Они сидели на старых и шатких стульях в коридоре районной больницы. Они вдруг стали похожи, Андрей и Карина. Два неподвижных манекена с белыми лицами. В их душах был такой мрак и холод, что жизнь в ужасе отшатнулась от них. Наконец к ним вышел невысокий молодой врач в голубом халате, посмотрел рассеянно и озабоченно.

– Это вы к Панину тут сидите?

Карина и Андрей молча встали.

– Тяжелый он, – врач немного шепелявил. – Нож глубоко вошел рядом с сердцем. Кровь накапливается… У нас нет условий. Нет главврача, он в отпуске, я за него. Нет кардиохирурга. Да и не довезем никуда. Нетранспортабельный.

– Что нужно сделать? – сдавленно спросил Андрей. – Дайте телефон, адрес кардиохирурга, я привезу, заплачу… Я вообще не понимаю, почему его сюда привезли, раз у вас нет хирурга?

– У нас нет кардиохирурга. Я, к примеру, хирург. Не был бы он такой тяжелый, чуть бы подальше от сердца удар, взялся бы. Куда деваться. А привезли, как положено, жертву драки или нападения с раной в груди, в ближайшую районную больницу. Которых в Москве в ближайшее время станет намного меньше. Сокращения коснулись именно специалистов. У нас есть место в палате. Как видите, в коридоре никого не держим. В платную людей с дороги не возят. Городские больницы переполнены. На «Скорой» сейчас работают в лучшем случае два фельдшера. Они диагноз не ставят и прогноз не делают. И там сокращения. Насчет адресов и телефонов кардиохирургов… Странный вы. Откуда у меня их адреса, телефоны? Как вы это себе представляете? Ну, назову я вам несколько всем известных фамилий… Думаете, вы их сразу найдете? Они все бросят и сюда поедут?

– Витя, – подошла к ним полная женщина в голубом костюме операционной сестры и таком же колпаке на волосах. Небольшие глаза тонули в морщинах, их взгляд пробивался, как сквозь трещины на смуглой сухой коже. – Иди. Паренек этот… Он уходит.

Андрей оцепенел, а Карина рванулась к врачу:

– Я пойду с вами. Мне нужно его увидеть!

– Но… Нельзя у нас. Хотя уже можно, наверное. Только вы вроде не мать…

– Я жена!

– Пойдемте.

Андрей растерянно смотрел им вслед. Он не мог оторвать ноги от пола. Медсестра хотела тоже пойти за ними, но, взглянув на него, задержалась, собираясь что-то сказать. И тут из операционной раздался леденящий крик. Нет, не крик, а вопль, вой, зов волчицы, потерявшей самца или детеныша. Андрей пошатнулся. Медсестра помогла ему сесть. Достала из кармана пластинку валидола, сунула таблетку ему в рот. В это время выбежал врач.

– Галя, ты где? Я тут уже с ума схожу. Она без сознания. Ну, почти. А он, – врач вытер марлей мокрый лоб, – он открыл глаза, когда она заорала. Иди делай что-нибудь!

– Да, иду. Я только отцу хотела сказать. Спуститесь по этой лестнице на первый этаж, слева будет лифт в подвал. Там морг. Скажите, чтобы к вам вышел патологоанатом. Я ему позвоню. Александр Васильевич Масленников. Он раньше хирургом работал, а я при нем сестрой. Он делал операции и на сердце. К нам в больницу привозили солдат из горячих точек.

– Ты, Галя, тоже сходишь с ума, – сказал врач Витя. – Масленников на вскрытии, как эксперт. Ты соображаешь? И потом, он уже столько лет эксперт.

– Я, Витя, отцу говорю. У него сын умирает. Откажет Александр Васильевич так откажет. А вдруг… Больше вариантов нет.

Андрей сорвался с места и побежал вниз по лестнице. Галина спросила:

– А что с этой девушкой?

– Ужас! Я сделал антишоковый укол, но она вообще на полу лежит. Надо ее в процедурную, под капельницу. И мне надо антишоковый укол и под капельницу. Потому что эта скотина, наш главврач, перед отпуском сократил половину среднего медперсонала. А врачей у нас и так нет.

– Хорошо отдохнет, значит, – спокойно сказала Галина. – Мне бухгалтерша говорила, что себе он с этого здорово прибавил. Ладно, иди чаю глотни горячего из термоса. Я девушку сама отнесу. А может, она сможет дойти.

– Ничего она не сможет, – устало пробормотал Витя. – Мы это проходили. Похоже на лихорадку от сильного нервного потрясения. Это в лучшем случае, потому что у нее может быть инсульт, инфаркт, что угодно. У меня тоже, так она завыла. Мороз по коже. Его с того света вернула, сама упала, после укола ее трясет. Если то, о чем я думаю, сейчас начнет температура подниматься. Какой-то тяжелый день, да, Галя?

– Да. Ты вчера это уже говорил.