Да. Петр вечером искренне хотел оставить матери еду и уехать. Но она заныла про семейные альбомы, которые он истребил с особой жестокостью. Как мечтал всю жизнь. Эти похабные альбомы, где его младенческие фото находились по соседству со снимками разных мужиков, иногда полуголых или вовсе голых. Где молодая Виолетта изгибалась в соблазнительных позах, стояла, держа его за руку у моря или океана, и ясно было, что сын ей нужен лишь как очередное подтверждение ее женственности. Ему это было ясно. И сейчас, когда она – старуха, когда он ее засушил в этой квартире многолетним заточением, она хочет это увидеть. Она хочет получить удовольствие от того, что это когда-то было! Ее триумф и его унижение. Вечер перестал быть томным.

– Почему у тебя такой бардак? – прорычал он, вытаскивая ее за руку в заваленную тряпьем прихожую. – Зачем ты все это вывалила из шкафов? Ты что, не можешь убрать? У тебя времени нет?

– Я устала, – испуганно забормотала мать. – Я не помню, как это произошло. Я плохо вижу, здесь темно.

– Ты плохо видишь?! – Он достал из внутреннего кармана пиджака айфон, нашел текст, который скачал дома из Интернета, и сунул ей под нос. – Читай.

Она посмотрела на него удивленно, немного отодвинула его руку – у нее была дальнозоркость – и начала читать. Он бросил телефон на полку через две минуты. Заговорил тихо и зловеще:

– Ты плохо видишь, значит? Мне сорок пять, а я читаю только в очках. Тебе за восемьдесят. Ты никогда не болела. Ты даже не седела, как все нормальные женщины. У тебя были белые волосы, как у шлюхи, такие они и остались. Я врач и знаю, что говорю. Ты и в старости осталась шлюхой. Убирай!

Она засуетилась, руки задрожали, она уже понимала, что ее ждет. Но мать просто не умела убирать. Это всегда делали приходящие работницы. Сейчас это иногда делал он. Она что-то поднимала, несла к шкафу, там опять бросала на пол, путалась… Он всегда пытался сдержать первый удар. Но нога в ботинке сама дернулась и опрокинула мать навзничь. Он выключил свет в прихожей, перетащил ее в спальню, не зажигая света – боялся, что кто-то заметит, – и бил кулаками и ногами куда придется. Она не закрывала лицо, не пыталась спрятаться, просто скулила. Тонко, надрывно… возбуждающе. В свете полной луны не видно было ее сморщенного лица, костлявого тела. Она корчилась у его ног, точно такая, как тогда, когда он плакал у себя под одеялом и мечтал ее убить или изнасиловать. И он опять не сдержался. И не собирался сдерживаться. У него были сотни женщин, но ни одна не рождала такого яростного сплава вседозволенности, мести, садистского удовлетворения. Врач-гинеколог мог поставить себе сексуально-психиатрический диагноз.

Потом он отбросил ее, она продолжала скулить, значит, жива. Петр встал, застегнулся, вышел в прихожую и вырубил свет в квартире. Свет ей не нужен.

На площадке Петр понял, что ему сейчас не стоит садиться за руль. Он вошел в другую квартиру, этажом выше, сразу прошел к бару в гостиной и пил виски из горла, пока бутылка не опустела. Потом, не раздеваясь, упал на диван, свернулся, как привык в детстве, и провалился в сон, после которого человеку становится ясен смысл ада. Он выбрался из сна без желания жить, но помогла злость. У него все есть, он завоевал свой праздник, и он его себе устроит. С Риткой или с кем-нибудь еще. Что он ненавидел, так это корпоративы. Эта сука, которая сейчас скулит этажом ниже, отбила у него охоту водить хороводы. «Но она дала тебе все», – вдруг сказал ему внутренний голос. «Хренушки, – ответил он, – я все забрал сам. Силой. В противном случае мне бы сегодня выдали сумму, как школьнику, на подарок».

Он посмотрел на пустую бутылку виски. Надо было оставить ровно глоток, больше нельзя. Но там не было ни капли. Пришлось открыть бутылку коньяка, чтобы немного поправить настроение. С чем у Петра было все в порядке, так это с чувством меры в отношении алкоголя. Запой ему не грозил. Он выпил немного коньяка, прошел в ванную, душ не стал принимать. Просто умылся, почистил зубы, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Он боялся увидеть там не свое лицо, а лицо мальчика, которого он всю жизнь пытается в себе задавить. Задавить своей полноценностью, исключительностью позорного, униженного, нелепого пацана. Ничего. Все в порядке. Сейчас ему все говорят, какой он симпатичный и приятный человек. Еще бы. Он сделался настолько интересен многим, что это стало правдой. Все именно в таком порядке. Сначала – нужен, потом – симпатичный и приятный. Когда хочет. Ярость улеглась, стало ясно, что он все делает правильно. Петр надел пиджак, накинул на плечи легкое кашемировое пальто от известного дизайнера, вышел из квартиры, спустился, кивнул охраннику, сунул ему купюру в руку. Тот молча кивнул в ответ.

В новом джипе «Мерседес-Бенц» 2013 года у Петра был настоящий рабочий кабинет. Если нужно, то и спальня. Разумеется, бар. Он позволил себе еще глоток коньяка. Посмотрел новости по телевизору и сделал большую глупость. Взглянул на окно квартиры матери. Увидел, как там мечется, пытаясь его открыть, женская фигура. Она постоянно, все годы пытается это сделать. Однажды ей удалось, и она начала кричать, звать людей на помощь. Только в их дворе не бывает людей. Кто-то мог проехать мимо, поэтому охранник позвонил Петру. Тот явился с инструментами. С тех пор окна открыть нельзя. Но до нее это не доходит! Он раздраженно рванул с места, вылетел со двора. Наверное, все-таки немного перебрал, потому что увидел маленькую красную машину прямо перед собой, когда уже не было возможности затормозить. Эта машина чудом вывернула, свалив секцию ограды соседнего дома. Петр остановился, увидел, что водитель женщина. Она продолжала сжимать руль. Рядом сидел мужчина, который разжал ее руки, вылез из машины, практически вынес даму. Петр хотел уехать. Но высокий мужчина в короткой коричневой дубленке встал перед его машиной, сжимая монтировку в руке. Петр вышел.

– У вас какие-то вопросы? Что-то с вашей машиной? По-моему, она не повреждена.

– Ты летел ровно на женщину за рулем, – ровно сказал мужчина. – Если бы решетка оказалась прочнее, ее не было бы сейчас в живых.

– Сослагательное наклонение в таких случаях – это лирика, – добродушно улыбнулся Петр.

– Конечно, – ответил собеседник и, отбросив монтировку в сторону, притянул Петра к себе за лацканы пиджака одной рукой, а другой умело и больно ударил его в челюсть. Романов услышал хруст своих очень дорогих зубов. Сжал кулаки, но тут же получил коленом в живот.

– Ты, отморозок, – выдохнул он, скорчившись от боли. – Тебя найдут и порежут на ремни.

– К вашим услугам, – вдруг улыбнулся обидчик. – Присылай секундантов. Я тебя точно найду.

Он сунул Петру в карман свою визитку, посмотрел на номер его машины.

Когда «мерс» Романова скрылся из виду, Алексей вернулся к Ларе, которая кусала белые губы, она села за руль, он подтолкнул машину, чтобы выехать из ограды и разваленного бордюра, сел рядом.

– Подожди. Передохни и успокойся, – он крепко обнял ее за плечи. – Мы, можно сказать, приехали. Этот крендель, видимо, мой сосед, раз выехал из этого двора. Здесь почти никто не живет.

– Какой ужас, – выдохнула она. – Так бывает? Вчера твою машину – всмятку, сегодня нас чуть не раздавили.

– Так вроде в Москве это теперь народная забава – давить друг друга. Просто в данном случае вина лежит полностью на этом подонке. Он был нетрезв и мчался на нас не глядя. Если бы с тобой что-то случилось, я бы его убил.

Лара взглянула на него, как врач на пациента.

– Ты сказал вчера правду. Ты – не алкоголик. Но ты, случайно, не хулиган? Ты так его ударил! Я в ужасе.

– Да ладно. Ничего страшного. С животом вообще – превентивная мера. Там толстая жировая прокладка. Внутренности целы. Ну, что ты, моя краса, русая коса? Глаза у тебя грустные. А ведь мы только что спаслись. И вчера я уцелел. А ты… Ради того, чтобы встретить такую женщину, я готов все повторить.

– Не надо. У меня какая-то ужасная полоса. Я рассказала тебе, как «удачно» вселилась в эту коммуналку. Теперь экстремальное знакомство с тобой…

– Но если отбросить дураков и дороги, как ты относишься к тому, что мы встретились?

– Я скажу, – ответила Лара. – Я поняла, куда и зачем все время стремилась, столько лет. Чего мне не хватало. Я должна была найти тебя.

– Это серьезно, – сказал Алексей. – Ты такая… Настоящая. Тебе было хорошо со мной?

– Я была на своем месте со своим мужчиной, – ответила Лара. – Но это только мой вопрос, ничего для тебя из этого не вытекает.

– С тобой все ясно. «Я сама». Поверни за угол, и мы дома. Извини, у меня не убрано.

– По характеру беспорядка я все о тебе и узнаю.

– Да, ты же психолог. Какой кошмар.

– Вот такой. Кстати, я сфотографировала на всякий случай этого типа. Он тебе угрожал.

– Ничего себе. У тебя повадки частного детектива.

– Пока нет. Только учусь. Мне кажется, что это актуальнее, чем вкушать радость жертвам пластических хирургов.

– Не-не-не! – решительно запротестовал Алексей. – Оставайся, пожалуйста, с этими жертвами и их чувствами. Мне будет спокойнее, если моя женщина станет заниматься мирным делом.

– Почему ты не женат?

– Я, разумеется, женат. Живем не вместе. Потому у нас вполне дружеские отношения.

– А. Ты из тех, у кого все просто, как «здрасте»…

– Лара, – рассмеялся Алексей. – Мы встретились вчера случайно, средь шумного бала и все такое… Я даже сначала тебя не рассмотрел. А потом, у тебя дома, сильно удивился. Ночью подумал, что, если бы мне дали возможность создать свой идеал женщины, я бы создал тебя.

– Не верю, – улыбнулась Лара и стала слишком внимательно смотреть в окно.

Ей, такой самодостаточной, было очень грустно. Она вчера на улице подобрала мужчину, который ей приснился до встречи. Она не сомневалась с той минуты, что все годы стремилась в это место ради него. Ей двадцать восемь лет, ей делали предложения разные мужчины, но она оставалась свободной. А он – женат… Опять ловушка, потому что она не выносит двусмысленных положений.