему нужно развлекать и охранять ребенка, выгуливать хозяйку. Но он всегда находил возможность сообщить Сергею о своей преданности. Это удивительно. Сергей понимал, что Май считает его главным спасителем.

– До чего ж ты хороший парень, – прижал его голову к себе сыщик. – Только гулять я сегодня с тобой опять не пойду. Будешь ждать, пока Настя встанет. Но на бутерброд до своего завтрака можешь рассчитывать.

Сергей постоял под горячим и холодным душем, оделся, сварил кофе, сделал несколько бутербродов – себе и Маю. Задача у них сегодня непростая. Они с Земцовым едут в поместье Петра Романова. Без предупреждения. В обход обычной процедуры они решили ему не сообщать по телефону об убийстве бывшей жены, а сделать это внезапно, на его территории. С ними будет и группа Славы. Он – главный подозреваемый в заказе убийства жены. У него не один мотив. Он вложил в нее достаточно много денег, которые однозначно хочет вернуть. Он перестал ей доверять, поскольку она рассказала о нем Сергею, что вызвало его ярость и угрозы, он видел ее вместе с Васильевым в купленной им, Петром, квартире. Ему нельзя было допустить ее брака. Ситуация могла выйти из-под контроля. Васильев для него практически враждебный элемент. Марина слишком много знала о Романове. Она дала ему понять, что ее не заставишь молчать. В конце концов, Петра Романова можно хоть сегодня арестовать, поскольку, кроме него, Марине никто не угрожал. И мотив ревности – один из главных в таких историях. Почему он следил за ней, приехал в Новый год? Можно арестовать, но не нужно. Пока он не достаточно проявился. Его сидение под стражей, когда налетят его адвокаты, а он откажется вообще свидетельствовать против себя, – убитое время, потерянный шанс на дополнительную информацию. Он может быть причастен к любым преступлениям в квартире, которая его каким-то образом интересует.

– Ну, мне пора, – кивнул Маю, вставая, Сергей.

– Как интересно у нас стало, – сказала с порога кухни Настя. – Ты теперь только Маю сообщаешь, что тебе пора?

– Я тебе вчера говорил, что мы едем со Славой к Романову.

– Говорил. Но не сказал, что так рано. Я бы встала, приготовила завтрак.

– Да мы отлично перекусили. Не хотел тебя будить. А меня разбудил врач из больницы, где участковый с пробитой головой лежит. Он там напился, про завещания и покойников заговорил.

– Ужас. Какая-то невероятная деградация. Все гоняются за тем, что им не принадлежит, убивают, бредят про покойников… Я заснула под утро, так у меня было тяжко на душе из-за убийства Марины. Она стоит перед глазами. Такая… живая, настоящая.

– Она не вписывается в твое уравнение семьи Романовых? – поинтересовался Сергей.

– Пока мне было не до этого. Но знаешь, что я вчера нашла. Переписку в соцсетях Маргариты, то есть Раисы, нынешней сожительницы Романова. Нет, ничего о Марине. Я, собственно, и не искала, я тогда не знала, что случилось. Но эта полная, холеная дама, которая на некоторых фото вполне добродушно выглядит, на самом деле крайне ревнивая, злобная и дикая вообще-то. Когда речь заходит о красивых женщинах, не имеющих лично к ней никакого отношения, она исходит ядом: расстрелять, распять, разорвать на части, в тюрьму посадить… Совершенно криминальные эмоции и их выражение.

– Ты полагаешь…

– Нет, конечно. Я только сейчас это связала с гибелью Марины и лишь в том смысле, что Рита могла этого желать. Марина была очень неглупая, интересная женщина. Эта – крайне тупая и агрессивная. Она может это скрывать по жизни. Но как-то непонятно: при ее данных, прямо скажем, скромных – и такие прекрасные возможности, деньги, все такое… Должна быть счастлива вроде, нет?

– Они звереют иногда от страха это потерять. Хотя такие эмоции не исключение, а почти банальные реакции сейчас. Марину она любить не могла, ясен пень. Новый год они встречали вместе…

Настя глубоко задумалась, сосредоточенно глядя на что-то, видимое только ей. Между бровями – морщинка.

– Вписываешь ее в уравнение? – обнял жену Сергей.

– Нет. Вхожу в ее образ.

– Сложно?

– Нет.

– Вопрос на засыпку. Ты ничего не пишешь в соцсетях?

– Что-то пишу. А что тебя интересует?

– Иногда я читаю странички своих клиенток. Прихожу в ужас. Они такие вещи пишут о себе, своих мужьях, предпочтениях… Одна вообще: сколько раз за ночь, как любит и… не буду тебя развращать. И это все в открытом доступе! Для всего мира!

– А зачем ты читал?

– Я – понятно, зачем. Я до минут вычислил распорядок дня ее и мужа. По деталям выстроил нужную мне картину. Фотки меня добили и стали венцом дела. Я имею в виду – концом.

– Не секрет, что именно?

– Да какой секрет. Приду, покажу, если хочешь. Она стоит топлес на коленях и сама себя снимает на камеру. Страшный сон.

– Я так не поступаю, – рассмеялась Настя. – А фото Олежки и Мая выложила в одном месте. Мне сто человек написали, что они красивые. Это приятно. Люди из разных стран.

– Нормально. Мне тоже это приятно. А той два чувака что-то пошлое написали, и ей понравилось. Каждому свое, как говорится.

Настя улыбнулась, поцеловала Сергея и многозначительно посмотрела на Мая.

– Ты и не догадываешься, что мы идем хозяина провожать, да? Ты же на метро, Сережа?

– Да. Я к Земцову, оттуда на его машинах.

Май все понял, он уже суетился, вилял хвостом, сиял глазами: «Такая радость? Идем? Все вместе? Какие вы умные. Вы не пожалеете. Нам будет очень хорошо».