Книга: Сердце грустного шута
Назад: Глава 11. Усадьба Серебрянка, полгода назад
Дальше: Глава 13. Встреча Заозерка, несколько месяцев назад

Глава 12. Потапов
Военная часть возле Заозерки, полгода назад

Акимов проснулся, когда тормозили у дома его друга на территории воинской части. Он грузно вылез наружу, сладко потянулся, аж в спине заломило, зевнул до хруста в челюсти, потер глаза, сгоняя с себя сонную дурь.
Темнело. Блочные пятиэтажки, облагороженные закатными лучами, не нагоняли черной тоски. Наоборот, то здесь, то там стал зажигаться свет и наводить на мысль о семейном уюте, щах, телевизоре, дружеском застолье.
В хорошем настроении Акимов поднялся за охранником по ступенькам к подъезду, тот вошел первым и поскакал через ступеньку на третий этаж, позвонил в квартиру. Открыл сын Потапова.
– Ну, здравствуй, Санька! Папа дома?
– Дома! – Подросток позвал отца и шмыгнул в свою комнату.
Вышла из кухни, вытирая руки, Галина, жена Потапова:
– Андрей! Ты кстати, я пельменей навертела как на всю часть! Ты же любишь пельмешки. А твоя городская когда еще тебе их сготовит? Раздевайтесь все. Проходите. Много еще с тобой? – Она кивнула в сторону охранника.
– Ой, Галюша! Ты неизменно с гастрономическими сюрпризами! Еще один.
– Зови сюда, на всех хватит.
Акимов кивнул парню, и тот пошел звать коллегу.
– Муж-то где?
– В ванной, сейчас выйдет. Потапов, поторапливайся, тут гости тебя заждались! – постучала она в дверь. – Андрей со своими ребятами.
– А! Отлично! Я мигом!
– Проходи, Андрюша, в столовую, я там накрою.
Андрей Ильич расположился в продавленном, подранном кошкой квадратном кресле с инвентарной биркой. Не успел он достать пачку сигарет и зажигалку, как из ванной вывалился распаренный, плешивый, недавно вновь обретенный друг его детства, Иван Семеныч Потапов, натягивая на ходу тренировочный костюм. Они обнялись и расцеловались трижды. Со стороны было видно, что обоим приятна эта встреча.
И понятно! Знали друг друга всю жизнь, родились в один год, учились в одной школе, в одном классе, потом судьба раскидала. Встретились снова, когда Акимов неожиданно получил руководящее кресло. Тут он, под давлением обстоятельств в лице Энцо и своего нового бизнеса, вдруг, правда, не без совета Яновского, связался со старым другом. И пошло-поехало.
Потапов оказался весьма изобретателен и обязателен как партнер, он так раскрутил и наладил доставку и сбыт, что мог танк через границу провезти, упакованный в подарочную бумагу и перевязанный шелковой лентой с бантом. Так что Акимову только оставалось вести переговоры и пить коньяк с заинтересованными лицами. Иван Семенович был безупречен, а Акимов с ним – спокоен. Эх, не зря говорят, что старый друг лучше новых двух!

 

– Ну! Рассказывай, пока Галинка пельменями пасть не заткнула, с чем пожаловал?
– Ты знаешь, где находится усадьба Заозерка?
– А то! Иногда неподалеку учения проводим. Холмистая местность. Озеро. Холмы не то чтобы высокие, но здорово заросшие. Странное место, доложу я тебе. Троих солдат не так давно потеряли. Сбежать вроде не могли, нормальные такие солдатики были. Пропали. Так вот до сих пор и не нашли. А место там красивое. Карась озерный клюет! Ну, я тебе скажу! Как удочку забросишь, так и карась. Я туда частенько на рыбалку езжу. Даже запасы продовольствия у меня там в одном деревенском доме в подполе припрятаны на этот случай. А тебе зачем?
– Выкупить хочу у губернии или в аренду взять. Сможешь завтра пораньше вертолетик соорудить, чтоб полетать там, сверху посмотреть? А может, и снизу?
– Снизу на вездеходах. Мы уже там проторили дорожку, когда за рыбкой на озера ездили. Это не проблема!
– Отлично! Всегда у тебя все схвачено, Иван Семеныч!
– А то! Что еще?
– Пока все!
– Делов-то! Гала! Неси пельмени!
– Погоди, чумной! Сейчас ребята Андрюшины поднимутся, вот тогда и подам горяченьких.
– Ну! А как дела вообще? – Полковник достал из обшарпанного холодильника запотевшую бутылку, взял из серванта с инвентарным номером две стопки и разлил водку. – За нас, друг!
– Вань! А тебе не скучно жить в таком сиротском месте? Чай, денежка теперь у тебя есть! Да и всегда водилась.
– И навалом денежки той. Нет, не скучно. А зачем мне? Вот сына выучу, жену уже возил и еще по миру повезу. А это все? – Он обвел рукой скудную обстановку. – Да я весь день в казарме, домой приду, так сразу спать. Не привыкли мы к дому нормальному с женой. Ей тоже без разницы. Главное, чтобы холодильник был полон да у сынки уроки выучены. Вот на подъем легкая она, с ней хоть ночь, хоть за полночь, сразу срывается и катит. Хороший характер у бабы моей!
– Так у тебя денег столько, что Санька твой все университеты мира может окончить, а Галину будешь сто лет по миру возить и все не промотаешь! Ты для чего деньги делаешь? Для забавы?
– Вот это ты прямо в точку! Хобби! Да и моих ни к чему в ненужные догадки вводить.
Они еще раз чокнулись, выпили и закурили.
В прихожей раздался звонок и командирский голос хозяйки, она сразу же организовала вновь прибывших: кому тарелки, кому вилки, кому еще чего, накрыли стол в одно мгновение, а тут уж и она выплыла с тазом пельменей.
Посидели хорошо…

 

Утро выдалось ясное, прозрачное. В половине восьмого, бодрый и подтянутый, будто и не было бессонной ночи, приехал Иван Семенович доложить другу, что через час их ждет вертолет, чтобы собирались побыстрее.
Охранники сорвались со своих брошенных на пол матрасов, по-военному скорые. Андрей Ильич мучился тяжким похмельем, но не заставил их ждать, уж очень хотелось ему как следует разглядеть свою будущую покупку, он должен знать, как и о чем говорить сегодня вечером с господином губернатором.
Хозяйка собрала на стол. Поставила перед Акимовым тарелку густых горячих щей, запотевшую рюмку водки и стакан с темной жижей.
– На-ка, Андрей Ильич, похмелись. Это наше местное варево, как рукой снимет.
Бутерброды на душистом хлебе, который Галина выпекала сама, уже не доел, слишком волновался. Однако состояние заметно улучшилось.
– Ну что, Андрюша? Не знаешь, с какого конца начать денежки тратить? А я на что? Все посмотрим, обмозгуем и им счетец такой маленький-маленький представим. Меня не знаешь? Еще даром отдадут и спасибо скажут, что взял! Ха! – Иван Семенович засмеялся и рыгнул вчерашним чесноком с водкой. – Виноват. Ха-ха! Только ты мне скажи, что ты там делать хочешь, чтобы у меня точка отправная была. Если только для себя, в собственное, так сказать, пользование, это по-одному действовать надо, а если хочешь там туристический комплекс, дом отдыха сделать, это по-другому надо поворачивать.
– Сейчас все посмотрим и решим. А я хотел так: дом усадебный купить себе, а рядом, в городке, дом отдыха открыть. В экологически чистом месте! Говорят, сейчас модно.
– Вот! А это уже третий вариант. Значит, более-менее планшет заправлен. – Потапов постучал себя по лбу. – Пошли, полетаем!
Все сели в командирский «газик», который их и доставил на летное поле. Уже в машине к сердцу Андрея Ильича присосалась тягучая пиявка. Было на руку, что друг думает о нем, как о настоящем воротиле, потому что не мог признаться Ивану, как страшно, как тоскливо ему.
– Хочешь горло промочить? – Потапов вытащил из кармана фляжечку и протянул другу.
Акимов глотнул и уставился в потолок, считая заклепки, потом опять прильнул к иллюминатору, теперь вертолет шел над достаточно широкой вырубкой.
– Что это? Похоже на железную дорогу.
– Да! Это железнодорожная ветка, еще с царских времен. С тех же времен этой веткой никто не пользовался. Cюда отгоняют иногда вагоны с металлоломом, да последнее время все реже, опасно стало: рельсы проржавели, шпалы истлели, все заросло. Мы подлетаем, смотри! – Потапов пересел к пилоту, знаками приказывая сделать широкий круг.
Еще внизу были близкие верхушки деревьев, а впереди Акимов уже увидел широкую озерную даль. Отсюда, сверху, была видна сейчас вся чаша озера в оправе холмистых берегов. Вот пролетели они над барским домом, повернули, оставляя озеро справа, бурелом у старой мельницы, вот городок и развалины церкви…
– Конкретно здесь я еще не был! – кричал в ухо Акимову полковник. – Мы одну хатку облюбовали для рыбалки на той стороне. А, ну я тебе говорил! Потом посмотришь. – Акимов согласно кивал головой.

 

Через пять минут они выходили из вертолета на луг напротив княжеского дома.
– Смотри-ка, вот строили! Империя развалилась, а этот дом двухэтажный все стоит. Знаешь, Андрюш, мне даже не по себе. Будто и не было всего этого времени. Вышли господа, закрыли дверь на замок и уехали. Облупился маленько, ну да и понятно, кто ж за ним смотрел. – Потапов присел на каменные ступени полукруглой лестницы и махнул головой назад. – Ребята! Открываем!
Акимов первый взялся за ручку и толкнул дверь, которая задребезжала, но не открылась.
Охранники принялись ковыряться в замке перочинным ножом.
– Андрей Ильич, да там ключ, с той стороны! Есть журнал какой или газетка?
– Имеется, – ответил пилот и побежал к вертолету за газетой.
Вытолкнули ключ из замка. Но он был старинным и слишком большим, чтобы его можно было протащить под дверью.
– Выбивай стекло, – приказал Акимов.
– Надо два выбивать, иначе ключа не достанешь!
– Выбивай сколько надо! – прорычал Акимов, с трудом сдерживая приступ бешенства.
Наконец с дребезгом и матом дверь была открыта. Охранники с пистолетами в руках ворвались в дом. Один направо, другой налево, открыли двери, показали друг другу: нет, мол, никого. Вышибли ногами дверки в стене за лестницей и оказались на зимней терраске. То, что они увидели, с трудом поддавалось описанию. Переглянувшись, они выбежали и взлетели вверх по лестнице, зашли в каждую из трех расположенных на втором этаже комнат.
Нигде никого. Тяжелый дух тления наполнял дом. Охранники сбежали вниз и вышли вон. Один из них, подойдя вплотную к Акимову, жестко приказал ему сесть, и тот сразу опустился на ступеньки, бледнея и предчувствуя ужасное. Второй направился к Потапову и стал серьезно что-то ему рассказывать. Андрей Ильич молчал и ждал, понимая, что он ничего сделать не может и изменить тоже, смотрел, как эти двое скрылись за домом, и несколько минут их не было.
Вернувшись, посерьезневший и опечаленный Потапов присел рядом с другом.
– Андрюш! Солдатиков моих нашли. Здесь они, в доме. Сидят вокруг стола на терраске. Тебе лучше не смотреть, жуть жуткая. – Он вздохнул, выругался и повернулся к пилоту: – Пойди, переговори с частью. Пусть вертолет шлют, милицию, санитаров. Ну, объясни ситуацию, они сами знают, кого послать и что делать. Хотя нет! Стой! Иди заводи мотор и жди нас.
– Слушаюсь! – бросился тот к вертолету.
– Вань! Думаешь, они так здесь все это время и сидят? – спросил Акимов, не зная, что сказать.
– Похоже. – Друг вытянул ноги и запрокинул голову, чтобы не показывать накипающих слез. Потом, сжав кулаки, прошептал. – Ну, попадись мне тот, кто это сделал!
– А ты думаешь, что их убили?
– Это нам следователь скажет.
Все направились к вертолету. Андрей Ильич передвигался с трудом, сердце бешено колотилось, силы и рассудок покидали его, он сделал еще шаг и упал без сознания. Настигшая темнота всасывала его в свои глубины, и только чувство долгого медленного падения было знаком, что он жив.

 

– Андрюш! Просыпайся, подлетаем! – услышал он далекий голос Ивана.
С трудом открыл глаза и, подавляя чувство тошноты, увидел, как стремительно приближается к ним луг перед домом.
– Где мы?
– Где ты хотел. Сам сказал: сначала дом, потом деревенька. Выходи, собственник!
– Но мы же здесь уже были!
– Когда? Ну ды даешь! Мы только подлетаем! Ты что, заснул, что ли? Гляди, как красиво!
Разворачиваясь поудобней на посадку, они пролетели над крышей дома и за домом увидели заросли еще не распустившихся кустов шиповника, открытый балкон и просторный луг, окружающий весь дом.
– Там, видно, сад был, – предположил Потапов, подтаскивая к выходу ящик с бутылками и едой.
– Значит, я заснул? И мы здесь еще не были? – неуверенно переспросил Акимов.
– Вы плохо себя чувствуете? – тревожно взглянул на него один из охранников.
– Немного! Сейчас пройдет.
Пока не затихли лопасти и не опустились, как увядающий лист, он не выходил из вертолета, сидел у иллюминатора, смотрел на дом, на болтающиеся, сорванные ветром рамы, на разбитые стекла высокой входной двери.
– Ты что сидишь, Андрюша? – Потапов уперся ладонями в колени друга и заглянул ему в глаза. – Спишь? Да что с тобой, в самом деле?
Акимов грузно поднялся, спрыгнул на землю, покрутил плечевыми суставами, он приходил в себя, возвращался в реальность. Потрогал травку, подергал, проверил, настоящая ли. Смотрел, как полковник вдохновенно мочился с обрыва на песчаный берег, этим самым заклиная реальность не подводить, остаться неизменной, родной и понятной.
Они пересекли поляну и принялись обходить дом, пробираясь сквозь заросли. На террасе, выходившей в сад, не осталось ни стекол, ни рам; трухлявыми стали ступени. Витые деревянные колонны, изъеденные временем и жучком, тянулись из зарослей вверх, образуя балюстраду балкона; два окна по обеим его сторонам были заколочены.
Обогнув дом, решили осмотреть его внутри. Первыми пошли охранники и Потапов; так, на всякий случай, посмотреть, нет ли какой строительной опасности на пути. Сзади с опаской, понятной только ему, плелся Акимов. Дом выглядел опустошенным, но не загаженным. В середине вестибюля широкая пологая лестница шла на второй этаж, освещенный ярким светом, льющимся из разбитых витражей балкона; у подножия стояли две мраморные скульптуры – девушки в крестьянских платьях. Поднялись на второй этаж, прошли по трем пустым комнатам.
– Заколоченные окна к какой комнате относятся?
– Не знаю! Заколоченные мы видели, кажется, с другой стороны дома.
Они вышли на балкон и поняли, что на втором этаже должны быть еще две комнаты, но где они? Полковник стал простукивать стены по обеим сторонам площадки.
– Вот! – сказал он наконец. – Здесь должны быть двери. Они заделаны. И тогда все совпадает. На втором этаже пять комнат, а не три.
– Отлично! – Акимов оглянулся вокруг по-хозяйски. – Мне здесь нравится. Можешь со своими солдатиками порядок навести?
– Не вопрос!
– Вот и ладушки! А теперь добраться бы до городка.
– Тут и садовник нужен. – Потапов уже начал обмозговывать свои делишки.
– И статуи надо помыть, – сказал Акимов, глядя в упор на охранников. – И о дороге подумать.
– Я помою! – загоготал Потапов. – И дорогу построим.
– Хочу пройти на террасу. – Акимов опять внимательно посмотрел на охранников.
– Пойдемте, посмотрим. Там, думаю, и пола-то нет. – Потапов открыл дверцу под лестницей.
– Да! Работки здесь будет много.
– Мне не к спеху. – Акимов тяжело вздохнул, беспокойство и тоска заново овладели им. – Остались еще комнаты?
– Да! – сказал один из охранников. – Есть еще две при входе.
– Слушай, Андрюш! А куда баре, извиняюсь, по нужде ходили? Не на улицу же?!
– У них горшки ночные были, фарфоровые, кажется.
– А! А ты тоже в горшок собрался ходить? Да, неудобная планировочка для современных удобств. Пока сверху добежишь, расплескаешь по всей лестнице на девиц мраморных.
– Ну, об этом мы потом подумаем, а сейчас – с одной стороны «Ж», с другой – «М». И душ туда же.
– Есть, товарищ начальник.
– А здесь, Андрей Ильич, видно, столовая была, – включился в исследования дома и вертолетчик. – Видите, тут дверка маленькая, а за ней – кухня. А печь какая знатная!
Потапов направился к не осмотренной еще комнате.
– Красотища какая! Вот это камин! Вот, мебели не осталось, растащили, а камин не унести. А я бы и камин унес! Уж сообразил бы как.
– Да уж! – хмыкнул Акимов, вспоминая оружейную доставку его друга. – Ты точно бы камин увел и дом вместе с ним прямо на глазах у почтенной публики. И как тебя только в армии держат!
– За то и держат! Всем жить хочется. Полетели?
Через пять минут пилот посадил свой летательный аппарат на лугу перед городком.
Подзакусив и приняв на душу, пошли по городку посмотреть, что к чему. Сохранившихся домов оказалось около дюжины. Сейчас покосившиеся и разоренные, видно, что раньше были высокие и крепкие, с крытыми сеновалами, местами для скота, погребами. Располагались они амфитеатром на низком берегу озера прямо напротив усадьбы, казавшейся отсюда кукольным домиком. Война странным образом почти обошла это место стороной, а ветры да снега надломили стены, повыбивали стекла. В некоторых домах стояла старая мебель.
– Если порыться хорошенько, может, чего ценного отыскать. У меня-то пока руки не дошли, – сказал Потапов, вынимая из глубины старого буфета медный подсвечник. – Хорошо, что дорога заросла. Может, даже и книги какие старинные церковные найдутся. Интересно, где попов дом был? Ну что? – обернулся Потапов уже к другу. – Решился? Очень здесь хорошо. Мы тебе за лето приведем все в порядок.
– Пойдем посмотрим развалины церкви, может быть, восстановить можно. Ведь приедут и верующие люди!
Они направились по широкой дороге к озеру и, немного свернув, оказались вблизи леса. Перед ними Потапов увидел круглый каменный колодец.
– Ох, и водичка хороша в нем, представляю! Почти минеральная! Можешь бутылки продавать и на этом наживаться. Попробовать бы, да ведра нет. И надо про писателя какого придумать, что, мол, жил здесь и творил! Вот это будет красиво. Можно памятник поставить. Ох, хороши места! Хороши! Есть где развернуться. Ой-ой-ой! А ты – куда деньги вкладывать?! Вот сюда, а уже точно не в мебеля да бриллианты, – сказал Потапов Акимову, притянув его к себе и похлопав по плечу.
Постояли еще немного у колодца. Помолчали. Вертолетчик пошел готовить машину к вылету, надо было еще успеть на прием к губернатору.
– Друг! Сделай еще кружок над этой красотой! – крикнул Потапов, влезая в кабину.
Вертолет пошел над озером, оставляя его слева, чтобы, пролетев над усадьбой, взять курс на базу.
– Господин Потапов! – дернул его за руку один из охранников, показывая пуговицу с солдатской формы.
– Где нашел?!
– На крыльце, между досками.
– Черт! – Потапов огляделся и спрятал пуговицу в карман гимнастерки.
Из личных записок доктора. Отрывок № 5.
Заозерка, 1913 год
Сразу после похорон я и Владимирский собрали все вещи Марии Афанасьевны и вслед за книгами отнесли в ее спальню. Бедный вдовец простился с ними и велел через какое-то время заложить дверь и забить окно.
После похорон Машеньки и трагической гибели пасечника прошел год. Конец лета выдался дождливым, холодным, гнилым. Мы с Петром Николаевичем пили чай на зимней террасе, где часто теперь проводили свое время в разговорах.
Немота его прошла. Как я предположил, была она суть истерической. Он принимал микстуру, которую я готовил, но заметных улучшений не было. Имели место быть два припадка, и мне пришлось вспрыснуть ему морфия. Но однажды, видя, как Полинька бегает с воланом у самого края обрыва, жутко испугавшись, он позвал ее, на том и исцелился, что называется – «клин клином».
Однажды он мне поведал, что никак не может найти ожерелье жены, то, с синим камнем. Я на это ничего не ответил. Не мог же я в самом деле рассказать о ее просьбе припрятать украшение! И он решил, что сунули его куда-то вместе с вещами, которые сложены в спальне.
Мы, вдовец и несчастный влюбленный, каждый по-своему переживали траур, ревностно охраняя друг от друга чувства и секреты.
Сегодня же я пришел рассказать другу о странных ощущениях, которые стали посещать меня в это лето, почти сразу после годовщины смерти Марии Афанасьевны. Согревая руки о стакан горячего чая, я смотрел в окно и на Петра. Он тер ладонями лицо, ерошил волосы, засунул руки в карманы, долго глядел в окно. Я решил его развлечь:
– Петя, я недавно разбирал свои туринские записи и обнаружил описания интересных фактов и ощущений. Будто эти самые магические треугольники, расположенные в Турине, кто-то перенес сюда, в окрестности усадьбы. Вы слышали о том, что в Турине соединяются два магических треугольника? Турин, Лион, Прага – белый; Турин, Лондон, Сан-Франциско – черный? Утверждают, что именно там, в Турине, находятся врата в ад и именно там спрятано великое сокровище христианства – святой Грааль. Знаете, это огромные пространства земли, заключающие в себе светлую и темную магические энергии, и, конечно, такая сила не чувствуется на обширной территории. Если же их уменьшить, энергия становится концентрированной и вполне ощутимой. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Маша что-то об этом рассказывала. Она увлекалась этим… Да, – перебил он меня нервно, будто боялся забыть что-то важное. – Давно. Я не помню точно… Но погодите, я хотел рассказать о том, что давно терзает душу мою.
– Говорите, Петр Николаевич, я слушаю, что вас беспокоит?
– Помните, мы говорили, что я чувствую себя виноватым, что привез ее сюда? Сейчас я чувствую вину вдвойне. Привез и не помог.
– О чем вы?
– Думаю я, что все-таки прав был пасечник! Знаете, однажды пришел городовой с письмом от нашего губернатора. И я ее увез сразу сюда. До этого, как вы знаете, когда мы с Машенькой поженились, я стал проводить здесь время наездами, не так часто, как обычно, хотя жизнь тут любил гораздо сильнее, чем в городе.
– Боже милостивый, Петр Николаевич, я не понимаю! Объяснитесь!
– В письме (а письмо от губернатора было приватным) он писал, что некие люди, и я их знал, утверждали, что госпожа Владимирская создала общество, в котором занимались не только спиритизмом, как это было модно, но совершали некие ритуалы в честь богини Дианы, и эти ритуалы были скабрезными. Он еще писал, что события эти стали известны в духовных кругах и могли иметь весьма печальные последствия.
Я показал ей письмо. Она ответила, что людей этих знает и что они для нее ничего не значат. Но возражать против отъезда в итоге все же не стала. Через пару дней мы уже ехали сюда. Возможно, она чувствовала, что ждет ребенка, и хотела провести в покое этот период. Во всяком случае, она решила, что проведем два-три года в моем дальнем поместье. Как вы думаете, я был прав, увозя ее из города?
– Несомненно. И вы, друг мой, не должны чувствовать себя виноватым. Вы ее спасали от самой себя. Она, в сущности, большой ребенок!
– Да! Она играла, воображая себя великой, посвященной в нечто тайное, и изображала это простодушно. Я пробовал как-то выправить ее. Помните, я с вами советовался?
– Что вы, дорогой мой Петр Николаевич, мучаетесь? Вы поняли, что она была в общем-то нездорова, вы ее спасли от мнения общества, защитили. Почему до сих пор вы чувствуете себя виноватым? Супруга ваша была отменной хозяйкой! Вы помните, какие праздники она устраивала? К тому же через год после рождения дочки она очень захотела в Париж, и вы прекрасно, кажется, там развеялись, – непонятно к чему добавил я. Наверное, чтобы скрыть свое смущение и некоторым образом стыд.
Я чувствовал себя ущемленным и даже обличенным, но старался не дать понять другу, что и я был сторонником этих Машиных увлечений, уже здесь, в его поместье, с его женой.
– Да, помню. Там, кстати, с этим ожерельем произошла пренеприятная история. Ну да ладно! – Он махнул рукой. – Простите, но вы знаете историю наших поместий?
– Нет, как-то не пришлось познакомиться, – солгал я немного. Некоторые факты мне поведала Мария Афанасьевна, но не хотелось перебивать: я видел, как это ему важно.
– Эти холмистые земли и озеро после войны с Наполеоном получил мой прапрадед за воинские заслуги. Там, за холмами, простирается равнина, поросшая лесами, и за топями есть деревенька Болотное.
– Знаю эту деревеньку, туда можно только в засушливое лето попасть.
– На эту землю указом Ивана Грозного был сослан его любимый купец Болотов. Тот осмелился привезти из Венеции в царский град невенчанную жену, итальянскую колдунью Антонию Орсини. И эта жена имела потайную комнату в его палатах, где поклонялась языческой богине. Донесли об этом царю. Поскольку царь привечал Болотова за небывалую честность, то не казнил его, не бросил в застенки, а сослал в глушь, явно полагая, что тот искупит свою вину тем, что не пропадет в этих болотах, будучи необычайно работоспособным. Так и образовалась эта деревенька. В середине девятнадцатого века прадед мой женился на праправнучке Антонии, которую, слышал, все-таки казнили за колдовские дела, а купец от горя сошел с ума и повесился. Земли наши соединились. Тогда уже мой дед построил нашу деревеньку, которую до сих пор «городком» называют за добротность и красоту крестьянских домов. Все мужчины нашего рода пробовали улучшить состояние присовокупленной земли, но все тщетно. Да и люди оттуда все здесь обживались. Однако с «той половины» досталось единственное наследство, которое не пропало, а передавалось из поколения в поколение, были это золотые цепи с камнем. Я и преподнес их Марии Афанасьевне в день свадьбы, чему она невероятно обрадовалась.
– Найдутся, друг мой, не беспокойтесь! Возможно, и правда в ее комнате остались. Так им там самое место!
– Так что вы там говорили про какие-то треугольники? – спросил меня Петр Николаевич. Мне показалось, что спрашивает он из вежливости, что-то еще волнует моего друга, а ожерелье было лишь поводом начать тяжелый разговор. И я оказался прав.
– Так вот, записи туринские совпадают с ощущениями, что посетили меня внезапно в наших местах. Вот, к примеру, тяжело въезжать мне стало со стороны новой железнодорожной ветки. Такая тоска подступает, и лошадь хлестать надобно чувствительно, чтобы двигалась вперед. Встанет как вкопанная и ни с места. Я уже не говорю про дорогу нашу лесную, что с большака заворачивает, да и заросла она сильно. Я на прошлой неделе по памяти только и выехал, с большими трудностями. Все там поменялось, и ощущалось присутствие какое-то странное в ближайших листьях и кустарниках. Трудно объяснимое. Не видное, но чувствительное.
– Что же это за треугольники такие?
– Магические. Магические треугольники. Один соединяет места проклятые; другой – благословенные. Их так и называют – треугольники зла и добра, – пояснил я и вопросительно взглянул на Владимирского. Он очень волновался и все ходил по веранде, засунув руки в карманы брюк. Потом остановился передо мной, потер ладонями лицо. Видно было, что сказать ему об этом чрезвычайно трудно. Но он пересилил себя:
– Я эти дни искал украшение, а нашел записки. – Он наклонился ко мне и с тяжелым выдохом прошептал на ухо: – О ее настоящих собраниях и ритуалах. Убили Марью Афанасьевну, так я думаю. – Потом выпрямился и сказал: – Сжег я их. Не хочу, чтобы кто-то это прочитал! – Глядя на мое потрясенное лицо, он добавил: – А не там ли эти треугольники сходятся, где мне на дне озера черепа привиделись? – Владимирский приложил руку к сердцу, и я почувствовал всю тоску и страх, источаемые им.
Назад: Глава 11. Усадьба Серебрянка, полгода назад
Дальше: Глава 13. Встреча Заозерка, несколько месяцев назад