Глава 11
Кусты, почти потерявшие осеннюю листву, кочки и неспешная река… Лямзин с детства любил воду. Ему нравилось сидеть на берегу с удочкой или без – и отключаться от городской суеты, глядя на речную рябь.
Но сейчас ему было не до красот уходящей осени. Труп лежал на спине, мертвые глаза смотрели в свинцовое небо, пальцы судорожно сжаты, и в них – смятая жухлая листва. Одежда на груди убитой полурасстегнута – похоже, мерзавец некрофил, но довершить начатое ему кто-то помешал.
Девушка была молода и красива. Задушена леской, и снова – красная бумажная бабочка на груди.
– И ведь ты посмотри, что сделал, мерзавец! Знал, что вечерним бризом сдует, так он к одежде бабочку приколол!
Опер Уфимцев – маленький, тщедушный, в очках «а-ля Джон Леннон», замерз так, что аж посинел. Чтобы не окоченеть окончательно, он то и дело переминался с ноги на ногу и топал ногами о землю.
– Что-то ты сегодня, Макарыч, не по сезону оделся.
– Да оденешься тут по сезону! – Голос у Уфимцева был высокий, жидкий и писклявый тенорок. – Зинка моя взяла и куртку постирала, говорит, замазал я ее. А я маленькое пятнышко только и посадил, майонезом капнул. Сказал же ей – затри просто, так нет же, взяла и постирала.
– Ты чего, в куртке обедаешь, что ли? – фыркнул Борисов и подмигнул Лямзину.
Уфимцева в отделе любили за незлобивый нрав и добрую душу, но не упускали случая подтрунить над ним. Одной из его черт, весьма помогавшей весельчакам, была патологическая неспособность различать в шутке шутку. Он всегда отвечал всем серьезно, совершенно не чувствуя иронии.
– На работе засиделся, и уже так есть хотелось, что не выдержал – купил пирожок и пакетик майонеза. Ну, на ходу разорвал и, когда майонез выдавливал, капнул на живот. Вот и пришлось на работу в штормовке идти.
– Уфимцев, откуда у тебя живот? Ты ведь тощий! Как же надо было пирожок в рот нести, чтобы на отсутствующий живот ляпнуть? Признавайся – вовсе там не майонез был. – Борисов заговорщицки подмигнул Лямзину. – Наверняка с девчонкой развлекся после работы, она помаду и оставила. А жена углядела.
– Да я, в самом деле… – начал оправдываться Уфимцев. Но его намечающийся пространный монолог прервал окрик Лямзина:
– Все, закончили перекур, давайте за работу! А то еще немного, и я тоже не хуже Уфимцева буду от холода трястись.
Майора не отпускало ощущение дежавю, как будто все происходящее уже когда-то было. Он подошел и вгляделся в лицо убитой. Совершенно точно – тот же тип внешности, что и в предыдущих случаях. А что, если именно отпущенный им Лавров, сам того не подозревая, имеет ключ к отгадке? Неспроста же он оказался так плотно замешан в этом деле.
Лямзин набрал номер Никиты и подождал, пока трубку сняли.
– Никита Сергеевич?
– Да, я.
– Вы не могли бы подъехать ко мне сегодня к вечеру или, лучше, завтра, скажем так, часа в три?
– Зачем? – насторожился Никита.
– Вы только не волнуйтесь, – торопливо успокоил его Лямзин, – это никоим образом с вами напрямую не связано, но… все-таки я очень прошу вас приехать. И возьмите с собой фотографии вашей жены.
Пауза так затянулась, что показалось – на другом конце провода никого нет. И тут Никита хрипло заговорил:
– Хорошо, я приеду. – Лавров запнулся. – Все равно собирался идти в милицию, подавать заявление об исчезновении Эльзы. Сделаю это у вас. Имею право?
– Я вас жду….
– Ну что, Эдуард Петрович, сворачиваемся? – Перед Лямзиным возник посиневший от холода Уфимцев. – Эксперт работу закончил, следователь протокол составил, ничего особого не найдено, в радиусе двухсот метров все облазили. Труповозка прибыла.
– Пусть грузят убитую, и поехали в управу, шеф уже звонил. – Лямзин окинул взглядом трясущегося Уфимцева. – Иди, садись в машину, а то, не ровен час, еще воспаление легких подхватишь. Спроси у эксперта, есть ли у него в запасниках спирт, можешь выпить пятьдесят граммов, я разрешаю.
День быстро катился к концу, а дел все еще было невпроворот, не получалось даже выкроить время, чтоб выпить чаю. Наконец, улучив свободную минуту, Лямзин вскочил, быстро нагрел себе чай и, закинув ноги на стол, развалился в кресле. В коридоре тут же послышался шум, и в кабинет буквально ворвались две женщины, судя по внешнему сходству – мать и дочь. Дебелого вида гражданка с порога начала что-то тараторить, размахивая руками и то и дело пиная дочь, девушка стояла рядом, понурив голову и шмыгая носом.
Лямзин ошалело слушал непрерывный треск, потом терпение его лопнуло, и он стукнул в сердцах рукой по столешнице.
– Так, стоп! Теперь тихо, внятно и спокойно. Что у вас случилось?
– Вот, – тетка опять пихнула девушку в желтое болоньевое плечо, – куртку ей порвал!
– Кто порвал куртку? – недоуменно спросил Лямзин, с досадой думая, что дежурный совсем с ума сошел, если к нему по делу о порванной куртке направил разбираться.
– Вот я и хочу, чтобы вы узнали – кто! – взорвалась тетка.
– Так, ясно. Рассказывай теперь ты. – Майор ткнул пальцем в дочку громогласной посетительницы, которая уже перестала шмыгать носом и исподтишка разглядывала Лямзина.
Девушка, немного полноватая, с хорошо развитой фигурой и с румянцем во всю щеку, выглядела лет на двадцать-двадцать пять. Судя по кокетливому взгляду, которым она одарила Лямзина, порча куртки ее особо не огорчала.
– Ну, это, – начала она, – иду я, значит, из колледжа…
– Покороче, – перебил ее Лямзин.
– Иду, а тут он…
– Кто?
– Ну… – Девушка покосилась на мать и густо покраснела.
– Тебе сколько лет?
– Семнадцать. П-почти.
– Ого, а выглядишь на все двадцать! Итак, тебе шестнадцать и, значит, можешь давать показания без присутствия матери. Гражданочка, выйдите, пожалуйста, в коридор на время нашей беседы с пострадавшей.
– Чего это? – встрепенулась мамаша. – Никуда я не пойду!
Лямзин вздохнул и тихо проникновенно начал:
– Вы чем сегодня занимались с утра?
– На работе была. Домой прихожу, а она – вот! – Тетка опять стукнула дочку по плечу.
– Значит, в момент нанесения повреждений материальной собственности вас рядом не было?
– Чего? – Тетка явно не успела проследить за потоком лямзинской мысли и выглядела ошарашенной.
– Рядом с дочерью, когда ей куртку порвали, вы были?
– Кто – я?
– Вы.
– Да говорю же: с работы пришла, а у нее куртка порвана. – Женщина снисходительно фыркнула и повела головой так, словно низкий уровень умственных способностей следователя не вызывал у нее никаких сомнений.
– Следовательно, сказать по существу дела вам нечего, и вы вполне можете подождать в коридоре.
– Чего?
– Выйдите в коридор! – гаркнул Лямзин.
Тетка вздрогнула и, переменившись в лице, засеменила из кабинета.
Подождав, пока закроется дверь, Лямзин повернулся к девушке:
– Тебя как зовут?
– Альбина.
– Давай, Альбина, повествуй, что дальше было.
– А вы маме не скажете?
– Как ты думаешь, стал бы я ее в коридор выпроваживать тогда? Конечно же, не скажу.
Девушка посопела, раздумывая, потом все-таки решилась.
– Ну, ладно. В общем, иду я из колледжа. Сумка тяжелая, ноги болят, устала. Вот, думаю, была бы у меня своя машина, села бы сейчас и поехала… И тут, как нарочно, около меня такси тормозит. Водитель приветливый такой, подвезти предлагает. Конечно, я согласилась. А чего? Наши девчонки часто так в колледж подъезжают, а я что, хуже?
Она замолчала и ожидающе уставилась на Лямзина.
– Ты – лучше, – уверил девицу Лямзин. – И что было дальше?
– Едем мы с ним, едем, уже и незнакомые дома пошли, а потом и вовсе к лесу свернул, там машину и остановил. – Альбина замолчала и уперлась взглядом в пол.
– И что потом? – поторопил ее Лямзин.
– Это все, – прошептала девушка и отвернулась.
– Альбина, зачем ты мне врешь?
– Я не вру, – пролепетала та.
– Хорошо, допустим, ты не врешь. Тогда объясни мне, как твоя куртка оказалась порванной?
– Так он дернул.
– Кто – дернул?
– Водитель, кто ж еще!
– Когда дернул?
– Ну, я с машины вышла, он и дернул.
– Где ты вышла из машины?
Альбина молчала.
– Послушай, если ты сейчас не начнешь говорить, мне придется пригласить твою маму и расспросить тебя вместе с ней.
– Ой, не надо! – испугалась Альбина. – Ладно, сейчас все расскажу. Он меня в лес вывез, машину остановил и полез лапаться. А я дверцу открыла и побежала. Он догонять стал, кричал что-то, но я от страха не помню – что. Так вот, он меня догнал и за рукав схватил, а я вырвалась и убежала. Рукав и порвался.
– Все?
– Все. – Альбина вытаращила глаза, изображая искренность.
– А как домой добралась?
– Пешком. – Девушка задумалась. – А, и еще на маршрутке. То есть сначала я до маршрутки пешком, а потом уже подъехала.
– Опять врешь, – вздохнул Лямзин. – Кстати, врать ты не умеешь, поэтому пользоваться этим средством не рекомендую.
– Я не вру! – Девчонка набычилась и замолчала.
– Ага, значит, не врешь. Хорошо. Мама твоя во сколько с работы возвращается?
– В четыре.
– И когда она пришла, ты уже была дома, так?
Альбина нехотя кивнула.
– Давно уже дома была?
– Ну, не очень. – Глаза девчонки забегали.
– Значит, точно не помнишь, да? А занятия в колледже у тебя когда заканчиваются?
– В два тридцать.
– Колледж от дома далеко? Сколько минут добираешься?
Девочка засопела.
– Ага, – кивнул Лямзин, – ну, ладно. Знаешь, что мы сейчас сделаем? Мы маму твою позовем и общими усилиями восстановим картину: когда ты ушла из колледжа, где была и во сколько вернулась.
– Он меня домой довез, – буркнула девчонка зло. – Только вы маме не говорите, а то она меня убьет за то, что я в машину к нему опять села. Она и так на меня словами разными плохими любит обзываться.
– Номер машины помнишь?
Девушка отрицательно затрясла головой. Потом наморщила лобик и неуверенно произнесла:
– Кажется, там были цифры «пять» и «три». Остальные не помню.
– А звали-то водителя как? Познакомиться успели?
Альбина кивнула и густо покраснела:
– Геной его зовут.
– Внешность описать можешь?
Девчонка зарделась:
– Высокий, черный такой, стрижка короткая.
– Что, не русский?
– Почему? Русский. Волосы темные у него, а лицо белое. Глаза темно-серые.
Лямзин крякнул.
– Ну, уже что-то. Подпиши здесь и здесь.
Едва девочка вышла, заглянул Борисов.
– Ну, что, – с надеждой произнес он, – похож на нашего маньяка?
– Если объективно – то нет, – разочаровал его Лямзин. – Но проверить все равно надо. Сейчас пробьем все таксопарки, думаю, установить личность таксиста особого труда не составит.
– Если, конечно, машина не в угоне, – добавил Борисов, и Лямзин скис.
– Ну вот умеешь ты настроение поднять, ей-богу!
– Да чего расстраиваться? В угоне, не в угоне – все равно не тот, кого ищем. Не стал бы наш рукоделец так себя вести – почерк не его.
– Это понятно… и все же…
На следующий день водитель такси по имени Геннадий сидел на стуле перед Лямзиным и давал показания.
– Да не собирался я ее трогать! Она сама кокетничать начала, юбку повыше задирала, ноги показывала. Откуда мне было знать, что ей всего шестнадцать? Выглядит-то на двадцать с хвостиком! Паспорт, что ли, у всех при знакомстве спрашивать? Вот вы, к примеру, когда-нибудь у девушки при знакомстве ее возрастом интересовались?
– Нет, – честно ответил Лямзин. – А куртку зачем порвали?
– Так она как выскочит, как побежит… А куда? Лес же кругом! Вдруг что случится с дурехой, меня потом совесть замучает. Не зверь же я, в самом деле. Потом буду все время помнить, что вывез девчонку и бросил одну, а ее изнасиловали или убили. Знаете, сколько лихих людей вокруг?
– Можете не сомневаться, знаю.
– Вот я погнался за ней. Она хоть и полновата, но бегает быстро, еле догнал. За руку схватил, а девчонка вырываться начала, куртка и треснула. Насилу уговорил обратно в машину сесть, пообещал, что не трону. Товарищ майор, что мне грозит?
– Попытка изнасилования несовершеннолетней. Из-за убийств девушек, участившихся в последнее время, у нас приказ особенно тщательно проверять все случаи сексуальных домогательств.
Подозреваемый побледнел, и руки его довольно заметно затряслись.
– Курить у вас можно?
– Вам – можно, – смилостивился Лямзин. Майор, хотя и курил сам, недолюбливал, когда кто-то дымил рядом. Но ему было жаль парня, вляпавшегося, судя по всему, по уши. Девчонка-то выглядит, как перезревшая куртизанка, и явно сама флиртовала, а отвечать теперь мужику придется по полной программе. Короче, приятного мало, пусть хоть покурит, нервы успокоит.
– Почему только мне? – Геннадий криво улыбнулся.
– Потому что я так хочу.
Парень трясущимися руками прикурил сигарету, жадно затянулся и выпустил дым себе в ноги. Лицо его стало отрешенным и странно потерянным. Лямзин много раз наблюдал, как люди в его кабинете ломались, лишались веры в себя, но тем не менее удивился. Вроде бы крепкий с виду парень, а вот поди ж ты, нервы ни к черту. А если бы он с ним так жестко поговорил, как, к примеру, с Лавровым?
– Вот здесь распишитесь. – Лямзин подвинул листы бумаги.
– Что это? – Парень вроде бы вернулся в реальность, но текст еще явно не различал.
– Ваши показания и протокол, пока – об административном нарушении. Затем можете идти, а в понедельник к десяти часам явитесь ко мне.
Парень суетливо расписался, сгреб пропуск со стола и пулей вылетел из кабинета.
К трем часам подъехал Никита Лавров. Он написал заявление об исчезновении жены, разложил перед Лямзиным фотографии Эльзы и выжидательно уставился на него.
Лямзин долго рассматривал снимки, выбирал, в итоге придвинул к Никите три и положил рядом фотографии убитых девушек.
– Видите?
Никита отрицательно затряс головой:
– Нет, не могу поверить. Вы хотите сказать, что и Эльзы нет в живых?
– Да бог с вами! Я совсем о другом – всего лишь хотел обратить ваше внимание на внешнее сходство.
– Я понимаю. Именно поэтому и продолжил вашу мысль – раз Эльза похожа и она исчезла, то…
Никита надавил ладонями на глаза и подслеповато замигал, пытаясь справиться с набегающими слезами.
– Погодите жену хоронить, – разозлился Лямзин, – еще ровным счетом ничего не известно. Давайте сделаем вот что: вы расскажете мне все по порядку, с того самого момента, как обнаружили ее исчезновение.
Никита кивнул и начал:
– Она художница, часто работает по ночам…
Лямзин внимательно слушал, кивая головой и делая пометки в блокноте. Когда Лавров упомянул о записке, полученной им утром в офисе, встрепенулся:
– Где та записка? Мне хотелось бы взглянуть на нее.
– Не помню. Думаю, в сейфе. А может быть, я оставил ее на столе. Не знаю, у меня в тот момент в голове все перемешалось.
– Как, говорите, выглядел человек, принесший конверт?
– Я сам не видел его, а секретарь сказала, что несуразный у него вид был – одежда как будто с чужого плеча. Похоже, бомж.
– Ага… – Лямзин сделал в блокноте пометку. – С секретарем вашим можно будет поговорить?
– Думаю, да. Если мои работники еще не разбежались и сидят на местах. Я с того дня на работе так ни разу и не был.
– Хорошо. И что было дальше?
Никита подробно рассказал об остальных событиях, но, дойдя в рассказе до своего ареста, замолчал, буркнув только:
– Дальше вы и сами все знаете.
Лямзин кивнул и, захлопнув блокнот, посмотрел Лаврову в глаза.
– Думаю, надежда определенно есть. Не отчаивайтесь раньше времени, мы обязательно найдем вашу жену.
Разговор с секретарем Мариной определенно порадовал Лямзина. Девушка оказалась памятливой, разговорчивой и весьма недурно рисовала. Она быстро набросала карандашом портрет человека, принесшего желтый конверт, и придвинула к Лямзину.
– Вот. Более того, мне кажется, он уехал из города.
– Да? Почему вы так решили?
– Я живу недалеко от Казанского вокзала, и в тот день мне нужно было встретить знакомого моей подруги – она меня попросила, сама не успевала. Так вот, я пришла на вокзал и увидела того самого мужчину. Он выглядел веселым, насвистывал: «Все могут короли» и постоянно щупал что-то на груди, словно проверяя. Похлопывал слегка так.
– Вы что, наблюдали за ним? – изумился Лямзин.
– Недолго. Он еще в офисе потряс мое воображение своим нелепым видом, и мне было интересно посмотреть, куда же он собрался.
– И куда?
– Могу только сказать, что в южном направлении. Видела, как он смотрел, изучая табло.
– Не факт. Я тоже, когда бываю на вокзале, смотрю на табло с южным направлением. Фантазирую, как хорошо было бы плюнуть на все и поехать куда-нибудь отдохнуть: солнца хочется, моря. Вот так немного полюбуешься – вроде бы и полегчает.
– Нет, он выглядел в тот момент не мечтательным, а очень деловитым и собранным. И еще у него на лице было выражение какой-то странной эйфории – как у ребенка, которому вместо одной конфетки дали целый пакет. Ах, да! Возле его ног стояла небольшая дорожная сумка.
– С этого надо было начинать! Спасибо за информацию, обязательно проверю.
– Кстати, еще одна деталь. На вокзале мужчина смотрелся иначе, чем в офисе, я его еле узнала. Одет был недорого, но прилично, по-интеллигентному, я бы сказала. Ой, чуть не забыла! Хотя это, наверное, неважно…
– Что значит – неважно? – возмутился Лямзин. – Говорите!
– Когда он принес конверт, то был довольно спокоен. А потом, на какое-то мгновение на лице его отчетливо промелькнул страх.
– Когда именно? Что в тот момент произошло, можете припомнить?
– Мужчина как-то так искоса глянул в сторону, и вдруг его лицо будто судорогой свело. Потом сразу конверт отдал, повернулся и вышел.
– Странно. А может быть, его кто-то из ваших сотрудников напугал?
– Да там вроде бы и не было никого. В той стороне кабинет Одинкова, но он обычно позже на работу приходит.
– Спасибо, Марина, вы мне очень помогли, – искренне поблагодарил майор.
Зацепка появилась, Лямзин чувствовал. Пусть маленькая, даже крошечная, но это был реальный след, и ему стоило уделить внимание. Лямзин отправился на Казанский вокзал. Дежурный администратор долго разглядывала рисунок, держа в вытянутой руке, потом сняла очки и устало потерла глаза.
– С ним что-нибудь случилось? – спросила она вдруг грустно.
– С кем? – удивился Лямзин.
– С этим человеком. – Женщина кивнула на портрет.
– Вы знаете его?
– Да. Когда-то я училась у него и даже была немножко влюблена. А он был счастливо женат и совсем не обращал на меня внимания. Я страшно страдала. – Администратор смущенно засмеялась. – Теперь странно все это вспоминать. Потом все прошло, конечно, но я долгое время еще интересовалась его судьбой, даже втайне ждала, что он разведется. А потом вышла замуж и прожила целую жизнь. В прошлом году мой муж погиб. А с Калемковым такая история произошла…
– С кем? – переспросил Лямзин.
– Иван Иванович Калемков, профессор математики. Он и изображен на портрете. Знаете, я ведь видела его здесь. Он крутился рядом с моим окошком, я даже хотела окликнуть, но не успела. Веселый такой был. Я ведь думала, что он уже умер, и одновременно обрадовалась, что жив, и грустно стало: как жизнь-то его побила…
– Так что за история с ним произошла, вы говорите? – напомнил Лямзин.
– Ах, да, – встрепенулась женщина. – Говорили, Калемков действительно развелся, женился на студентке, а потом с ним несчастье какое-то случилось. Вроде бы квартиры лишился и после умер от удара, что ли… А вот оказалось – жив.
– Можете подсказать, куда он брал билет?
– Конечно. Подождите немного, я погляжу по базе данных…
Лямзин оперся о прилавок и от скуки начал оглядываться по сторонам. Молодая учительница как раз ввела в зал группу детишек с рюкзачками на спинах – скорее всего, едут куда-то на экскурсию. К ним приблизилась совсем юная девушка. Неожиданно она так резко качнулась, что едва не сбила с ног нескольких ребятишек, и те стайкой отхлынули, удивленно озираясь. Вдруг ноги девушки подкосились, она упала на пол, и изо рта у нее пошла пена.
Лямзин бросился к ней.
– Что пила? – закричал он, вытирая ей рот рукавом и хлопая по щекам, пытаясь привести в чувство. – Что ты пила?
Девушка открыла глаза и слабо прошептала:
– Таблетки.
– Какие?
– Не знаю, друг дал. Кажется, экстази.
– Вот дура-то! Тянешь всякую гадость в рот, и где только твои мозги?! – в сердцах выругался Лямзин. Потом расстегнул ей куртку и ворот блузы, отнес поближе к окну.
– Воды! У кого есть холодная вода? – крикнул майор, и молоденькая учительница подбежала к нему с бутылкой минералки.
Наконец девчонка задышала ровнее, и Лямзин, оставив ее на попечение вокзального врача, вернулся к окошку администратора. Та уже ожидала, с тревогой следя за происходящим в зале.
– Вот, – протянула она листок, – я здесь все написала. В Сочи он брал билет. К теплу, значит, потянуло.
– Спасибо, вы мне очень помогли, – обрадовался Лямзин.
В отдел майор вернулся довольный и сразу отправился выбивать у начальства командировку. Но, как вскоре выяснилось, радовался он совершенно зря: начальство его оптимизма не разделило и командировку не дало.
– Чушь и бред, – заявил полковник Плановой, когда Лямзин доложил ему суть дела. – Ты, Лямзин, честно бы сказал, что хочешь пару деньков на солнышке погреться, я бы тебе не отказал. А коли хитришь – извини.
Лямзин вылетел из кабинета разозленный, тут же набрал номер Таисии и заорал в трубку:
– Тая, в Сочи хочешь на выходные? Понимаю, что ерунда, всего каких-то два дня, но погреться на осеннем солнце успеем. – И, выслушав довольный щебет Таисии, добавил: – Тогда быстро собирай вещи. Я сейчас закажу нам билеты на самолет, и сегодня же будем на месте.
В конце концов, решил Лямзин, ради того, чтобы повидаться с братом и отдохнуть с красивой женщиной, можно и потратиться.
Сначала хотелось сделать брату сюрприз и свалиться как снег на голову, но уже спустившись с трапа самолета, Эдуард решил все же позвонить. Сюрприз ожидал его самого: брата в городе не оказалось. Пришлось отправиться в гостиницу.
– Ну что, куда едем? – поинтересовался явно нетрезвый таксист и шаловливо подмигнул Таисии.
У Лямзина вытянулось лицо.
– Эээ… спасибо, мы лучше на другом автомобиле прокатимся.
– Я в очереди первый сейчас! – выскочил из салона водитель.
– А мне плевать, – повернулся к нему Лямзин. – Будешь возмущаться – позову милицию, чтобы проверили содержание алкоголя у тебя в крови.
Мужик сразу отстал и, быстро нырнув в свою машину, затих.
Следующий таксист был хотя и трезв, но как-то неприятно зол и мрачен, что чувствовалось несмотря на его молчание. С тоской покосившись на остальных «колдунов», не слишком отличающихся один от другого, Лямзин открыл заднюю дверцу и, пропустив Таисию вперед, сел рядом.
– Куда едем? – буркнул таксист.
– В приличную гостиницу, желательно в Центральном районе.
– Сделаем. – Водитель развернул автомобиль и понесся по трассе.
Таисия вжималась в кресло, завороженно наблюдая за мелькающими огоньками. Лямзин все время смеялся и шутил, что-то пытаясь показывать ей в темноте, а она крутила головой и глупо улыбалась. Наконец Эдуард притих, после чего даже ненадолго задремал. Проснулся от того, что водитель рявкнул со всей мочи:
– Ну, все, приехали!
– А? Что? – Лямзин спросонья завертел головой, разглядывая крошечный бетонированный дворик, освещенный желтым светом фонаря, и высокий унылый забор.
– Приехали, говорю, – заулыбался шофер.
– Улица Пионерская, – вглядевшись, прочитал Лямзин. – Это что такое?!
– Недорогая гостиница, как вы и просили.
– Где?
– Да вот же. Вот! – Водила ткнул пальцем в темнеющее в ночном сумраке здание. – Я уже позвонил, сейчас хозяйка выйдет.
Та действительно тут же появилась. Дородная, в кокетливых розовых брючках и в белой футболке, туго натянутой на круглый живот. Хозяйка важно надула щеки и выкатила глаза, изображая ту «честность», с которой обычно лгут.
– Пойдем, – призывно махнула она рукой.
«Наверняка комсоргом класса была, – обреченно подумал Лямзин, – или старостой. Да, скорее все-таки старостой: «стучала» классной на тех, кто смылся с урока или пришел в школу без сменки».
Он представил себе, как толстенькая активистка со строгим выражением лица семенит к очкастой училке и, подобострастно склонившись и отклячив зад, закладывает товарищей. Не удержавшись, хихикнул.
– Что? – Женщина обернулась и окинула его таким взглядом, словно услышала мысли.
Лямзин слегка смутился.
– Нет, ничего. А… простите, как вас величать? Не расслышал что-то.
– Лилия. Можно просто Лиля, – осклабилась хозяйка, но глаза ее остались холодными и злыми.
И тут у Лямзина появилась назойливая мысль, что стоило бы, пока не поздно, повернуть назад и поискать другую гостиницу.
Он взял за руку Таисию и участливо спросил:
– Может, посмотрим что-нибудь еще?
– Не знаю, как хочешь, – вяло отреагировала та. Ее укачало, и мысль о том, что снова придется сесть в разболтанную машину, вызывала дурноту.
– Понятно, – оценив ее бледный вид, вздохнул Лямзин. – Ладно, идем смотреть тут.
Они поднялись по крутой металлической лестнице, подождали, пока хозяйка, гремя ключами, отопрет, и вошли. Маленькая прихожая – зеркало, тумбочка и кресло.
– Ну, допустим, – кивнул Лямзин. – А там что?
– Дальше – кухня и две комнаты. – Лиля распахнула дверь, и в глаза бросились развешанные по стенам мини-плакаты.
«Товарищ! Режь только на разделочной доске, стол – для еды, а не для ножа!» – было написано на одном.
«Духовкой не пользоваться под страхом смерти! Взорвется!!!» – гласил второй.
«Полотенце на дверях не сушить, для этого есть веревка за окном!» – добавлял третий.
– Индийские йоги на спине полотенце сушат, и ничего, спина не портится, – хмыкнул Лямзин.
– Пусть сушат хоть на голове, – съязвила Лиля и возмущенно дернула плечом.
– Ага, ясно. Так йогам и передам.
– Вот здесь спальня, а тут – комната отдыха. Вот постельное белье, – бубнила Лиля, поджав губы.
– Туалет можно посмотреть? – Лямзин искал повод, чтобы отказаться, но не находил: на первый взгляд все было довольно терпимо.
– Конечно.
Хозяйка прошла в прихожую и толкнула дверь, обитую узкими деревянными планочками. Открылось бело-кафельное великолепие с неизменным плакатиком на стене: «Сигареты, прокладки, бумажки в унитаз не кидать!»
– А если я все-таки уроню прокладку в унитаз? Или, не приведи господь, тампон? – пошутил Лямзин. И тут же понял, что сделал это зря.
– Написано же – не бросать! – рявкнула Лиля.
Поискать счастья в другом месте захотелось с удвоенной силой.
– Ну и что? – повернулся Лямзин к Таисии. – Остаемся здесь?
Та пожала плечами.
– Так тебе тут нравится или нет? – вскипел Эдуард.
– Нет, – подумав, ответила Тая. – Но ехать еще куда-то совсем не хочется, пора бы уже и отдохнуть.
– О’кей.
Лямзин отсчитал нужную сумму, и довольная Лиля, запихнув деньги в оттянутый карман штанов, скользнула за дверь.
– Сегодня будем кутить – весело, творчески, раскрепощенно! – Эдуард плюхнулся в кресло. – А завтра, если успеем, поедем в форелевое хозяйство. По дороге поедим в креативном ресторане – «Амшенский двор» называется. Была там?
– Нет. Но уже хочу. А вдруг не успеем?
– Если не успеем, сделаем это послезавтра. Ну, как говорится, пойду, ополоснусь с дороги, и – гулять. По набережной пройдемся, камешки в воду покидаем. Ладно, поскакал…
– Бог в помощь, – фыркнула Таисия и, заняв кресло, уткнулась в «глянец».
Лямзин быстренько скинул верхнюю одежду и, напевая: «Я так молила: «Позови!», но ты молчал…» – протрусил в ванную. Там быстро, по-солдатски, разделся и встал под душ. Хлынула ледяная вода.
От неожиданности Лямзин заорал и пулей выскочил из ванны.
– Что случилось? – Таисия прибежала на его вопль и поскреблась в дверь.
– Кино вчера страшное посмотрел, про вампиров, сейчас вспомнилось, – буркнул Лямзин, переминаясь с ноги на ногу на крошечном, моментально намокшем коврике.
Стоять было холодно, вода, как назло, все не теплела. Наконец пошла горячая, потом и вовсе кипяток, и пришлось отказаться от идеи принимать душ: смеситель напор не держал. Лямзин набрал полную ванну, плюхнулся в воду и блаженно вздохнул.
Занятная все-таки в Сочи вода – голубоватая, словно подкрашенная горной лазурью, и сладковатая на вкус. Бог ее знает, может быть, в ней и правда растворен минерал азурит – ведь именно из него делают горную лазурь. Да, и еще говорят, местная вода на печень плохо влияет. А печень, как известно, – физиологическое «депо» для меди: накапливается она там. Вот так копится-копится – и потом, глядишь, цирроз печени приключится.
Лямзин содрогнулся и выплюнул струйкой воду, попавшую в рот, быстрыми движениями намылил голову и смыл под сильной струей воды.
«Нет, что ни говори, а хорошо, – завертелось в голове. – Воздух, зелень, птички поют… Рай, да и только!»
В голове всплыла избитая фраза: «Жизнь дается один раз, и прожить ее надо… в Сочи», – но была с негодованием отвергнута Лямзиным. За те несколько лет, что он когда-то провел в Сочи, город приелся ему до зубной боли: зимой сыро, летом жарко, да еще толпы курортников с «фиговыми листочками» вместо одежды. Основная масса местных тоже раздражала: стригут деньги с отдыхающих и при этом еще и высокомерно их презирают. Словечко «бзсдыхи», что означает «буду-загорать-пока-не-сдохну», стало уже общеизвестным и выползло за пределы Сочи. В общем, Сочи Лямзин любил, но в ограниченном количестве – приехать к брату, расслабиться, покупаться в море и рвануть обратно, в Москву.
– Знаю, милый, знаю, что с тобой, – завыл он дурным голосом песню из репертуара Пугачевой.
Таисия тут же откликнулась:
– Потерял себя ты, потерял…
Потом она постучала и, придуриваясь, проблеяла под дверью:
– Пусти-и меня-а, я тоже купа-а-аться хочу-у.
– Нимагу, я стисняюс, – подыграл ей Лямзин.
– Нет, серьезно, ты долго намерен там плавать?
– Ага. Хотя, впрочем, так и быть, щас выйду.
Он намазал щеки гелем для бритья, торопливо подраил их одноразовой бритвой-тяпкой и, ополоснувшись, выскочил из ванной. И тут его ждало еще одно неприятное открытие: полотенца на вешалке не оказалось. Он, отдернув штору, поискал скрытую от глаз полочку, потом встал на четвереньки и простучал с той же целью плитку под ванной.
– Тая, принеси мне полотенце! – крикнул он раздраженно.
– А тут нет! – донесся через некоторое время голос Таисии из комнаты.
– Как это – нет?! – возмутился Лямзин. – Быть такого не может. В любой приличной гостинице всегда есть полотенца. Ты, наверное, плохо посмотрела.
– Вот сам выходи и посмотри хорошо, – обиделась Таисия.
Лямзин натянул на мокрое тело одежду и порысил в комнату проверять внимательность Таисии. Распахнув шкаф, обозрел его девственно чистое нутро, заглянул в шкафчик на антресоли и даже зачем-то полез под кровать. Под кроватью оказалось много пыли, а поверх нее – бумажка от гигиенической прокладки и пара конфетных оберток. Чихнув, Лямзин вылез и, кипя злостью, направился к Лиле.
Хозяйка вышла к нему со сдобной булкой в руке, и он с трудом удержался от ехидного замечания, что, судя по габаритам, она свою норму булок давно уже съела. Но вместо этого только сказал:
– У меня в номере нет полотенец.
В ответ Лиля выкатила бесцветные глаза и, пожав плечами, невозмутимо парировала:
– А что, они там должны быть?
В первое мгновение Лямзин не нашелся, что сказать, но потом пришел в себя и огрызнулся:
– Конечно, я ж с собой чемодан полотенец привез: и для ног, и для лица, и для тела. А еще – кровать, подушку и одеяло притащил.
Лиля закатила глаза, что, видимо, означало у нее крайнюю степень возмущения, но за полотенцами ушла. Получив вожделенный пакет, Лямзин, довольный собой, понесся обратно.
– Вот, – подал он Таисии добычу, – повесь полотенца.
– А почему говоришь во множественном числе? Тут только одно, – удивилась Таисия.
Лямзин побагровел, схватил розовую махрушку и помчался обратно. Краткую лекцию по ведению гостиничного бизнеса Лиля выслушала с видом английской королевы и возразила:
– Да, одно. Но зато большое.
– Но я не один! – вскипел Лямзин. – Мне нужно два комплекта! И, кстати, в приличных местах всегда несколько выдают.
На сей раз хозяйки гостиницы не было подозрительно долго. Настолько, что у Лямзина закралось подозрение, не отправилась ли та стирать. Наконец Лиля все-таки вернулась и раздраженно ткнула ему в руки пакет.
Как вскоре оказалось, на этом общение с Лилей не закончилось. Когда посвежевшая и повеселевшая после купания Таисия собралась привести в порядок платье, выяснилось, что утюга в номере тоже нет.
– Эдик, – растерянно протянула она, – а что же мне теперь делать? Все помялось…
Лямзин заскрипел зубами и снова отправился к Лиле.
– Какие капризные жильцы мне достались, – буркнула та. – Все вам не так, все вам не эдак. Утюг у меня один, так что перегладьте все, что надо, и обратно принесите. Больше не дам.
Нервно хихикая и проклиная Лилю и все частные гостиницы, вместе взятые, Лямзин поднялся в номер.
– Вот. Гладь все подряд и развешивай в шкафу, а то, сказала, больше не даст.
– Да?! – Таисия вздернула одну бровь и поджала губы. – Тогда пусть попробует сначала забрать.
– Но…
– Все, я сказала! – рявкнула Таисия, и Лямзин покорно сел.
Действительно, если в дело пошла бронетехника, то пехоте лучше отдохнуть.
