Глава 5
Прошло два года. Боль от давних событий притупилась, я почти не вспоминала Ивана, а о смерти Евгения могла уже думать без слез, как вдруг жизнь вновь напомнила о них.
Приближался праздник — День журналиста. По традиции мы всем коллективом редакции собрались в ресторан. К моей большой радости Вики с нами не должно было быть — она взяла путевку на Золотые пески и собиралась провести весь отпуск в Болгарии. А раз так, можно прийти на корпоратив с Даниилом. Признаться, когда предложила ему сопровождать меня на вечеринку, ожидала услышать отказ, но он на удивление легко согласился. Мне бы задуматься, что раз все идет так гладко — это не к добру, но я ничего не заподозрила.
Разумеется, первым человеком, кого я увидела, как только мы подъехали к ресторану, оказалась Вика. Рядом с ней маячил долговязый и белобрысый Шурик — ее новый воздыхатель.
— Дан, может, не пойдем в ресторан? — тоскливо заныла я, предчувствуя недоброе.
— Почему?
— Мне расхотелось, — не очень убедительно соврала я и мрачно уставилась в окно автомобиля.
— А мне вот, представь себе, очень хочется. Имею я право, наконец, познакомиться с твоими коллегами? Или ты что-то от меня скрываешь? — ехидно улыбнулся Дан.
— Не говори ерунды, — огрызнулась я. И снова заныла: — Ну, пожалуйста, давай лучше отправимся в другой ресторан.
— Зачем? — уперся он. А если Даниил, истинный Овен, упирается, то сдвинуть с места его невозможно. — Вон и коллеги твои собрались, смотри, как тебе рады!
Он припарковал машину, и мне ничего не оставалось, как открыть дверцу и выйти.
— Дианка, привет! — радостно кинулась ко мне Любимцева. — Мы тут решаем, куда пойти: в ресторане-то канализацию прорвало. О, да ты с мужем! А он у тебя красавчик… — кокетливо подмигнула она сильно подведенным черным карандашом глазом.
Я немножко оторопела от столь радостного приема. Вообще-то мы с Любимцевой никогда не были особо дружны, этому мешали полярные приоритеты в жизни: она обожает розовый цвет, а я его терпеть не могу.
— И что, сильно залило? — обрадовалась я, наивно надеясь, что на том вечер и закончится.
— Да кошмар! Живого места не осталось!
— Дамы и господа, — взял слово Яковлев, — сегодня на повестке дня стоит один вопрос: куда пойти отмечать наш профессиональный праздник? Не дадим осрамившемуся ресторану с его дырявой канализацией испортить нам торжество! Какие будут предложения?
— Игорь, — поежилась Серафима, — ты как на профсоюзном собрании отрапортовал.
— А давайте прямо здесь, на травке, устроимся? — жизнерадостно развел руками Ковалев, показывая на газон. — Газетки постелим, водочка, закусочка, солнышко… хорошо!
Он зажмурил глаза от предвкушения и потому не заметил, как Сима одарила его презрительным взглядом.
— Травка отменяется. Здесь на газонах сидеть запрещено. — Сусанна длинными черными ногтями подцепила из пачки дамскую сигарету и воткнула ее в четко очерченный сливовый рот.
— Сусанка, как ты можешь с таким безобразием на губах ходить? — вздохнула Любимцева. — Аж страшно на тебя смотреть — рот, как у мертвеца!
— Что поделаешь, Людмила, — Сусанна выпустила облако дыма, — кто-то впадает в розовое детство, а кто-то всегда помнит о смерти.
— И все равно, — не сдавалась Любимцева, словно не замечая провокации. — Такие губы и поцеловать-то страшно. Ты ж молодая, тебе о жизни надо думать!
— Не ссорьтесь, девочки! — К Сусанне подошла Ада и обняла ее за талию. — Кто захочет, тот все равно поцелует. Мне вот нисколечко не страшно.
И она смачно чмокнула Сусанку в губы.
— Ада, размажешь… — подруга отстранилась, а Ада в ответ громко рассмеялась.
— Может быть, пойдем в другой ресторан? — обеспокоился Агент возможным срывом всего мероприятия.
— А у меня есть предложение лучше: поехали ко мне! — громко сказала Вика. — Квартира большая, все поместимся.
«Ну уж конечно, — ядовито подумала я, — квартира Ивана, которая перешла к тебе по наследству, вполне подходящий полигон: места много, посуды тоже хватает».
Я торопливо потянула Дана за рукав.
— Данюша, что-то мне уже не хочется ничего праздновать. Поедем домой, а? Я твоих любимых творожных пончиков пожарю…
Он с удивлением оглянулся:
— С чего вдруг тебе домой захотелось? И, главное, именно тогда, когда я сгораю от нетерпения познакомиться с твоими друзьями.
— Но…
— Нет, я сказал.
Я стихла и насупилась.
Вика тем временем уже бойко ворковала по телефону.
— Поросенок? Горячий? Это здорово! Михасик, я тебя обожаю, скоро будем!
— Мальчики за водкой, девочки за закуской, — тем временем распоряжался Яковлев.
— Отменяется! — скомандовала Вика. — Сначала едем за поросенком, а все остальное купим возле моего дома, там рядом супермаркет.
Любимцева засуетилась:
— Адочка, у вас в машине для меня место найдется?
— Конечно, Людмила Анатольевна, садитесь. Сусанна подвинется.
— Не подвинусь, — буркнула Сусанка, обиженная критикой своей помады, но все-таки пересела.
— Очаровательная, ты поедешь со мной, — обратился Вася Смирнов к внештатнице Светлане, прозванной Очаровашкой за манеру во время разговора томно закатывать глаза. Девушка заочно училась на журфаке и подрабатывала сразу в нескольких газетах, но основную массу времени предпочитала торчать у нас в редакции и уже стала как своя.
Очаровашка покраснела и застучала каблучками следом за вальяжно шедшим Василием. Как только она, изящно придержав коротенькую юбочку, села на переднее сиденье его машины, фотограф газанул и круто развернулся, едва не задев стоявшую на обочине старушку. Та отшатнулась и погрозила вслед машине сухоньким кулачком.
Проводив их взглядом, Вика презрительно скривилась и гаркнула на Яковлева:
— Игорь, сколько тебя можно ждать? Садись на заднее сиденье. Шурик, поехали!
Игорь Семенович торопливо выкинул только что прикуренную сигарету и беспрекословно полез в «Ладу» Шурика. Тот недовольно скривился. Он терпеть не мог, когда его называли Шуриком, да еще прилюдно. Будучи лейтенантом ФСБ, парень страшно этим гордился и предпочитал, чтобы к нему обращались не иначе как Александр Викторович.
— Кто не знает куда, поезжайте строго за нами! — крикнула Вика, и они умчались.
Мы тронулись следом.
Первая остановка была у ресторана, где нас уже ждал его хозяин Михаил. Выкупив убыточное кафе несколько лет назад, он стилизовал его под старинную таверну и сделал ставку на незатейливую народную кухню. Вика, как раз начинавшая тогда подрабатывать рекламными статьями в газете и репортажами на местном телевидении, с рвением взялась за дело, и вскоре название «У корчмаря» не знал в городе разве только ленивый или житель дальней деревеньки, из-за отсутствия электричества никогда не смотревший телевизора и не читавший газет. В благодарность за рекламу Вика почти год обедала у Михаила бесплатно, да и после он всячески старался оказывать ей знаки внимания.
Сейчас, увидев Вику, Миша заторопился к ней навстречу, подал руку, помогая выйти из автомобиля, и они скрылись в недрах таверны. Отсутствовала Вика довольно долго, и я не удержалась, чтобы не использовать паузу в своих интересах.
— Как есть хочется… — тоскливо протянула я, с надеждой глядя на Даниила. — А еще не скоро придется. Пока овощи нарежем…
— Это недолго.
— Салаты пока сделаем…
— Купим готовые.
— Фу, — скривилась я.
— Почему «фу»? А раньше, помнится, тебе они нравились.
И тут Вика вынырнула из ресторана с аппетитным коричнево-золотистым поросенком в руках, остро пахнущим тимьяном, майораном и кинзой, и разговор завял сам собой.
Через час все радостно высаживались на стоянке перед Викиным домом. Как ни странно, Вася с Очаровашкой нас не ждали, хотя и уехали раньше всех. Их не было ни около Мишиной таверны, ни в супермаркете. Но едва мы подошли к подъезду, как показался Васин автомобиль, и Вика приостановилась.
— Вы как всегда, — ехидно прокомментировала она появление коллег. — Вам бы только жрать, а работают пусть другие.
Светлана, и так выглядевшая невеселой, совсем упала духом, а Вася ехидно ухмыльнулся:
— Так вы и без нас хорошо справились, чего всем стадом толпиться…
Вика вскипела, но ответить ничего не успела, потому что подлетела радостная Любимцева, задержавшаяся в магазине, и затарахтела:
— Викочка, я готова к труду и обороне! Что мне доверят?
— Картошку чистить, — сквозь зубы процедила Вика, — что тебе еще можно доверить?
Но Любимцева отличалась хорошим душевным здоровьем и никогда не обижалась.
Лифт, как водится, не работал. Чертыхаясь и проклиная все на свете, мы растянулись по подъезду, как караван верблюдов по Сахаре. Впереди шли самые выносливые и спортивные, последней, охая и кряхтя, плелась Любимцева. На четвертом этаже она остановилась, тяжело дыша, и махнула рукой:
— Не ждите, идите дальше без меня!
— Самоотверженно прикрыла собой тылы, — хихикнула Сусанна.
— Тылы устали и застряли, не долетев три этажа, — на мотив «Усталой подлодки» с серьезным видом спел Агент.
— Я все слышу! — крикнула снизу Любимцева. — Назло вам начну бегать по утрам.
— Давно пора, — отозвался Агент.
Вика открыла дверь, Шурик вошел и, включив в прихожей свет, понес на кухню поросенка. Сумки с продуктами сгрузили на столик у порога, и мужчины сразу, видно притомившись, отправились на балкон курить. Женщины в соответствии с доброй русской традицией двинулись на кухню. Следом за нами прибежала запыхавшаяся Любимцева и, чтобы не быть в аутсайдерах, тут же схватилась за фартук. А может, просто сильно проголодалась. Людмила вооружилась картофелечисткой и запела в такт падающим в ведро очисткам:
Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далеком,
Буду тебе женой.
— Ой, Люда, — потрясла головой Серафима, будто отгоняя назойливую муху, — тебе медведь на ухо наступил.
— Слон, — уточнила Сусанна.
— Наступил, — радостно согласилась Любимцева, — но петь я все равно люблю. Так бы целыми днями и пела!
Я меланхолично нарезала на блюдо огурцы и помидоры, украсила все веточками зелени и вручила Светлане, сидевшей у стены как пай-девочка, сложив руки и глядя на нашу возню невинными голубыми глазами:
— На, неси на стол.
Очаровашка с готовностью упорхнула и довольно быстро вернулась.
— Еще есть, что нести?
— Есть. — Серафима сунула ей в руки тарелку с колбасой. — Скажи Вике, пусть придет, найдет мне терку. Сыр натереть надо.
Светлана ушла и отсутствовала так долго, что я даже забыла, куда ее посылала Серафима. Поэтому, когда Очаровашка вновь влетела в кухню, я вздрогнула от неожиданности. Тем более что она радостно объявила:
— А ее там нет!
— Кого нет? Терки? — переспросила Серафима.
— Вики.
Я почувствовала укол в сердце — вот оно, началось — и сказала, что пойду поищу хозяйку. И нашла. В дальней комнате. Это была, вероятно, Викина спальня. Даниил сидел за столом, рассматривая альбом с фотографиями, а «сладкая девочка» откровенно обольщала моего мужа, кокетничала, томно закатывая глаза, поводя плечиком и наклоняясь так, что ее пышный бюст почти касался носа моего мужа.
Я прислонилась к дверному косяку, почувствовав слабость в ногах. И тут Вика подняла голову и невинно спросила:
— Что случилось?
— Ничего. Кроме того, что вас все ждут.
— Да, действительно, нехорошо получается. Давайте, Вика, продолжим наш разговор немного позже. — Даниил встал, а я, не ожидая, когда он подойдет ко мне, вернулась на кухню.
Голова у меня гудела, как после нокдауна. Я механически протянула руку к пачке сигарет, лежавшей на окне, достала одну и трясущимися руками прикурила.
— Ты ж вроде бросила? — удивилась Сусанна.
— Опять начала, — рассеянно ответила я. И тут увидела в руках Серафимы терку. — Ой, прости, совсем забыла, за чем ходила, — виновато произнесла я.
— Ничего, я сама нашла, — сказала она.
Сима натерла сыр, выдавила туда чеснок и, положив сметаны, начала мешать.
— Жадно куришь, будто с голодухи. Что-то случилось?
— Нет, — мотнула я головой. — Я тут чью-то сигарету без спросу стащила.
— Травись, не жалко, — откликнулась Сусанна и выпустила очередной клуб дыма в окно. — Так что там произошло? Ты сама не своя.
— Ерунда. Вялотекущая шизофрения.
— А, — кивнула она, — это не страшно. У нас она у всех. Течет.
Мы наконец сели за стол и заработали столовыми приборами. Есть мне совершенно расхотелось, и я только вяло ковыряла вилкой салат.
— Ты почему не ешь? — повернулся ко мне Даниил. — Не нравится? Может быть, тебе рыбы положить?
— Не хочу, — поморщилась я.
— Что значит «не хочу»?! — искренне изумился он.
Никогда не страдавший отсутствием аппетита, мой супруг абсолютно не понимал, как можно добровольно отказываться от еды.
— Это значит — не буду.
— Еще чего! — пробормотал Даниил и с усердием, достойным лучшего применения, накидал мне в тарелку всего, что нашел на столе. — Ешь!
— Дан, ну что ты делаешь? — заныла я.
— Какой красивый поросенок! — вдруг воскликнула Любимцева. — Помнится, на Новый год такой же был. Это не он, случайно?
Вика сразу поняла ее намек — новогоднего поросенка так и не попробовали из-за ее ссоры с Яковлевым. Скандал тогда разгорелся не на шутку, дошло до метания друг в друга посудой, и гости предпочли тихо ретироваться.
— Он, — кивнула Вика.
— Так ты бы хоть банан сменила, что ли… Вот этот, который под хвостом торчит. А можно и тот, что изо рта.
— Да чего менять, все равно это муляжи, — буркнула Вика.
— Правда?! — простодушно изумилась Светлана и дернула один банан. Пальцы провалились в спелую мякоть.
— Ты его еще за пятачок укуси для чистоты эксперимента, — съязвила Серафима.
Ее раздражало, что Ковалев не спускает глаз с юной прелестницы, и она не сдержала эмоций.
Между тем Яковлев разлил спиртное и, взяв рюмку в руку, поднялся. Тут же вскочил и Шурик.
— Разрешите мне, — оттеснил бравый лейтенант Яковлева. — Как хозяину дома, так сказать.
Игорь Семенович недобро посмотрел на него и поморщился.
— Поскольку в основном, — поднял бокал с шампанским Шурик, — здесь собрались работники пера…
— И топора, — вставил Яковлев.
Шурик зыркнул на него злым глазом и, ожидая очередного подвоха, поторопился закончить тост:
— Я предлагаю выпить за них!
— За оборзевателей и рекоспондентов! Ура, товарищи! — закончил Яковлев.
У Шурика заиграли желваки на лице. Не дожидаясь, пока он сцепится с Яковлевым, Любимцева вскочила и рявкнула:
— Так выпьем же за нас! За четвертую власть!
Все чокнулись, выпили и заработали вилками.
— Людочка, как ты в Белокаменную съездила? — спросила Серафима, меланхолично наблюдая, как Яковлев и Шурик наперебой подкладывают на тарелку Вики лучшие куски, а та поочередно кормит обоих поклонников — протягивает им иссиня-черные мясистые оливки кончиками пальцев. Мужчины снимали их губами. Все это походило на кормежку зверей в зоопарке и смотрелось глупо и смешно.
Любимцева поправила розовые цветочки-заколочки в выжженных перекисью волосах и мечтательно произнесла:
— Ой, хорошо съездила, Сима…
— Так расскажи, что было, что видела, — попросила та.
— Слушай, история со мной одна произошла… цирк, да и только! — Любимцева с хрустом закусила соленым огурчиком и продолжила: — Представляешь, прогуливаюсь по Москве и вдруг набредаю на фешенебельный бутик. А там объявление: «Сегодня у нас распродажа, все товары по сниженным ценам, скидки — 50 процентов!» Конечно, я вошла. Смотрю, а там белье — просто отпад. И цены вполне приемлемые: сто, двести, самое дорогое — четыреста. Глянула в кошелек — почти две тысячи еще есть. Ну, я на радостях набрала и себе, и дочери, и сестре. Подхожу к кассе, а там выясняется, что цены-то — в долларах. А я, растяпа, думала, что в рублях. Чуть со стыда не сгорела! Жалко, конечно, уже размечталась перед молодым любовником в красивом белье покрасоваться…
— И что, ты так ничего и не купила? — огорчилась за нее Светлана.
— Господи, ты что, считать не умеешь?! — воскликнула Ковалева. — Цены были в долларах! У нее даже на одни приличные трусы не хватало!
Глаза у Светланы округлились, и она замерла, не в силах переварить услышанное. Стоимость белья размером в ее месячную зарплату поражала воображение. А потом Очаровашка заметила:
— Не очень-то умно за фирму переплачивать, у нас на рынке не хуже можно купить.
Светлане было восемнадцать, мама ее работала библиотекарем, а папаша давным-давно исчез, оставив о себе лишь смутные воспоминания. И поскольку собственных мыслей у Светы еще было мало, то сейчас, надо полагать, она озвучила точку зрения своей маменьки, вызвав минуту напряженной тишины.
— Ой, анекдот новый слышала, очень мне понравился! — прервала паузу Любимцева.
— Рассказывай, — оживилась Вика.
— Два старых еврея прогуливаются по одесской набережной… — начала Людмила.
— Слышали уже, — перебил ее Яковлев. — Чего это тебя на национальную тему потянуло?
— И сколько лет знатоку анекдотов? — понимающе подмигнул Ковалев.
— Двадцать шесть, — явно испытывая удовольствие от самого факта, просветила общественность Людмила Анатольевна.
— Вика, передай мне, пожалуйста, селедочку под шубой, — растянул в улыбке губы Вася. Глаза же фотографа при этом оставались серьезными, что производило неприятное впечатление.
Вика молча подвинула к нему селедочницу.
— Правда, Вика у нас в редакции самая красивая девушка? — ухмыльнулся Вася, повернувшись к Даниилу.
У Дана от такой бесцеремонности вытянулось лицо.
— Для меня самая красивая — моя жена, — галантно выкрутился он, заставив меня от досады прикусить язык, чтоб не ляпнуть что-нибудь скандальное. Дану ужасно не нравится, когда я опускаюсь до базарного этикета.
Собственно говоря, мне много и не надо. Убрал бы он из своей речи всего два слова: «для меня», и я была бы полностью удовлетворена. Не потому, что считаю себя самой красивой, а потому что ответ должен быть равноценным вопросу.
В этот момент мне вдруг показалось, что Вася что-то быстро шепнул Вике, после чего та дернулась и сбила на пол салатницу с «оливье». Не знаю, было ли жалко Васе салат или посуду, но Вику он пожалел.
— Ничего, ничего, дорогая, — дружески потрепал он ее по плечу, — с кем не бывает.
Вика резко сбросила его руку и, в сердцах швырнув скомканную салфетку на тарелку, вышла. Следом за ней подорвался Шурик.
— Ой-ей, побежал утешать, — прокомментировал Василий. — Футы-нуты, нервные мы какие!
Он делано рассмеялся и, развязно взяв за руку Светлану, притянул ее к себе. Очаровашка покорно прильнула к нему, восторженно глядя на него голубенькими глазками из-под реденькой беленькой челки. И тут же предложила:
— Потанцуем?
— Музыка слишком тихая, — отмахнулся он.
— Я сейчас сделаю громче! — сказала Света.
Девушка побежала к магнитофону, Смирнов, проводив ее ироничным взглядом, повернулся к Яковлеву и процедил:
— Пойду, воздухом подышу. Душно что-то. — И он вышел.
Света сникла, руки ее безвольно опустились, и тут любвеобильное сердце Ковалева не выдержало. Он взял ее за талию и повел танцевать.
Танцевать Владимир любил. Вытащив Светлану на свободное место и убрав лишние стулья, он принялся усиленно демонстрировать свое мастерство, виляя бедрами и выворачивая ноги. Когда-то в детстве он учился бальным танцам и с тех пор считал себя непревзойденным танцором.
Серафима этого зрелища не оценила. Окинув мужа ироничным взглядом, поднялась и, громко хлопнув дверью, вышла, но он танцевать не перестал. Однако, как только музыка смолкла, Ковалев бросился следом за Серафимой, оставив Светлану стоять посреди комнаты.
Девушка растерянно смотрела на закрывшуюся дверь и кусала губы. Казалось, она вот-вот расплачется, и Яковлев не выдержал.
— Садись, очаровательная, выпьем за любовь, — сказал он.
Игорь Семенович быстро налил водки и придвинул одну рюмку Светлане. Они чокнулись, выпили на брудершафт и закусили кабачковой икрой. Икра стояла ближе всего, а Яковлеву лень было тянуться за чем-либо другим. Светлана же впала в тихую задумчивость и ела с брезгливым равнодушием.
