День
С самого утра было видно, что Васька точит какая-то неотступная горькая мысль. Судя по всему, после ночных выстрелов он так и не уснул — во всяком случае, лицо у него было серое и осунувшееся, а бутылка виски в баре (при моей проверке на всякий пожарный) оказалась ополовиненной. Признаться, тогда я впервые за всю свою молодую жизнь подумал, что мой садовник, как и тысячи других российских мужиков, может элементарно спиться. Выражаясь в викторианском стиле Васька, сия мысль меня нещадно угнетала.
Кроме всего прочего, из-за ночного пьянства Щекина завтрак не был приготовлен, и всем нам пришлось довольствоваться яичницей с помидорами и зеленью, которую я соорудил на скорую руку.
— Интересно, а что у нас будет на обед? — не без тревоги спросил набалованный за последние дни Заки.
Васек ничего не ответил. Он не стал есть, выпил две чашки кофе и тут же сварливо поинтересовался, думаю ли я вообще когда-нибудь сменить замки или предпочитаю принести невинных людей в жертву собственной беспечности.
Все посмотрели на него с удивлением.
— Какая муха тебя укусила? — спросила Ольга.
В ответ моя сестра получила лишь холодный взгляд.
Возня с новыми замками заняла полдня. По ее завершении я, войдя во вкус, приволок из оранжереи лестницу-стремянку, приставил ее к стене у входа в дом и отвинтил старый железный фонарь, из-за давней неисправности которого я и не смог разглядеть убийцу, проскользнувшего в центральную дверь в ту роковую ночь, когда несчастный диван в гостиной был расстрелян впервые. Пока я занимался ремонтом, с головой уйдя в сложный мир электроники, Заки устроился тут же, на лужайке перед домом, на полную громкость включив радиоприемник, мирно попыхивая сигарой и развлекая меня самодеятельным народным юмором.
«Канцлер Германии завершил очередной визит в Великобританию…» — монотонно вещало радио.
— У канцлера нет сисек, он объелся сосисок, — по-дурацки импровизировал Заки и сам же от души рассмеялся собственной остроте.
«Как заявил на пресс-конференции бывший президент США Буш…»
— Ваш Буш объелся груш!
И все в таком роде.
Когда фонарь наконец снова занял свое место под козырьком, ярким светом продемонстрировав собственную работоспособность, в шелухе радионовостей я неожиданно услышал крайне интересный факт.
— В Москве гостит известный балетоман, девять лет назад покинувший нашу страну и обосновавшийся в Париже, — бойко отбарабанил радиоголос.
Я поднял руку, отчаянно призвав Заки к молчанию. Тот бросил удивленный взгляд сначала на меня, затем — на приемник.
— Игорь Санин в течение недели проживает в небольшой, но вполне комфортабельной гостинице «Компас», где с ним и встретился наш корреспондент. Меценат-балетоман рассказал о последних премьерах своей парижской труппы и о планах на будущий сезон. Игорь Сергеевич сообщил также, что его нынешний визит носит частный характер, и в конце недели он планирует вернуться в Париж.
Заки смотрел на меня все в том же недоумении.
— Не понял, — произнес он с едкой иронией в голосе. — Или мы с вами нещадно, как выражается наш садовник, увлеклись балетом?
Я выключил приемник, чувствуя невероятный душевный подъем.
— «Комфортабельная гостиница «Компас» находится недалеко отсюда, — сообщил я наиболее важный факт, подчеркнутый из речи диктора.
Заки выдохнул мне в лицо сигарный дым.
— Сказать по правде, не понимаю, чем тебя так взволновало известие про какого-то там визитера из Парижа.
— Не понимаешь? — Я выдернул из его пальцев сигару и с удовольствием затянулся. — А ведь все предельно просто: Игорь Сергеевич Санин, балетоман-педераст, житель Парижа, — это человек, за которого однажды приняли меня.
Заки в полном недоумении захлопал глазами. Я сунул ему в зубы недокуренную сигару и отправился на кухню.
По причине наличия многочисленных хозяйственных дел, требующих сильной мужской руки, приготовление обеда в этот день выпало на долю единственной женщины — Ольги. И ее первый опыт в поварском деле был весьма неудачным: пользуясь кулинарной книгой, она попыталась сварить банальный суп с фрикадельками, а в итоге мы с Заки с опаской принюхивались к мутноватой жиже, в которой плавал распадающийся на хлопья фарш. Сама Ольга, разумеется, обедать не стала и в полностью расстроенных чувствах отправилась в мой кабинет раскладывать компьютерные пасьянсы.
В ее отсутствие мы поспешно и без особых угрызений совести избавились от супа и утолили голод бутербродами.
— Так больше не может продолжаться, — сказал я, с тоской думая об ужине.
— Не может, — глухим тоскливым эхом отозвался Заки.
Васек посмотрел на меня светлыми глазами и решительно заявил, что так действительно не может продолжаться и пора поговорить начистоту.
— Бог знает почему, но я верю в ее невиновность, — слегка заикаясь от волнения, заговорил ботаник. — И все-таки замалчивать факты не имею права, а они — все, как один, — против нее. Стопроцентно против! А ведь я даже представить себе не могу ее в роли убийцы. И, главное, зачем ей это?
Разумеется, Щекин вел речь о Свете. Я дал Ваську от души выплеснуть все эмоции, а потом ненавязчиво поинтересовался, что конкретно он хочет сказать.
Парень совсем пал духом.
— Наверное, подло предавать свою даму сердца (тут впору было заподозрить, что алкоголь еще не вполне выветрился с чердака бедолаги Васька), но, с другой стороны, я не могу подвергать вас всех опасности. Видимо, ты прав, Ален, Света — маньяк-убийца. Вспомните ее рассказ о незнакомце у дома, об открытой калитке… И ведь я видел, как она прятала в диван пистолет.
Мы с Заки так и ахнули. Васек в одно мгновенье почуял произведенный эффект и поспешил оправдаться.
— Вернее, думаю, что видел именно это. В тот момент мне и в голову не пришло ничего подобного. Ты, Ален, как раз пошел со Шкафом на кухню, и мне показалось, что все уже разошлись. Я заглянул в гостиную и увидел Свету, которая наклонилась над диваном. Разумеется, я сразу исчез, чтобы не выглядеть подсматривающим. А когда ночью вдруг обнаружил в подушках пистолет, та сцена встала передо мной как наяву. Все ясно, она прятала пистолет!
На Васька было больно смотреть. Я принялся было хлопать его по плечу и говорить успокаивающие банальности, но он, мужественно признав личный крах, без лишних слов немедленно отправился в оранжерею.
Я приказал Заки следить за беднягой, как за зеницей ока, запер бар на ключ, сел в «Пежо» и отправился в город. В повестке дня значилось два дела: вывести на чистую воду Свету и нанести дружеский визит парижскому балетоману, сохранив при том при всем свою мужскую честь и доблесть. Можете представить, как я был воодушевлен.