Книга: Закат цвета индиго
Назад: * * *
Дальше: * * *

ГЛАВА 6

Вовка-Кабанчик, заслуженный бомж Москвы, бродил по своему любимому маршруту – от станции «Арбатская» до Никитских ворот. Прохудившаяся подошва ботинок пропускала к его усталым ступням холод, влагу, грязь. Ему было плохо, и он с особым вниманием, без зависти и надежд, смотрел на встречных мужчин. Обычных прохожих в обычной одежде, которая была для Вовки так же недоступна, как счет в банке. Рядом с ним припарковался черный джип. Водитель громко хлопнул дверцей и, проходя мимо Вовки, едва не сшиб того с ног. Вовка посмотрел сердито на невысокого стройного франта с седыми волосами над молодым лицом и глазами пронзительно-синего цвета. Но тут же отвернулся, как умная, наученная горьким опытом собака отводит взгляд от более крупного, опасного пса. Седой парень прошел мимо Вовки, как мимо урны для мусора.
Тот с тоской уставился на его удобные, мягкие туфли. Седой подошел к табачному киоску, купил пачку сигарет, положил сдачу в большой бумажник и небрежно сунул его мимо кармана куртки. Вовку как будто молнией ударило. Он напрягся, задрожал и опустил глаза себе под ноги, чтоб никто не заметил, куда он посмотрел. Седой сел в машину, захлопнул дверцу, неторопливо закурил и собирался тронуться с места, как вдруг его взгляд упал на оборванца, что-то поднявшего с земли. Ба, да это же мой бумажник! Он для уверенности проверил свой карман и быстро выскочил из машины. Вовка не понял, отчего он упал в подмерзшую лужу. Над ним, как два синих фонаря, светились бешеные глаза, а ноги в щегольских туфлях с острыми носами наносили сокрушительные удары по самым уязвимым местам бедного Вовкиного тела. Он захлебывался слезами, соплями, кровью и понимал, что это конец, спасения нет. И вдруг что-то яркое, светлое налетело на Вовкиного обидчика, как облако, и звонкий голос подарил надежду Вовке, а его палач удивленно оглянулся. В его куртку изо всех сил вцепилась миловидная девушка в красивом полушубке из голубой норки.
– Ты что делаешь, придурок! Ты же убьешь его! Я милицию сейчас позову.
Синеглазый оглянулся, лицо его разгладилось, губы сложились в чуть заметную, тонкую, многозначительную улыбку.
– Прошу прощения, мадемуазель, это ваш знакомый или вы просто представляете общество по защите животных?
– Я представляю общество по отлову таких скотов, как ты. Милиция! – Девушка помахала рукой приближавшемуся милиционеру.
Вовка с трудом сел, потер рукавом пальто лицо, и ему показалось, что он уже в раю. Рядом с ним стояла и ругала почем зря этого жлоба, который хотел его убить, девочка Мальвина.
– Я ничего, – прошептал он ей, сидя на земле. – Ну его. Пусть себе едет куда ехал, раз такой бешеный. Он подумал, я бумажник его стибрил. А мне зачем? Просто вижу – лежит. Взял, посмотрел, может, кто потерял, думаю. Надо, думаю, отдать. Только кому?
– Что у вас случилось? – спросил милиционер. – Из-за чего драка?
– Собственно, инцидент исчерпан, сержант, – сказал синеглазый. – Так, недоразумение по поводу частной собственности. Но мы уже во всем разобрались. Так что спасибо. Вы свободны.
– А вы нет! – рявкнул милиционер. – Документы показывайте. Начнем с этого лежачего больного. Давай паспорт. Так. Владимир Серков, москвич. Чем занимаетесь?
– Я путешествую.
– Бомж, что ли?
– Наверно, можно и так сказать.
– Теперь вы. Никита Сидоренко. Временная регистрация есть. Чем вы занимаетесь?
– У меня бизнес. Оседлый образ жизни в отличие от путешественника.
– Девушка, ваши документы. Евгения Оболенская. Студенческий билет имеется в отличие от некоторых. Музыкальное училище имени Гнесиных. И что же вы с такими странными знакомыми здесь делаете?
– Я свидетель. Надеюсь, вы разберетесь в том, что здесь произошло. Вот этот человек без всякой причины избил этого… путешественника. Я думаю, одного нужно задержать, другого отправить в больницу.
– А вы не думаете поработать милиционером вместо меня? Думает она.
– Сержант, можно вас на минутку? – Никита отвел милиционера в сторону, жестом иллюзиониста провел по его карману, и они вернулись уже не чужими людьми.
– Ну что, – обратился милиционер к Жене. – Я могу вызвать «Скорую» для этого артиста. – Он ногой показал в сторону Вовки.
Тот сразу встал на ноги.
– Не надо. Больницы мне не требуется ни за что. Я раз уже был в больнице. Били еще хуже, чем этот хмырь.
– Как ты меня назвал? – двинулся вновь к нему Никита.
– Никак он вас не называл, – вмешалась Женя. – Он просто обобщил. И вообще – уезжайте вы отсюда. Я сама позабочусь о раненом.
Милиционер ушел, довольный собою и неожиданным гонораром, а Никита медлил, не сводя с Жени глаз.
– У меня другое предложение. Вместе отвезем этого кандидата в жмурики в больницу, а потом отметим наше странное и приятное знакомство.
– Вот и сделайте это. А у меня не было никаких приятных знакомств, и поэтому я просто отвезу больного человека к себе, перевяжу, дам лекарства, а потом отвезу к нему домой.
– Что за бред! Нет у него никакого дома, он же сам сказал. А к себе в квартиру такую копилку блох нельзя тащить.
– Мне надоело слушать ваши гадости. И времени нет. Пропустите нас.
Женя решительно потащила Вовку за рукав пальто к своему ярко-голубому «Фольксвагену»-жуку и помогла сесть на переднее сиденье. Никита долго смотрел им вслед. Затем достал маленький блокнотик и записал: Женя Оболенская, Гнесинка, Большая Черкизовская, «Фольксваген» №…
Когда машина Ирины остановилась у подъезда, из него вышла дочь Женя и престранный человек, нелепо одетый, с такой походкой, как будто он идет в лыжах по тротуару, и с блестящим розовым лицом, которое, казалось, не меньше часа терли жесткой мочалкой. У Ирины от удивления приоткрылся рот, но она ни о чем не спросила, так поразило ее изумленное и восторженное сияние глаз Жениного спутника.
– Мамочка, – обрадовалась Женя. – Это Владимир Васильевич, мой знакомый. Понимаешь, один негодяй его ужасно избил. Я пригласила его к нам, перевязала руку, ногу, дала лекарства. Душ он у нас принял. У него, знаешь, сложности с жильем.
– О!
– Нет, ты не поняла. Он идет сейчас к себе домой, то есть к друзьям. В общем, мама, это неважно. Я просто его проводила. До свидания, Владимир Васильевич. Звоните нам. Приходите иногда. Правда, мам?
– Конечно. До свидания. – Ирина посмотрела на гостя и почувствовала озноб. Человек всегда носит с собой образ своего пристанища – будь то дворец, комнатка в общежитии, нора в подвале, закуток на чердаке.
Ирина с дочерью вошли в квартиру, синхронно переоделись, дружно накрыли стол к ужину, посмотрели программу телевидения на вечер, отмечая то, что хотелось бы посмотреть. У них никогда и ни в чем не было разногласий. За ужином Женя была немного печальна и задумчива.
– Ты думаешь об этом бедняге? – спросила Ирина.
– И о нем. И о том, что в жизни больше грустного, чем хорошего.
– Думаешь, грустное не бывает хорошим?
– Бывает, – очень серьезно ответила Женя. – Оно может быть самым лучшим из всего….
Когда после ужина Ирина ушла в ванную, Женя набрала номер телефона. Ей ответил автоответчик. Она положила трубку, затем снова набрала тот же номер и сказала:
– Я всегда стесняюсь читать тебе свои стихи. А ведь это и есть мое к тебе отношение. Прочитаю-ка я их автоответчику. А он, если захочет, передаст их тебе.
Вся жизнь моя – сорвавшийся поток —
Уносит мысль о чистом благородстве.
И вроде век уже не так жесток.
А что сердца? Замучены в сиротстве.
А если жить – не думать о себе?
И не жалеть о будущих невзгодах,
И раствориться полностью в судьбе
Осенних льдов на быстротечных водах?
Ну почему с тобою так тепло —
Прозрачным льдинкам хочется сорваться.
И только пальцы режу о стекло
Своей любви – смотреть и отражаться.
Ирина слушала, прислонясь головой к полуоткрытой двери ванной. Еще ничего не случилось. Есть лишь слова, настроения, догадки. Но перемены совсем рядом, и она не попытается их предугадать. Она будет просто ждать и подчиняться.

Назад: * * *
Дальше: * * *