Когда снег в Москве становится грязным, а люди сонными – значит, наступила весна.

– Весна пришла, – сказал Григорий Лиле, помогая ей выйти из машины. – Видишь, у нас все теперь по-другому.

Лиля смотрела на двор, выдержанный уже не в романтическом, а в изысканном и не вычурном стиле, на другие деревья, другие фонари.

– Гриша, – улыбнулась она. – Мне кажется, ты и птиц других пригласил.

Они вошли в дом, она обошла все комнаты. Никаких расслабляющих, нежных интерьеров, девичьих кружевных рисунков, гардин, цветов. Светлый, взрослый, деловой стиль. Она опустила ресницы на глаза, которые стали слишком горячими. «Он постарался построить для меня другую жизнь. А я стала другой?» Лиля молча и настойчиво посмотрела жениху в глаза. И утонула в его обожании. Она постриглась под мальчика, оделась как подросток и постаралась истребить в себе все кукольное, женственное… И в результате стала совсем родной, прекрасной женщиной.

– Я, как всегда, не умею выразить словами то, что чувствую, – пробормотал он в то время, как сердце его просто разрывало грудь.

– Я могу, – сказала она. – Я хочу быть твоей женой, хочу, чтобы у нас были дети. Я потерялась и нашлась.

…Сергей никак не мог объехать золотой раритет на пару миллионов долларов. Он опустил окно.

– Эй, умники! – крикнул он. – Будем ехать или мечтать?

В ответ ему энергично замахали, явно приглашая остановиться. Он припарковался, с интересом наблюдая, как из золотой кареты выбирается маленький, юркий человечек.

– Ты что, не узнал меня? – радостно посмотрел на него Кузькин.

– Теперь узнал, Степаныч. Удобно ездить в этом цирке шапито? Нигде не жмет?

– Очень удобно! Хочешь – посиди. Там хоть спи, хоть гуляй.

– Спасибо, в другой раз.

– А у меня того… Дело закрыли за недоказанностью.

– Да понятно.

– Слушай, я чего сказать хотел. Если тебе что-то надо, вопрос решить какой с недвижимостью… Ты обращайся. Я всегда помогу. И цены у меня другие.

– Это предложение? Ну, ты щедрый мужик. Так я обращусь! Мне, как говорится, ни попить, ни переночевать негде.

– Так я буду ждать. Телефончик запиши.

– Ну, я как-нибудь найду… В архиве. Слушай, это у тебя не Лосихин за рулем?

– Он! Взял водителем. Его из органов поперли. А паренек хороший.

– Плохой паренек. Продаст тебя при первой возможности.

– Кому?

– Да хоть мне. Если мне купить захочется. Ладно, ты рот закрой, а то муха залетит. Увидимся. Громыхай.

Сергей подъехал к отделу по расследованию убийств, вошел в кабинет Земцова. Тот о чем-то оживленно говорил с Масленниковым.

– Проходи, Серега. Мы тут Каменского к процессу готовим. Убийство доказано одно – Лидии Зальцевой. Он показал, что мать она сама убила, из алчности, Александр Васильевич это подтвердил. К смерти девушек он тоже отношения не имеет. Получал информацию с кладбищ, когда узнал о деятельности мастера. Но первые три трупа Васнецов похитил сам. На том кладбище, о котором ты говорил.

– Что с этой парочкой садомазохистов?

– Работаем. Делаем, что получается. Могут отделаться убийством по неосторожности.

– Как они Марину нашли?

– Увидели выходящей из института, понравилась. Потом послали за ней этих ребят – дебилов до конца жизни, она приняла приглашение. Слушай, мы еще ничего не сказали ее отцу, Александру. Может, ты?

– Надо подумать. Без него, наверное, нельзя обойтись, но лучше ему в суд не приходить. О процессе над Маланцевой я знаю. Поет соловьем, обличает пороки общественной и частной жизни. Думаю, тут все пойдет как по маслу. Что, собственно, и ее устроит. У каждого на роду свой дом. Ее – тюрьма. Ладно, поехал я, как всегда, собираюсь отдыхать от непосильного труда.

– Давай, Сережа, – мягко произнес Александр Васильевич. – Ты отдых точно заслужил… Только не могу тебе не сообщить новость. Вскрыта одна из могил, где похоронена вторично девушка, ставшая куклой Васнецова. Проверяем другие могилы.

– Опаньки! Накаркали вы все-таки! И кто подозревается? Есть идеи?

– Да кто угодно. Начиная с ректора университета – в роли заказчика, разумеется, и кончая родственниками, которые решили заработать.

– Так. Отвечаю. Меня это даже не заинтересует. Здоровье важнее.

– Да? А у нас спрашивали о тебе именно в этой связи. Клиенты хорошие.

…Таня с Дэвидом шли пешком домой, вдыхали то, что с натяжкой можно назвать свежим воздухом, строили планы на вечер.

– Только не телевизор, – сказал Дэвид. – Или пусть он работает в комнате, а мы будем чай пить на кухне.

– У меня такая каша в голове, – вдруг выпалила Таня. – Я даже не подозревала, что могу так много думать. Мы видели людское горе, страх, разочарование… А думаю я вот о чем. Мы, конечно, любим Сережу, он наш друг, но не дай бог нам стать его клиентами.

– Здорово сказано, – восхитился Дэвид. – Я тоже слишком много размышляю. Не хотел тебе говорить, но я прочитал дневник сумасшедшего, который делал этих страшных кукол. Сережа дал. Мне было интересно, как врачу…

– Ой, не надо.

– Да я не о нем. Я о себе самом. Я решил, что этот безумец таким чудовищным способом искал любовь, красоту… А находил только боль и смерть. Я же свой шедевр просто подобрал однажды утром на дороге. Сонную толстуху, которая думала о колбасе.

– Ты чего?

– И в ней – вся красота и любовь мира. Вот чего.