Картину Игоря ждал владелец известной галереи, Лиля позировала по двенадцать часов в сутки. В этот вечер, встав со своего стула, она едва не потеряла сознание. Игорь, одержимый, как все гении, только закончив работу, заметил, что она очень бледна. У нее даже губы посинели.

— Господи, Лиля! Что ж ты молчала? Я же ничего не соображаю, когда работаю, ты знаешь. А ты ждешь ребенка. Давай я тебе приготовлю поесть чего-нибудь горячего, кофе сварю.

— Есть я не буду, тошнит. Кофе принеси, пока я буду переодеваться. Илья, наверное, уже беспокоится.

Когда Игорь вышел, она, поморщившись, потерла поясницу, прошла в ванную, слегка сполоснулась. Влезла в свои джинсы и свитер. Вернулась в мастерскую, залпом выпила чашку горячего кофе, улыбнулась Игорю.

— Теперь все в порядке. До завтра.

Он помог ей надеть кожаную куртку на меху, и она вышла в темный, заснеженный двор. Машину, к счастью, не совсем занесло. Завелась она быстро. Лиля ехала и мечтала о своей подушке, одеяле, теплых руках Ильи. На их этаже горело одно окно. Это кухня. Илья ждет. Он не звонит, когда она работает, боится помешать. Лиля припарковалась у дома, закрыла машину, открыла своим ключом домофон: у них нет консьержки. В небольшом вестибюле перед ступеньками к лифтам и первому этажу, как всегда, довольно темно. У Лили не очень хорошее зрение, сейчас глаза совсем устали, она наткнулась на кого-то, кто, видимо, шел к выходу, хотела извиниться, но вдруг почувствовала, как сильные руки сжимают ее, тащат в темный закуток под лестницей, где уборщица хранит ведра и швабру. «Грабитель», — мелькнуло в голове Лили. Илья всегда говорит, что в таких случаях нужно сразу все отдавать. Она выпустила из рук сумку, та упала под ноги нападавшего, но он ее не поднял. Он продолжал тащить Лилю, а она еще пребывала в ступоре и не могла сопротивляться. Мужчина больно прижал ее к стене, Лиле стало нечем дышать, а он впивался губами и зубами в ее губы, шею… Она вспомнила этот запах дорогого, но слишком сладкого одеколона, потом рассмотрела Марата Сейфулина. Он рвал застежку на ее джинсах. Лиля вдруг успокоилась, глубоко вздохнула. С тех пор, как Сергей сообщил им о своей версии исчезновения Андрея, она хотела встретить этого человека, взглянуть в его глаза. В общем, он пришел вовремя. Она освободила руки, чуть-чуть отодвинула его от себя и с хорошо рассчитанной силой (ходила на курсы самообороны) ударила его коленом в пах. Он сдержал стон, отшатнулся, но продолжал держать ее за куртку. Это не помешало Лиле сунуть руку в карман и достать небольшой, но мощный электрошокер, который Илья велел ей всегда носить с собой. Она сдвинула предохранитель и едва прикоснулась к шее Марата. Он дернулся, но устоял. От следующего разряда он сполз на пол, пытаясь что-то сказать, губы тряслись. Лиля смотрела на него до тех пор, пока его лицо не перестала искажать гримаса боли.

— Что ты сделал с Андреем? — тихо спросила она.

— Ты сошла с ума, — не очень внятно заговорил он. — То, что ты делаешь, очень опасно. У меня плохая кардиограмма. Прекрати.

— Что ты сделал с Андреем? — громче спросила она.

— Ничего! Он утонул! Ты помешалась. При чем тут я?

И тогда она сделала то, чего от себя вообще не ожидала. Она включила разряд и прижала шокер к его гениталиям… Его затрясло от боли и ужаса, в уголках рта появилась пена, а она все требовала: «Говори! И про Валерию Осипову тоже говори!..» Ответить он, конечно, не мог. Когда его глаза закатились, она не то что испугалась. Она почувствовала боль внизу живота. Что она сделала? Она, возможно, убила не только этого человека, но и своего ребенка…

Илья услышал звонок в дверь и пошел открывать, чувствуя: что-то случилось. Он постоянно был настроен на волну Лили. Если она не открыла дверь своим ключом…

— Что? Что?

Она переступила порог и стала падать. Он схватил ее на руки, донес до дивана, стащил куртку, расстегнул джинсы, начал делать искусственное дыхание: она теряла сознание, под глазами появились черные тени. Когда она вздохнула и подняла ресницы, он бросился к телефону.

— Никуда не звони, — тихо и решительно проговорила Лиля. — Там, в подъезде, слева от лестницы лежит Марат Сейфулин. Кажется, я его убила…

Илья не бросился проверять ее слова. Он раздел Лилю, уложил в постель, накапал ей валокордина, поставил на тумбочку горячий чай с лимоном. Потом надел куртку, сунул в карман телефон, рядом с Лилей положил ее мобильник.

— Я все сделаю. Не беспокойся. Я уменьшил громкость твоего телефона. Если станешь засыпать, не отвечай. Все будет нормально. Если что-то почувствуешь… сразу звони. Мне, маме, в «Скорую»…

Он вышел из квартиры. Лиля почувствовала, как лекарство немного успокоило бешеный ритм ее сердца. Илья поверх пухового одеяла накинул еще шерстяной плед. Она глотнула горячего чаю, согрелась, легла на спину, тихонько пошептала слова дочке, чтоб не боялась, чтоб отдохнула. С такой мамой… Господи боже мой, что же она натворила. Что бы ни придумал Илья, чтобы ее выручить, она завтра напишет заявление и во всем признается, если Марат умер. И тогда ее девочка родится в тюрьме. И главное, никто не знает, виноват ли Марат в исчезновении Андрея. Но дело даже не в этом. Лиля до сих пор считала себя доброй. Но она только что сознательно причиняла человеку страшную боль. Она не просто хотела услышать правду, она хотела отомстить этому типу за то зло, которое он причинил Андрею. А он его причинил, даже если не имеет отношения к его гибели. Но она… Она, возможно, убийца? Игорь сразу увидел в ней это. Он даже заказал стилисту черное платье, в котором будет писать с нее убийцу. Лиля мысленно разрывала свою душу, чтобы найти там раскаяние, которое оправдало бы ее в собственных глазах. Но она его не находила. У этого Марата руки по локоть в крови. Где дети, о которых рассказывал Сергей? А если по его вине упал хотя бы волос с головы Андрея — пусть он даже утонул по собственной неосторожности, — Сейфулин не должен жить. Он ведь пытался ее изнасиловать! Она его приговорила, на другой суд надежды нет. Никто ничего не докажет, не найдет. Но ее дочка…

— Моя маленькая, золотая девочка, что будет с тобой? — наконец, смогла заплакать Лиля. — Боже, спаси ее. Спаси ее отца и всех наших детей.