Глава 7
На работу Катя успела к обеду и застала офис гудящим, как улей. Первой ее мыслью было, что все узнали об убийстве Олега Борисовича, но она тут же поняла ее абсурдность.
— Катерина! Наконец-то! — закричала бегущая навстречу с ворохом документов Снежана, вскидывая голову, словно белогривая лошадь. — Помоги мне сейчас же! Вот это — отксерить в пяти экземплярах. И позвони нашему нотариусу, он должен кое-что немедленно заверить.
— Снежан, а что случилось-то? — перебила ее Катя. — И почему ты головой мотаешь?
Снежана остановилась и объяснила, что головой она мотает, потому что уложила челку особенным образом, и теперь та лезет в глаза. А случилось то, что их фирма будет принимать участие в тендере — Министерство образования Москвы предлагает им очень выгодный контракт.
— Игорь Сергеич ходит довольный, руки потирает, как будто контракт уже у него в кармане, — шепотом делилась с ней Кочетова. — Хотя Капитошин говорит, что у нас и в самом деле неплохие шансы. Говорит — загадывайте желание, ешьте счастливые билетики! Ну его! Пусть сам ест.
Из кабинета выскочила Алла Прохоровна, ошпарила Катю ненавидящим взглядом.
— Викулова, вы Трудовой кодекс давно читали? За прогулы у нас увольняют!
— Я отпросилась, — рассеянно сказала Катя, думая о своем. Ей неожиданно вспомнилось, как вчера она рассказывала любопытным сотрудникам «Эврики» о русалке — сокровище ее соседа. «Я говорила, как его зовут? — мучительно пыталась вспомнить девушка. — Или где он живет?»
— Я говорила, как его зовут? — повторила она вслух.
— Андрей Андреевич его зовут. Капитошин. — Снежана покосилась на нее и вновь махнула косой челкой. — Ты чего, выпила, что ли?
Катя уже хотела ответить, что беспробудно пила со вчерашнего вечера, но заметила, что Шалимова все еще пристально смотрит на нее.
— Нет. Я просто задумалась. Алла Прохоровна, мы вам мешаем?
— Вы обе — нет, — отрезала та. — А вот конкретно вы — да, мешаете. Надавили на жалость Игоря Сергеевича, чтобы он принял вас на работу, а теперь бессовестно этим пользуетесь. Вот уже начались опоздания на три часа! Что нам дальше предстоит?
Катя вспыхнула, но заставила себя сдержаться.
— Снежана, что нужно отксерить?
Кочетова немедленно нагрузила ее документами, и Катя пошла к своему столу, чувствуя, как сверлит ей спину взгляд бывшего завуча.
Механически копируя один за другим документы, она пыталась представить, как сейчас обстоят дела дома. Антуанетту Катя оставила в их съемной квартире, потому что других вариантов у нее не было: после того как следователь переписал данные ее паспорта и предупредил, что завтра ей придется еще раз прийти для дачи показаний, она ушла, забрав с собой скулящую Тоньку. Домочадцы изумились, увидев Катю со взъерошенной собачонкой в одной руке и пакетом корма в другой.
В двух словах описав ситуацию, Катя выгрузила терьера на пол, и Тонька немедленно засеменила в глубь квартиры, оглядываясь на Катю.
— Кто убил? — глупо спросила Седа, протирая сонные глаза.
— Убийца убил. Седа, присмотри, пожалуйста, за собакой. Она очень испугана.
— Тебя допрашивали? — резко спросила свекровь.
— Конечно.
— А почему тогда тебя не задержали? Когда его убили-то?
— Вечером. — Катя удивленно посмотрела на нее, не понимая, к чему та клонит. — За что меня задерживать? У меня же алиби. Я спала.
— Прекрасно!
Свое «прекрасно» свекровь почти прошипела в лицо невестке, неожиданно наклонившись к ней совсем близко.
— Ты спала! А кто это может подтвердить, невестушка? Ты об этом подумала?
— Подставила нас всех, да?! — взвизгнула Седа, поняв, к чему клонит мать. — Привела милицию! Теперь и к нам придут!
— Успокойтесь обе, пожалуйста. Да, может быть, к нам придут, чтобы подтвердить мое алиби. Тогда вы покажете документы и скажете, что я была дома, вот и все.
— А после этого менты Артура с собой заберут! — Седа вцепилась Кате в руку. — И все из-за тебя!
Катя резко выдернула ее.
— Хватит говорить ерунду! Если ты не будешь скандалить и закатывать истерики, то все пройдет нормально! В конце концов — что, у меня был выбор? Или мне нужно было сказать, что я под окнами дома ночью гуляла?
— Это было бы поумнее, — процедила Диана Арутюновна.
Катя недоверчиво взглянула на нее, полагая, что свекровь шутит. Но та была серьезна.
— Я ухожу на работу, — сухо проговорила Катя. — Покормите без меня собаку, пожалуйста. А что, Артур спит до сих пор?
Седа с матерью переглянулись.
— Спит, — кивнула свекровь. — Иди быстрее.
Раскладывая листы на столе, Катя пыталась понять: неужели Диана Арутюновна и впрямь предпочла бы, чтобы она соврала следователю? «Свекровь предпочла бы, чтобы ты вообще не возвращалась в квартиру за собакой, — сказал трезвый голос. — Это было не обязательно: никто, кроме Вотчина, не знал, что ты выгуливаешь Тоньку».
— А если бы знал? — возразила она самой себе. — Тогда на меня очень быстро вышли бы, и все могло быть еще хуже. Не хватало и в самом деле стать подозреваемой.
Она вспомнила тело, накрытое простыней, и передернулась. Господи, как жалко старика! Как же… за что же…
«Я практически постоянно дома. А дверь открываю только своим знакомым», — вот что сказал ей Олег Борисович, когда она спросила, не боится ли он ограбления.
— Может быть, дверь открыли отмычкой? — вслух предположила Катя. Ей очень хотелось, чтобы все было именно так:
— Кто открыл дверь отмычкой? — спросил подошедший Капитошин и мягко добавил: — Катя, что у вас случилось?
Она вздрогнула и посмотрела на Таможенника такими испуганными глазами, что тот недоуменно вскинул брови. Сегодня он был без очков, и Катя увидела, что ресницы у него светлые и густые. Без очков он почему-то казался вовсе не таким заносчивым, как обычно.
Плюнув на секретность и свои опасения, Катя рассказала ему об убийстве соседа, у которого она выгуливала собаку.
— Я очень боюсь, что дома о ней толком не позаботятся, — призналась Катя. — Она вся такая перепуганная…
«О тебе бы кто толком позаботился», — подумал Капитошин, борясь с желанием погладить ее по волнистым каштановым волосам.
— Но ведь у вас дома муж. Наверное, он справится с маленькой собакой?
В голосе Таможенника, против его воли, прозвучала легкая насмешка. «Пусть скажет какую-нибудь женскую чушь вроде того, что ее муж ни с чем не может справиться. Тогда все будет гораздо проще».
— Справится, — серьезно кивнула Катя, не обратив внимания на насмешку. — Я только на него и надеюсь. Подождите, Андрей! А с чего вы взяли, что у меня муж дома? Ведь сегодня будний день, значит, он должен быть на работе!
Она резко шагнула в сторону, так что между ними оказался стол.
— Катерина, что с вами? Вы сами сказали, что оставили вашу… как ее… Антуанетту на свекровь, своего мужа и его сестру. Я только повторил ваши слова.
— Ах, да, конечно, — пробормотала Катя. — Я просто забыла («Господи, я выгляжу полной истеричкой в его глазах»)… — А где ваши очки?
— Разбил случайно. Пока новые не готовы, буду ходить без них. Вам уже сообщили, что мы примем участие в тендере?
— Да. Я как раз Снежане помогаю.
— Не стану мешать. И… я вам искренне сочувствую, Катя. Мне жаль вашего соседа. Это случайно не тот, у которого вы позаимствовали волшебную вещь, придавшую вам храбрости?
— Именно тот, — медленно ответила Катя, думая, говорить ли Капитошину о пропаже русалки.
— И, наверное, та вещица пропала.
— Пропала. Откуда вы знаете?
— Да не смотрите вы на меня так, будто я ее украл! Что за манера — чуть что выставлять колючки и набычиваться.
— Я не набычиваюсь!
— Именно это вы и делаете. В зеркало на себя посмотрите при случае. Прекратите уже считать меня своим врагом!
— Я не считаю, — отчаянно возразила Катя. — Вы что, Андрей!
— Да вы шифруетесь, как Штирлиц в окружении врагов! Скоро два месяца, как вы работаете, а каждый раз дергаетесь, когда вас спрашивают о семье или еще о чем-нибудь таком… личном. Вы что, из семьи итальянских мафиози?
— А не надо меня спрашивать о семье! — прошипела выведенная из себя последними событиями Катя. — Моя семья вообще вас не касается!
Капитошин наклонился к ней так близко, что она почувствовала запах парфюма от его волос. Пахло не брутальным «Фаренгейтом», которым любил обильно брызгаться Артур, а каким-то необычным запахом — как от нагретой солнцем степи с полынью и ветром, несущимся над ней. В глазах Андрея мелькнула злость, но в следующую секунду он отодвинулся и с холодной иронией сказал:
— Действительно. Ваша семья меня совершенно не касается. Я забылся. Спасибо, Катерина, что напомнили мне о правилах хорошего тона.
Слегка поклонился и пошел прочь.
«Скотина, — прокомментировал Циничный голос в ее голове. — Столичная, избалованная легкими победами скотина».
«Ой, мы его обидели!» — взвыл Щенячий.
Катя велела обоим голосам заткнуться и принялась за работу.
До конца дня она не могла толком сосредоточиться. Как же так? Еще вчера она рассказывала об Олеге Борисовиче на работе, а на следующий день его убили. А что, если…
«Прекрати немедленно! — приказала себе Катя. — Здесь нет никакой связи! Его не могли убить из-за какой-то дурацкой статуэтки!»
«А если могли?»
«Но это же глупость, полная глупость! Она не исполняет желания!»
«Но я все же устроилась на работу».
«Он открывал дверь только знакомым! Он сам так сказал!»
По коридору быстрым шагом прошел Юрий Альбертович, подарив Кате на ходу одну из своих отработанных красивых улыбок. Катя вежливо улыбнулась в ответ.
«Но разве не может так случиться, что со мной работает кто-то из тех, кто знает Вотчина? И этот кто-то вполне мог считать русалку не простой деревяшкой, а настоящей куклой-желанницей. Хотя глупость, конечно…»
Она попыталась вспомнить, не рассказывал ли коллекционер, откуда взялась у него деревянная фигурка. «Что-то там было про церковь… или нет? Где же он ее нашел?»
— Катерина, а вы почему домой не идете? — Эмма Григорьевна Орлинкова остановилась возле ее стола, покачала головой. Сегодня она была совершенно не похожа на пожилую греческую воительницу. Вид у главного бухгалтера был усталый, и Кате показалось, что даже в безупречной фиолетовой прическе-шапочке проглядывает седина.
— Уже иду, Эмма Григорьевна. Много дел было.
— Да, с этим тендером теперь хлопот не оберешься. Понимаю. Сумасшедший день сегодня, ей-богу. Столько всего навалилось.
— А что у вас случилось? — набравшись смелости, спросила Катя. — Вы немного усталой выглядите.
— Тендер, милая, все тендер. Кошелев требует невозможного… — рассеянно ответила Орлинкова, к чему-то приглядываясь через открытую дверь приемной. В конце коридора уже погасили свет, и Кате, проследившей за направлением ее взгляда, показалось, что кто-то стоит в темноте.
— Кто это там? — спросила Орлинкова.
— Никого, — пожала плечами Катя. — Все наши уже ушли.
Орлинкова решительно направилась к двери из приемной, но на полпути остановилась. Из коридора на лестницу вела открытая дверь, но и на лестнице было темно. Катя ждала, что бухгалтер скажет ей что-нибудь на прощанье и пойдет дальше, но та стояла, словно окаменев.
— Эмма Григорьевна!
Насторожившись, Катя встала, сделала несколько шагов и замерла. В полумраке между дверью и лестницей и в самом деле кто-то стоял. Ей стало не по себе, особенно от того, что главный бухгалтер не говорила ни слова.
— Эй, кто здесь? — крикнула Катя, быстро обходя Орлинкову. — Что вам нужно?
Тень метнулась на лестницу и исчезла.
— Охране надо пожаловаться, — пробормотала Катя. — Ходит неизвестно кто. А вдруг…
Она обернулась к бухгалтеру и осеклась. Лицо у той было даже не белым, а серым, а круги под глазами стали коричневатыми, правая рука лежала на сердце.
— Господи, Эмма Григорьевна! — ахнула Катя, бросаясь к ней. — Что с вами?
От ее крика Орлинкова пришла в себя. Она махнула рукой, вернулась в приемную и тяжело опустилась на Катин стул.
— Что? Что такое?
Катя бегала вокруг, суетилась, принесла стакан воды, пролив половину по дороге. Эмма Григорьевна, шумно глотая, выпила воду, медленно провела по подбородку ладонью с короткими грубоватыми пальцами, стирая капли.
— Надо же, — выдохнула она, — так и помереть недолго.
— Да что случилось?
— Испугалась я отчего-то, — призналась Орлинкова. — И сердце вдруг прихватило. Второй раз за последний месяц такая гадость со мной случается. Недавно собаку увидела — ротвейлера, без поводка, — и тоже сердце екнуло. Возраст, чтоб его…
Стоило Кате услышать про собаку, как она сообразила, что дома ее ждет Антуанетта, не гулявшая целый день.
— Эмма Григорьевна, мне бежать надо. Вы как?
— Все со мной в порядке, иди. Ключ не забудь — сдай охране!
«Интересно, каких призраков могла увидеть Эмма Григорьевна? — подумала Катя, отдавая ключи охраннику. — Надо же, такая спокойная женщина, а побелела как простыня…»
Снег валил так, словно решил засыпать город со всеми его высотками, башнями, колесами обозрения. Катя накинула капюшон, прижала его у горла, но зимний ветер ухитрился и под капюшон задунуть порцию ледяного колючего снега. Выгребая из-за шиворота размокающие снежинки, девушка подошла к подъезду и подняла глаза на окна квартиры.
Свет горел во всех комнатах, выходивших на эту сторону дома. «Значит, Артур еще не спит». Это показалось ей хорошим знаком — последние недели он либо спал, когда она возвращалась, либо дожидался ее, чтобы поругаться. Поднимаясь по вонючей лестнице — лифт так и не заработал, — Катя убеждала себя, что, может быть, хоть собачка выведет мужа из того мрачно-депрессивного состояния, в котором он пребывал последнее время.
Дверь открыл сам Артур и, словно подслушав мысли жены, торопливо обнял ее, помог снять пуховик.
— Соскучился по тебе, — произнес он, покусывая ее ухо. — Мы с тобой уже две недели не…
Его слова заглушил странный звук — Катя не сразу поняла, что именно услышала.
— Подожди. — Она отстранилась от мужа, оглядела прихожую. — А где Антуанетта?
— В ванной твоя Антуанетта, никуда не делась, — чуть раздраженно отозвался он. — Зачем ты ее к нам притащила?
— Потому что у нее хозяина убили. А что она в ванной делает?
— Может, ты сначала спросишь, как у меня дела? — Артур был по-прежнему весел, но в его голосе отчетливо прозвучало раздражение. — Что это за жена, которая с порога собакой интересуется, а не мужем?
Звук из ванной повторился, и Катя вдруг догадалась: это же Антуанетта скулит!
— Вы ее закрыли? — ахнула она и, не снимая сапог, пошла по волнистому линолеуму, оставляя грязные следы.
— Не вы, а я! — Седа вышла из комнаты, остановилась с вызывающим видом на пороге. Духами от нее несло так, словно она разбила флакон над головой.
— Седа! — предостерегающе крикнула свекровь из кухни. — Катенька, ничего страшного не случилось.
— Ничего страшного! Как же! Эта гадина меня укусила. На, посмотри!
Золовка сунула под нос Кате перебинтованную ладонь. Из ванной снова донеслось поскуливание.
Отодвинув сестру мужа, Катя открыла дверь, за которой отчаянно скреблись, и на свет, боязливо осматриваясь и моргая, выбралась помятая Антуанетта. Малиновый бантик на ее голове съехал набок, и в хвостике сбились колтуны. Сжав зубы, Катя присела и провела рукой по шелковистой спинке. Собачонка уткнулась носом в ее ладонь. Нос был сухой и горячий.
Взяв Антуанетту на руки, Катя повернулась к мужу и его сестре. Артур, улыбаясь, сделал было шаг к ней, но остановился. Улыбка сползла с его лица.
— И нечего на нас так смотреть! — не выдержала Седа. — Говорю тебе, она меня укусила, да?
— Правда, котенок, не переживай за собаку, — поддержал сестру Артур. — Мама ее покормила, попоила. Седа стала с ней играть, а она возьми да укуси.
— И вы ее закрыли в ванной, — кивнула Катя.
— Катюша, девочка, здравствуй! — Из кухни наконец-то показалась свекровь, отряхивая руки от муки. — Ну не сердись, красавица моя! Твоя собачка и меня пыталась укусить, да я увернулась. А Седа не успела. Чудная собачка, просто красавица, но очень кусачая. Когда ты ее пристроишь?
— Давно она в ванной комнате сидит?
— Час, — пожала плечами Седа, и по быстроте ответа Катя поняла, что ее обманывают. — Может, два. Да что ты так смотришь на меня, а?! Ну, с обеда сидит!
— Седа!
— Нет уж, мама, я ей все скажу! Сначала чуть Артура ментам не выдала, потом какую-то псину поганую притащила! Я-то думала — поиграю с собакой, порадую ее! А она кусаться! В следующий раз в окно ее выкину, так и знай!
Антуанетта сжалась на руках у Кати, заворчала.
— Я тебя в следующий раз саму в окно выкину! — процедила Катя и, не выпуская йорка из рук, сдернула пуховик с вешалки. — Только попробуй еще какую-нибудь гадость сделать!
Заговорили все хором: Артур что-то недоуменное, свекровь — ласковое и успокаивающее, Седа — злобное и визгливое. Катя не слушала их.
— Я прогуляю собаку и вернусь, — бросила она, чувствуя, что еще секунда — и она устроит скандал. — Закройте дверь.
Сбежав по лестнице вниз, она поставила Антуанетту на пол и надела пуховик. Собачонка послушно стояла, не пытаясь убегать.
— За что ты ее укусила, а? — спросила Катя. — Что она тебе сделала?
«Я же не игрушка, — молча ответила Антуанетта, выразительно глядя на Катю и часто моргая выпуклыми карими глазами. — Меня нельзя тискать. А она тискала. За живот ущипнула. А у меня животик нежный, кожица тонкая… Я ее слегка и прикусила».
— Эх ты… собаченция…
«И тогда она меня ударила, — пожаловалась Антуанетта. — Вторая женщина меня отобрала, обе кричали что-то. А потом бросили в ванну, закрыли. С кем ты меня оставила, скажи на милость?»
— Ну… ты тоже хороша. — Катя нацепила на Тоньку предусмотрительно захваченную шлейку и вышла из подъезда.
Обрадованная метель тут же зашвыряла ее снегом, но теперь Катя, не прячась, с облегчением подставила ей раскрасневшееся лицо. Ее по-прежнему трясло от злости. Антуанетта быстренько сделала свои дела и вопросительно взглянула на новую хозяйку, предлагая вернуться. Но возвращаться домой Катя не хотела.
У нее не укладывалось в голове, как можно наказать маленькое и полностью зависимое от тебя существо только за то, что оно защищалось от приставаний. А в том, что Седа приставала, да еще назойливо, у Кати не было ни малейший сомнений. Она запоздало вспомнила, как жена брата любила тискать маленьких котят их соседки в Ростове-на-Дону, не обращая внимания на то, что котятам это явно не нравится, и с каким восторгом подносила их к лицу, пытаясь расцеловать усатые мордочки. Катя каждый раз при виде этой картины морщилась, но Седа обращалась со зверьками, как с игрушками. Правда, ровно до тех пор, пока один из подросших котят не мазнул ее лапой по щеке, оставив две тонкие, но долго заживавшие полосы. После того случая вся любовь Седы к котятам пропала, и она долго жаловалась на то, какие кошки неблагодарные создания.
— Ладно, не умеешь с животными обращаться, так хотя бы держись от них подальше, — злобно бормотала Катя себе под нос, уходя от подъезда и таща за собой сопротивляющуюся Антуанетту. — Но злость-то на них зачем срывать?
Йорк гавкнул, напоминая о себе. Катя остановилась, посмотрела на окна дома. Ей показалось, что она видит два силуэта, замерших за занавеской.
— Ну уж нет. Я к вам сейчас не вернусь. Тонька, за мной!
Собака нехотя подчинилась. Глядя, как терьер отворачивает морду от ветра, Катя подумала, что сегодня все окончилось более-менее хорошо. Но что сделает завтра истеричка Седа — одному богу известно.
Ей пришла было в голову мысль, что всего-навсего нужно попросить Артура о помощи — он-то дома весь день, а значит, может присмотреть за Тонькой, но тут Катя трезво проанализировала свои отношения с мужем за последний месяц и поняла, что не может на него рассчитывать. За то время, что они прятались в Москве, что-то случилось с тем человеком, за которого она выходила замуж. Из веселого, заботливого, самостоятельного парня он превратился в вечно хмурого нытика, не способного принять ни одного решения без матери и отрывающегося на жене за вынужденное затворничество. Катя осознала, что изо дня в день она возвращается с работы все позже и позже не потому, что ее так уж загружает начальство. Нет. Ей просто не хотелось идти домой.
«Артур сегодня вспомнил, что мы не занимались сексом уже сколько… две недели? Месяц? Да, месяц, если не больше. Когда я прихожу, то еле успеваю поужинать, выслушать его брюзжание, когда он не спит, и проваливаюсь в сон. А выходные… Господи, да ведь я и в выходные уезжаю из дома — придумываю себе какую-нибудь необходимую покупку вроде книги или дешевого, но приличного делового костюма и уезжаю на весь день, лишь бы не оставаться с ними. Это все из-за Седы, наверное».
Катя завернула за угол дома, спрятавшись от порывов ветра, и Антуанетта, поджимая лапки, забежала за ней. Тонкие золотистые прядки шерсти возле носа спутались, превратились в замерзший колтун, а шерсть на ушах повисла сосульками. Катя присела на корточки, посадила собаку на колени и закрыла от метели. На какую-то секунду в голове у нее возникла трусливая мысль — вернуться домой, взять деньги, собрать вещи и уехать вместе с Антуанеттой из этого проклятого города домой, к маме. Но Катя тут же ужаснулась самой себе. «Это предательство! Ты хочешь бросить собственного мужа только из-за того, что тебе тяжело в чужом городе? После того, как он нашел деньги тебе на операцию и пострадал из-за этого?»
— Господи, что же придумать? — вслух спросила она у Антуанетты. — Как я оставлю тебя завтра дома? Седа злопамятная, и она знает, что я ничего не смогу ей сделать. Даже Диана Арутюновна тебе не поможет.
Собачонка сидела у нее на коленях, нахохлившись, и мордочка у нее была недовольная.
— Сердишься? Хочешь домой? Что с тобой поделаешь… Пойдем.
По дороге обратно Катя обдумывала речь, с которой она обратится к Диане Арутюновне. Свекровь держала своих детей в послушании, но у Кати закрадывались сомнения в том, что на этот раз та сможет повлиять на Седу. Ссоры между матерью и дочерью учащались, и пару раз Кате пришлось им напомнить, что соседи могут вызвать милицию, если они будут кричать друг на друга. Спор всегда разгорался из-за ерунды; Артур не вмешивался, уходил в другую комнату.
«Скоро мы будем как пауки в банке».
— Катя! — прокричал кто-то из метели, и девушка, вздрогнув, обернулась.
Ее догоняла недавняя знакомая — рыжеволосая Маша, а за ней бодро скакал ее терьер Бублик. Большой капюшон с мехом на Машиной голове был весь засыпан снегом, и казалось, что она несет на себе сугроб. Катя подумала, что со стороны, наверное, сама смотрится так же забавно.
Она поздоровалась, радуясь, что можно оттянуть возвращение в квартиру хотя бы на недолгое время.
— Добрый вечер, Катя. Смотрите-ка, одни мы такие заядлые собачники. Просто смешно — все остальные по домам сидят, а мы с вами йоркширов выгуливаем. Как у вас дела? Я думала, что вы только по утрам гуляете с вашей Антуанеттой.
— Ее хозяин умер, — сказала Катя, сдерживая слезы. — Вот и пришлось…
И рассказала без утайки все, что произошло утром и вечером.
— Я боюсь вести ее домой, Маша! Там… там мои родственники, и они не будут заботиться о ней. Золовка сегодня закрыла ее в ванной комнате на полдня, а завтра придумает новую гадость. Ей хочется развлечений, раз она не может…
Катя прикусила язык и остановилась на полуслове.
— Сочувствую, — серьезно сказала Маша, присматриваясь к девушке. Расстроена, чуть не плачет, но сдерживается, молодец. И какое симпатичное и открытое лицо… Редкость».
— Мне не нужно было возвращаться к соседу в квартиру, а я вернулась. Не смогла оставить там Тоньку. Моя свекровь, конечно, вышла из себя, и я боюсь, что она не будет защищать собаку. Или просто не сможет.
«Почему ее свекровь вышла из себя? Что за странная семья у девушки?»
— Я подумала, что нужно забрать Тоньку на работу, а там что-нибудь придумать. Это, конечно, очень глупо, но ей-богу — ничего больше в голову не приходит.
Катя представила, как завтра она появляется в офисе с йоркширским терьером, и поежилась.
— Начальство может вас не понять, — в унисон ее мыслям заметила Маша.
— Я не хочу оставлять ее дома.
— Вы так сильно привязались к собаке за то время, что выгуливали ее?
Катя подумала, отрицательно покачала головой.
— Если честно, то нет. Я не очень люблю маленьких собачек, хотя у Тоньки хороший характер. Но она полностью зависит от меня. Поэтому я не могу ее бросить. Нельзя бросать того, кто зависит от тебя, даже если ты не очень его любишь.
В переулке гулко взвыл ветер, заглушив ее слова, и свистящая поземка пронеслась у них под ногами. Антуанетта тявкнула, Бублик прижался к ногам хозяйки.
— Знаете, Катя, — решительно сказала Маша. — У меня есть предложение. Хотите, я вашу Антуанетту к себе возьму? На время. Все равно у меня еще целый месяц будет Бублик жить, а одной мелочью больше, одной меньше… Вы говорите, она у вас спокойная?
— Очень, — оторопело подтвердила Катя. — Подождите… Вы что, в самом деле хотите ее взять?!
— Не вижу больших препятствий. — Перед мысленным взором Маши предстал разъяренный муж, прихлопывающий мухобойкой двух йоркширов, а затем и ее саму, но она торопливо прогнала нелепое видение. — Вы можете зайти ко мне домой, чтобы посмотреть, где будет жить ваша Антуанетта, и убедиться, что я не ворую собачек. Они ведь довольно дорогие, как вы знаете.
Девушка смотрела на нее расширившимися темными глазами, похожими на сливы.
«Сейчас заревет, — поняла Маша. — Нет-нет, только не это…»
— Если вы вздумаете расплакаться, я передумаю, — торопливо предупредила она. — Не выношу слез. Или соглашайтесь, или отказывайтесь — но и то и другое без хлюпанья.
— Согласна, конечно! — Катя просияла, шмыгнула носом. — Простите, я слишком нервная последнее время. Спасибо вам огромное! Я просто не знаю, как вас благодарить…
— Не нервничайте, все будет хорошо. Возвращайтесь домой, а вашу Тоньку я заберу. Антуанетта, пойдешь со мной? Да, вот мой телефон: если что — звоните. Завтра заходите в гости, посмотрите, как устроилась ваша малявка. Да бегите же, я вижу, что вам холодно!
Ей потребовалось время, чтобы пресечь новый поток благодарностей, но в конце концов она отправила Катю домой.
Подходя к своей квартире, Маша не успела придумать никакой связной истории, объясняющей появление второго терьера, и, плюнув на все выдумки, обреченно нажала на кнопку звонка. Дверь открыл Сергей, улыбающийся во весь рот. «Опять Костю обыграл, — поняла Маша. — Может, обойдется?»
Но тут Антуанетта как заправская цирковая собачка, улучившая правильный момент, выбежала вперед и остановилась между Машей и Сергеем. Муж перевел взгляд вниз, затем — на Бублика, быстро нырнувшего в квартиру, и улыбка стерлась с его лица.
— Что, йоркширы почкованием размножаются? — с ужасом спросил он. — Я всегда говорил, что это не собаки, а какие-то странные твари. Ты, кажется, с одним уходила…
Маша протиснулась мимо него в прихожую, за ней чинно вошла Антуанетта, опасливо поглядывая на огромного мужика в дверях. Постояв пару секунд на коврике, она припустила следом за Бубликом, мелко виляя хвостом.
— Мама! — восторженно завопил Костя, выскакивая из комнаты, куда вбежали оба терьера. — Вот это да! Откуда ты его взяла?
— Не его, а ее. Это девочка. Кстати, ее зовут Антуанетта.
Маша разделась, сунула неподвижному Сергею пуховик.
— Ну что ты стоишь? — жалобно спросила она. — Подумаешь, еще одна маленькая собачка… А ты сразу возмущаться!
— Маленькая собачка? «Возмущаться»?! Когда ты забрала у тетушки Дарьи этого свиненка, я ничего не сказал! Но ты ухитрилась где-то найти второго! — Он профессионально обхлопал карманы ее пуховика.
— Что ты делаешь? — изумилась Маша.
— Дудочку ищу. Чем-то ты должна их приманивать! Я живу здесь с лета, и за все время не видел ни одного йоркшира. Но две недели назад появляется, как снег на голову, тетушка, и ты соглашаешься взять у нее это недоразумение на тонких ножках. А сегодня выходишь из дому и возвращаешься с еще одним! Этому должно быть какое-то рациональное объяснение. Я готов поверить в дудочку. Показывай, где она у тебя.
— Я ее спрятала, — сказала Маша, обнимая мужа и нежно прикасаясь губами к его шее. — Нужно искать совсем в другом месте.
— Нечего меня соблазнять. Признавайся, откуда животное?
— Ну… понимаешь… — начала фантазировать Маша, — иду я по улице, вижу — сугроб. А под сугробом кто-то скулит. Я его разрыла — а там собачка. Серьезно, просто подобрала на улице. Ты видел, какая там ужасная погода? Она, наверное, потерялась…
— Ага. Потерялась. И шлейка рядом с ней потерялась. И имя на бумажке было написано. Как, ты сказала, ее зовут?
— Антуанетта. — Маша сделала попытку выскочить из прихожей и удрать, но муж перегородил дорогу, словно шкаф. — Может, я ее сама так назвала!
— Если бы я узнал, что ты сама назвала какое-то животное именем Антуанетта, я бы с тобой развелся. Ни одна собака не заслуживает такого глумления. Не возводи на себя напраслину, ты не могла этого сделать.
— Ладно, — сдалась Маша. — Пусти меня в ванную! Я руки вымою и все честно тебе расскажу.
— Не забывай, что я бывший опер! — крикнул ей вслед Бабкин. — Попробуешь врать, я тебя тут же расколю.
Десять минут спустя Сергей внимательно слушал жену, уплетавшую блинчики и пересказывавшую скупое Катино повествование.
— Она меня растрогала, — призналась Маша. — Совсем молодая девочка, не больше двадцати лет. Напомнила мне Юльку Разумовскую, которая жила со мной в одном доме в соседнем подъезде. Я тебе о ней не рассказывала?
— Нет. Расскажи.
— Внешне они совершенно не похожи. Эта — темноволосая, кареглазая, улыбчивая. А Юлька была белокожая, с золотистыми волосами и голубыми глазами — ангельского такого вида девочка. Тогда мне было лет четырнадцать, а ей на год больше. Папаша у нее был законченный алкоголик, от него жена сбежала к другому мужику. А дочь оставила.
— Алкоголику?
— Угу. Дай варенье, пожалуйста. Когда она сбегала, дядя Женя был, наверное, тихим алкоголиком. А со временем стал буйным и злобным. По вечерам возвращался с работы, обычно уже навеселе, и дома доходил до нужной кондиции.
— А дочь?
— А дочь за ним ухаживала, убирала, еду готовила. Представляешь, я в четырнадцать лет только бутерброд с сыром могла сделать, а на ней все хозяйство было. А он на нее кричал — соседи слышали — и ругался матом. Табуретки бросал в стену. Пару раз даже милицию вызывали, но почему-то ничем это дело не закончилось. Еще и Юлька его выгораживала, как могла.
— Почему?
— Она нам говорила, что папа болеет. Мол, когда человек болеет, с него спрос другой. И пока он в таком состоянии, она его оставить не может. Хотя ей было куда уехать от папаши — на другом конце города жили ее бабушка с дедушкой по материнской линии. Юлька рассказывала, что бабушка не раз предлагала ей переехать, но она каждый раз отказывалась. Не могла отца оставить — была уверена, что тот без нее окончательно сопьется. Она вообще очень по-взрослому рассуждала. К чему я тебе про Юльку начала рассказывать? Ах, да. Эта девушка, Катя, чем-то на нее похожа — то ли выражением лица, то ли своей открытостью и при том постоянной боязнью всех вокруг обременить собственной персоной… И еще — скрытностью. Юлька всегда от всех пыталась таиться, ничего не рассказывала, хотя и так все соседи в доме знали, когда дядя Женя на нее орал и ругался. А она делала вид, будто все в порядке.
В кухню забежал Бублик, сунулся носом в свою плошку и убежал обратно. Из комнаты донесся Костин смех.
— И чем все закончилось? — спросил Сергей.
Маша помолчала, негромко постукивая чайной ложечкой по краю баночки с вареньем.
— В конце концов он ее избил, — наконец негромко сказала она, не глядя на мужа. — Сильно. Из больницы ее забрала бабушка, и больше я о Юльке ничего не знаю. И что сталось с ее папашей — тоже, потому что мы скоро переехали из того района. Поэтому я не могла не помочь этой девочке… Кате… понимаешь?
— Понимаю, — кивнул Бабкин: он и в самом деле понимал. — Ладно. Только скажи мне, куда мы денем терьериху?
— Тетушка хотела второго в пару своему Бублику? Хотела. Вот и прекрасный случай, если Катя не придумает, куда ей пристроить собачку. Но я отчего-то думаю, что у нее хватает проблем и без того, чтобы искать хороших хозяев чужой псине.
Ночью Сергей встал, попил воды, вернулся в комнату. Маша спала, уткнувшись лицом в его подушку. На кресле возле кровати лежали два терьера, свернувшись в клубки. Один из них сопел, но Бабкин не разобрал, какой именно. Он присел на кровать и провел рукой по рыжим пушистым волосам Маши.
— Я тебя люблю, — стесняясь самого себя и своих слов, сказал он спящей жене. — Можешь еще хоть десяток таких же принести. Я все равно тебя люблю.
Кто-то из собак прерывисто вздохнул, и Сергей рассмеялся в темноте.
