Александр Романов, муж Марины, вышел из электрички: он провел день с сыном и матерью. Он пытался вспомнить, было ли ему когда-нибудь так грустно. Была большая беда с крахом в бизнесе, предательством бывших товарищей. Было реально страшно. Но он понимал, что надо как-то выжить, потому что у него есть родные люди. Маришка, Артем, мама… Сейчас он, как отец-одиночка, навестил ребенка и не знал, что ему сказать. С мамой даже находиться в одной комнате не мог. Он ей, конечно, сказал, что Марина жива, скрывается, кто-то ее таким образом спас от гибели. Они даже иногда говорят по чужому телефону: к нему приезжает человек по имени Андрей Николаев, дает какой-то мобильный, соединяет с Мариной… Ну, что в таких обстоятельствах можно узнать? Как ответить маме хотя бы на один ее вопрос? Например, какие деньги он сегодня привез. Николаев оформил на него банковскую карту, сказал, что деньги на нее положила Марина. Большую сумму! Откуда она у нее? История настолько таинственная, невероятная и унизительная для Александра, что ему стыдно смотреть в глаза близким, ему не хочется сейчас ехать домой. Какой это дом… Карточный домик. Он говорит с Мариной как с чужим человеком, о котором ему ничего не известно. Получается, что его потребность в семье держалась только на уверенности в Марине. Нет этой уверенности – нет и потребности в семье. Он чувствует себя страшно одиноким, никому не нужным. Надо бы работу поискать, но как это сделать, если ты сам с собой в полном разладе.

Он доехал до своей станции метро, вышел на улицу, дошел до перехода, остановился… А почему он, собственно, приехал? Почему не остался ночевать на даче? Потому что там ему тоже плохо, захотелось побыть одному. А теперь он понимает, что ему остается или напиться до поросячьего визга, или удавиться в пустой квартире. Ему даже неохота ноги передвигать, чтобы преодолеть оставшиеся метры…

– Молодой человек, вас подвезти?

Рядом с Александром остановилась серебристая «Тойота», из которой ему улыбалась Надя, бывшая одноклассница.

Он улыбнулся в ответ, сел рядом с ней и почувствовал облегчение. Пусть несколько минут, но он отдохнет от самоистязания. Надя – позитивный, коммуникабельный человек. У них всегда были отличные отношения. Она бывала у них дома и после его женитьбы. Сама почему-то замуж не вышла, хотя была самой симпатичной девочкой в их классе. Они приехали к его дому слишком быстро. Александру очень не хотелось выходить из машины.

– Слушай, – осенило его, – может, зайдешь ко мне на полчасика? Чаю там выпьем, кофе… Бутылка вина хорошего есть.

– Не надейся, что откажусь, – рассмеялась Надя. – Мне как раз домой ужасно не хотелось возвращаться. У меня родители на даче.

– У тебя тоже? Надо же. Как в школе. Помнишь, мы как-то у меня собирались. Занятия уже начались, предки поехали на выходные что-то там доделывать, закрывать, а мы тогда первый раз вино купили.

– Да, хорошо было. В бутылочку играли, как дурачки. Ты один раз на меня попал. Ты меня обслюнявил.

– Ага. Я не умел целоваться. Марина научила.

Надя быстро взглянула на него, он отвел глаза. Она не знала, как выразить сочувствие его горю, он скрывал, что этого горя нет. Есть другое – пустота.

Они вошли в квартиру, Александр извинился за то, что не убирал, все заставить себя не мог.

– Да ты что! – удивилась Надя. – Тут же стерильно, как в операционной. Во всяком случае, по сравнению с моей квартирой, когда мамы нет.

Они смеялись, как когда-то, вспоминали забавные случаи, ели, пили вино. Потом помолчали. Вдруг Надя посмотрела на него внимательно и сказала:

– Вот сейчас ты такой, как всегда был. А когда я увидела тебя на дороге… Честно, испугалась даже. Измученный, осунувшийся, постаревший, что ли… Саша, тебе плохо? Хочешь, мы поговорим об этом? Должно помочь.

– Не знаю даже, о чем говорить. Ты же все знаешь, наверное, здесь все всё знают.

– Говорят, Марину убил какой-то знакомый?

– Какой еще знакомый…

– Ну, ты не можешь не знать. Ваша консьержка, к примеру, показания как свидетель давала, что Марину провожал какой-то мужчина. Я слышала, будто он даже до квартиры ее довел.

– Ой, эти сплетни. На Марину однажды напали хулиганы, прохожий ее отбил, довел действительно до квартиры…

– Саша, почему ты не хочешь мне правду сказать? Ведь известно, что Марину убил маньяк. Он ее преследовал… Ты как-то странно реагируешь. Как будто я хочу ее в чем-то опорочить. Она же не знала, что общается с маньяком. Мне очень жаль ее… и тебя.

– Я верю, Надя. Маньяк – не маньяк ну, какая теперь разница, зачем все это бередить…

– Вижу, ты хочешь заморозить себя в своем горе… Ты похож на человека, для которого все кончено. – Голос Нади зазвучал очень звонко, глаза ее странно блестели – не от вина, а как будто в них накопились слезы, которые никак не могут пролиться. – Тебе хочется думать, что Марина – святая… Конечно, она была очень хорошая и красивая… Только я, Саша, во время всей вашей совместной жизни глаз от вас не отводила. Я видела, как вы целуетесь под дубом у забора, как ты бегаешь к воротам по вечерам – смотреть, не идет ли она… И я видела, как она под тем же дубом целовалась с высоким симпатичным мужчиной. Наверное, это и был маньяк, потому что ее убили через несколько дней. Ну вот, я все и сказала. Чувствую себя полной скотиной. А теперь прогони меня. Потому что весело нам уже не будет. Раньше я тебе была просто безразлична, а теперь ты меня, наверное, возненавидел.

…Он не прогнал ее. И не возненавидел. Он понял, что пришло спасение: верная женщина, о любви которой он всегда догадывался, просто она ему раньше была не нужна. А теперь… Надя считает его безутешным вдовцом. А его предали, обманули. Может, кто-то и хотел убить Марину, кто-то ее спас, но она где-то там с любовником, не иначе. Целовались под их дубом! Вот в чем дело! Вот что терзает его и мешает дышать.

– Мне очень хорошо с тобой, – сказал Александр Наде на рассвете. Тут-то наконец и пролились ее слезы, сквозь которые она столько лет смотрела на него издалека.