Глава 12
С утра в субботу Сергей Бабкин занимался тем, что получалось у него превосходно, — пек блины. Тонкие кружевные блины в дырочках ждали на блюде, пока новые подрумянивались на двух сковородках. Костя валялся перед телевизором, Маша, с утра выгулявшая Бублика и Тоньку, писала в комнате сценарий на тему «Почему не нужно врать».
Обычно темы придумывала она сама, но на этот раз идею навязал ей редактор. Маша сердилась на себя за то, что согласилась, потому что ничего у нее не придумывалось. Герои передачи Мышка, Ежик и Зайчик врали друг другу напропалую, и это было смешно и нескучно. Но как только Маша пыталась привести сюжет к какой-то морали и наказать врунов, сценарий ломался, становился до отвращения фальшивым и глупым.
— Все неправда, — сказала Маша, закрывая файл на компьютере и злясь на себя.
— Точно! — отозвался Костя, заглядывая в комнату. — Мам, пойдем завтракать, дядя Сережа зовет.
За блинами Маша пожаловалась на неуклюжий сценарий, и Костя посоветовал ей не искажать правду и честно написать, что врать можно и нужно.
— Только врать по-умному, — добавил он, макая скрученный в трубочку блин в смесь сметаны и вишневого варенья.
— А ты, значит, врешь по-умному, да? — заинтересовалась Маша подходом сына.
— Само собой. То есть нет, конечно, я тебе вообще не вру!
— Ну да, ври больше!
Пока Маша с Костей в шутку спорили, Бабкин задумчиво жевал блин.
— Дядя Сережа, вам сейчас блинов не останется. Мама все съест.
— Это ты все съешь, а не мама. И не ляпай вареньем на скатерть, Костя!
— А я не ляпаю, оно само капает!
— Машка, — сказал Сергей, и Костя с Машей прекратили препираться, — слушай, а ведь и в самом деле врать надо по-умному.
— Ты о чем?
— Я о Катерине и ее семье.
Маша испытующе глянула на него.
— Ты хочешь сказать, что девочка нам врет? Нет, не желаю даже рассматривать такую возможность.
— Мам, а почему ты ее называешь девочкой? Она же взрослая!
— Взрослая-взрослая, — кивнул Бабкин. — Только младше нас с твоей мамой. Нет, я не хочу сказать, что она врет. Но история, которую рассказали ей муж со свекровью, при ближайшем рассмотрении кажется мне совершенно неправдоподобной.
— Почему?
— А что за ростовская мафия, у которой такие длинные щупальца, что она должника с его семьей даже в Москве достанет? Кстати, кто знает, что они в Москве? Вспомни: Катерина работает за всех, потому что семейству нельзя выходить из дома. Якобы приспешники мафии тут же увидят их, опознают и схватят. Но это же чушь!
— Да, странно, — признала Маша, не придавшая этому факту в рассказе Кати большого значения.
— Если быть последовательными, тогда и Катерине нельзя выходить из дома.
— Тогда им жить будет не на что.
— Вот именно. То есть выходить нельзя, но если очень хочется кушать, то можно. А все, что касается русалки, вообще сплошная тайна. Зачем парню убивать коллекционера? Зачем прятать фигурку у себя под ванной?
— Ты рассуждаешь со своей точки зрения. А он вполне мог верить, что русалка и впрямь магическая. Тогда все объяснимо.
— Неужели? Тогда как он узнал о фигурке, если жена ему ничего не рассказывала? Бред какой-то. Слишком много явных глупостей и несостыковок. Мы вчера разговаривали с Макаром, он сказал то же самое, слово в слово.
— Как он, кстати? Я вчера уснула, а вы там сидели до самого утра…
— Как-как… Рисует свои сумасшедшие рисунки, сегодня собирался ехать к вдове одного коллекционера, поговорить о русалке. Понимаешь, он рассчитывал, что фигурка может вывести его на Сковородова. И вот она — фигурка, а Сковородов неизвестно где. И непонятно даже, с какого конца его искать, раз Вотчин мертв. В этой истории одно противоречит другому.
— Что ты будешь теперь делать?
— Для начала позвоню в Ростов. Слишком дурацкая эта история с побегом от бандитов, чтобы можно было в нее поверить.
— Мне кажется, что Катю используют, — подумав, сказала Маша. — А она еще слишком мало видела и знает, чтобы это понимать. Посмотри — у нее словно жернов на шее от благодарности своему ничтожному супругу. «Я ему должна!» А ведь история и в самом деле странная, ты совершенно прав.
— Только давай договоримся, — предупредил Бабкин. — Что бы я ни узнал о прошлой жизни ненаглядного Катерининого супруга, рассказывать об этом ты будешь ей сама!
— Договорились.
Ни к какому следователю в понедельник Катя не пошла, оправдав себя нехваткой времени. И во вторник тоже не пошла. Хотя времени, откровенно говоря, у нее было более чем достаточно — комплект документов для тендера был давно собран, в четверг уже ждали неофициальных результатов, и в «Эврике» воцарилось относительное затишье. Относительное — потому что, несмотря на затишье, все были какие-то возбужденные, нервные и странные.
Поначалу Катя списывала это на ожидание результатов конкурса, но, нечаянно застав в туалете плачущую Снежану, задумалась. Смешно было предполагать, что Кочетова ревела из-за того, что ее отругала за разгильдяйство Алла Прохоровна, или же она опасалась, что любимая фирма не сможет выиграть миллионный тендер. Дело было в чем-то другом.
«И Шаньский ходит сам не свой, — вспомнила Катя красавца мужчину. — А Эмма Григорьевна недавно повысила голос на уборщицу. Что у них у всех происходит?»
Впрочем, долго она над этим не задумывалась. У нее самой двое суток прошли, как в тумане, наполненные ночами с Андреем, утрами с Андреем, завтраками и ужинами с ним, совместными заходами в маленький магазинчик возле его дома и спорами о том, что есть на ужин. Он был с ней совсем не таким, как раньше, а веселым, ласковым, беззлобно подшучивающим. За прошедшее время она ни разу не слышала, чтобы он заговорил с ней в той отстраненно-ироничной манере, которую предпочитал прежде.
На работу они приходили по отдельности, и без надобности Капитошин старался не подходить к ее столу. Их слишком выдавали взгляды, прикосновения и смех. Он дожидался Катю после работы в машине, отъезжал, останавливался у обочины и начинал жадно целовать, словно брал реванш за все поцелуи, которых у них не случилось днем.
Именно по этой причине Катя и не шла к следователю с рассказом о том, как нашла единственную пропавшую у убитого коллекционера вещь в квартире, снятой ее семьей. Стоило ей остаться одной, как совесть напоминала о том, что она бросила мужа и изменяет ему с коллегой. Совесть тыкала ее острой палочкой в самое чувствительное место, заставляя вспоминать, как самоотверженно Артур вел себя, когда она попала в больницу. Как он занял для нее денег, и они вынуждены были бежать. «Может быть, он и убил, и русалку украл лишь затем, чтобы загадать желание о возвращении к прежней жизни. Он, наверное, не знал, что это обычная деревянная скульптура. Он хотел счастья для всех вас, и для тебя тоже, а ты… С Капитошиным!»
В конце концов Катя нашла для своей совести компромисс: она не возвращается к Артуру, но и не выдает его милиции. Ей самой было противно от такого компромисса, но ничего лучше она не смогла придумать. Совесть на время затихла, но Катя знала — она нашла лишь отсрочку, но не решение проблемы. «Слава богу, хоть мама оставила разговоры о том, что приедет на Новый год, — думала девушка. — До него осталось не так уж много времени».
В четверг она прибежала на работу к одиннадцати, потому что ездила с водителем за какими-то особенными канцелярскими папками, которые понадобились Кошелеву именно сегодня. И только закрыв за собой стеклянную дверь, сразу поняла, что случилось что-то нехорошее.
Оно витало в воздухе. От него поникли головки желтых хризантем, которые Катя выставила на подоконник в ожидании приезда Натальи Гольц, от него сбилась красная ковровая дорожка, которая почему-то очень нравилась Орлинковой, и никто не удосужился ее расправить. Катя привела дорожку в порядок, переставила вазу в тень с яркого зимнего солнца и пошла к кабинету Капитошина, из которого доносились голоса.
Когда она открыла дверь, голоса стихли, и люди обернулись к ней. Здесь собрались все, кроме самого Кошелева.
— Что случилось? — спросила Катя, нахмурившись. — Что за собрание?
— Позвонил член комитета, — спокойно сказал Андрей. — Официально итоги объявят завтра, но комиссия уже подписала акт, и результаты известны. Мы проиграли.
Катя разочарованно прищелкнула языком: «Действительно обидно. Игорь Сергеевич столько надежд возлагал на этот тендер. К счастью, для фирмы это не смертельно. Или я чего-то не понимаю?»
Она обвела взглядом собравшихся и только теперь заметила, что на лицах у всех не разочарование, а настороженность.
— Что-то еще случилось? Или это все?
— Вот, пожалуйста! — Алла Прохоровна встала со стула и махнула рукой в Катину сторону.
Она была, как обычно, в темно-синем поблескивающем костюме и показалась Кате еще более свирепой, чем всегда. Два волоска в бородавке на втором подбородке угрожающе топорщились.
— Что — пожалуйста?
— Вы видели? Вот лично вы, Андрей Андреевич, видели?
— Я вас не понимаю, Алла Прохоровна, — суховато сказал Капитошин.
— Прекрасно вы меня понимаете, господин Таможенник! Прекрасно! Все — все! — обратите внимание на реакцию Викуловой. По-моему, очевидно, что она ни капли не удивлена. А говорить о ее расстройстве просто смешно!
— Подождите… — начала Катя, но ее оборвали.
— Нет! Нет, я не буду ждать! — Шалимова сильно повысила голос, и Кате некстати пришло в голову, что на уроках географии она так же кричала на школьников. — Я предупреждала, просила, уговаривала! Именно вам, Андрей Андреевич, мы обязаны тем, что мои уговоры остались без результата. Кто заступался за Викулову? Кто говорил, что в ее лице мы обрели хорошего работника? Пожалуйста! Теперь сами последствия расхлебывайте!
— У вас есть какие-то доказательства для таких обвинений? — ледяным голосом спросил Капитошин, и Катя поняла, что он в ярости.
Ей стало не по себе, и вдвойне — оттого, что она не понимала суть происходящего. Снежана с отрешенным видом притулилась на подоконнике, закрывшись челкой. Орлинкова и Шаньский наблюдали за Катей, Капитошиным и Аллой Прохоровной. Эмма Григорьевна сегодня была в белой тунике и оттого особенно похожа на Афину. «Ей бы копье, она бы его обязательно метнула. Вопрос только, в кого».
— Вот стоит мое доказательство! — Алла Прохоровна потрясла обвиняющим пальцем в сторону девушки. — Стоит и не краснеет! «Что-то еще случилось или это все?» — передразнила она Катю противным писклявым голосом. — Преступник всегда выдает сам себя, если он не очень умен. Не сумели, госпожа Викулова, сыграть как следует! Актерских данных не хватило.
— Да что сыграть?! — не выдержала Катя. — О чем вы говорите?!
— Не смейте повышать на меня голос! Чтобы какая-то сопливая девчонка…
— Алла Прохоровна! — Капитошин вышел из-за стола.
— Андрей, согласись, в ее словах есть здравое зерно. — Юрий Альбертович перехватил его за полу пиджака.
В эту секунду дверь медленно открылась, и собравшиеся узрели за ней собственного начальника Игоря Сергеевича Кошелева, а рядом — собранную и спокойную Наталью Ивановну Гольц.
Катя ойкнула, тихо поздоровалась и шагнула в сторону. Шаньский выпустил пиджак Капитошина. Алла Прохоровна, раздув ноздри, устремилась было к Кошелеву, но тот взглянул на нее по-бульдожьи, исподлобья, и Шалимова на полпути передумала и замерла.
— Капитошин, ко мне в кабинет, — прорычал Кошелев. — Остальные — по рабочим местам. Живо!
Сотрудники разбежались быстрой рысцой. Снежана привычно нырнула в туалет, и Катя, поколебавшись секунду, забежала следом.
— Что сейчас было? — спросила она, хватая Кочетову за руку.
Девушка посмотрела на Катю покрасневшими глазами, достала платок и высморкалась.
— Снежан, ты чего? У тебя что-то случилось?
— У меня — ничего. А вот у тебя случилось, — с неожиданной враждебностью в голосе ответила Снежана, глядя на Катю сверху вниз.
— Почему?! Объясни по-человечески!
Кочетова вздохнула и объяснила.
Объяснение оказалось настолько простым, что Катя не сразу поняла, что же в нем плохого, тем более для нее. Одна из фирм, участвовавших в тендере, предложила те же условия, что и «Эврика», но чуть меньшую сумму.
— Ну и что? — спросила Катя.
— Господи, Викулова, не притворяйся такой глупой! Как ты думаешь, почему информация держалась в секрете? Представь, что есть четыре фирмы, которые готовы поставлять компьютеры в Министерство образования. Кому отдадут тендер? Той, которая попросит за свои услуги меньше остальных! Это называется кон-ку-рен-ция!
— Это я понимаю. — Катя пожала плечами. — Я только не понимаю, из-за чего Шалимова устроила…
И замолчала.
— Ага, дошло… — удовлетворенно протянула Снежана. — Кошелев не зря столько сил вбухал в подготовку к этому тендеру! И один из членов комиссии у Гольц, кажется, прикормленный. У нас была самая низкая цена, поэтому мы и должны были выиграть. А в последний момент стало известно, что фирма с таким же предложением, как и у нас, понизила сумму. Совсем на немного.
— Чуть ниже нашей, — кивнула Катя, прозрев.
— Верно мыслишь, Викулова. А о чем это говорит?
— О том, что они знали, сколько мы предложим.
— Вот ты сама и ответила на свой вопрос, почему Шалимова накинулась на тебя. Все понятно? Один из нас положил себе в карман хорошую денежку за то, что продал информацию фирме-конкуренту.
— И Алла Прохоровна, конечно, убеждена, что это именно я! — с горечью сказала Катя.
Снежана молчала, и Катя подозрительно посмотрела на нее:
— Ты что, тоже так думаешь? Снежан, я даже не знаю, о каких суммах идет речь! Я офис-менеджер, ты не забыла? Игорь Сергеевич не делится со мной подробностями продажи компьютеров!
— Все документы через тебя проходили, — пожала плечами Кочетова. — Так что при необходимости ты вполне могла их посмотреть.
— При необходимости любой из нас мог их посмотреть!
— Вот-вот.
Обе замолчали.
— У тебя глаза заплаканные, — примирительно проговорила Катя после паузы. — Может, скажешь, что произошло? Я могу чем-нибудь помочь?
— Потом расскажу: — Кочетова шмыгнула носом. — Ладно, Кать, не обижайся, что я так на тебя… наехала. Я сама вся на нервах, переживаю. Пойдем, работать надо.
— Вот о чем я говорил! — Игорь Сергеевич мотнул бульдожьей головой в сторону кабинета, из которого только что разогнал собственных сотрудников. — Первая склока уже началась. Скоро у меня будет осиное гнездо, а не коллектив.
Кошелев плюхнулся в кресло и сурово воззрился на Капитошина. Тот молчал.
— И ты тоже хорош! — рыкнул на него Игорь Сергеевич, потому что на Наталью Ивановну рыкать было нельзя, а злость требовала выхода. — Я говорил!..
Что именно он говорил, Кошелев не стал уточнять.
— Неприятно, — констатировала Наталья Ивановна. — Давайте подумаем, что делать дальше. Тендер вы проиграли, несмотря на мое содействие, — это обидно, но будут и другие. Куда хуже, на мой взгляд, утечка информации. Если есть дырка, ее надо заткнуть, иначе из нее все время будет что-нибудь вытекать.
Андрей взглянул на маленькую женщину: «Она говорит «вы проиграли» и «мое содействие». Лишний раз напоминает Кошелеву, кто помогал ему и кто виноват в данной ситуации, а заодно открещивается от проигрыша. С холодной головой работает тетка, никаких эмоций, ничего личного. Любопытно, что все мы даже за глаза называем ее «госпожа Гольц», и никак иначе. Есть в ней что-то такое… Железный стержень внутри. Кого бы я ни за что не хотел иметь в своих врагах, так это ее. Но для «Эврики» выгодно, что она играет на нашей стороне».
— Для меня самое плохое состоит в том, — признался Кошелев, — что вместо дружного коллектива я получу свору, в которой каждый подозревает другого. Кто начал скандал, Андрей?
Капитошин пожал плечами. Ответ был очевиден.
— Нет разницы, кто начал скандал, — дипломатично сказал он. — В другой раз его начнет Орлинкова. Или я. Или вы. Вопрос не в этом.
Они с Кошелевым переглянулись. У каждого были свои подозрения о том, кто поспособствовал проигрышу «Эврики», но озвучивать их ни тот, ни другой не торопился.
— Главное — все безосновательно, — поморщился Кошелев, мысленно перебравший собственных сотрудников и пришедший к неприятному выводу: ни одного из них он не знает достаточно, чтобы поручиться за него. «Даже Капитошин не исключение, хотя ему я доверяю больше, чем остальным».
— Можно выяснить, кто именно поработал «кротом», — предложила госпожа Гольц. — Это будет стоить денег, но вы избавитесь от всех подозрений. И от ловушек подобного рода на будущее, что еще важнее.
— Хотите купить имя «крота» у фирмы-победителя? А если они откажутся?
— Мне нравится ход ваших мыслей, Игорь Сергеевич, — усмехнулась Наталья Ивановна. — Однако, к своему стыду, должна признаться, что такая идея не пришла мне в голову. Я мыслила довольно стандартно: есть люди, которые проводят частные расследования, а все, что нам нужно, — это именно маленькое расследование. Думаю, что технически это несложно осуществить. Будь у «Эврики» своя служба безопасности, этим занималась бы именно она. Но раз ее нет, можно привлечь людей со стороны.
— Вы имеете в виду частных детективов? — Игорь Сергеевич поморщился. — Я имел дело с парой из них… как-то раз… несколько лет назад. Они не произвели на меня впечатления людей, способных решить задачи сложнее, чем слежка за неверной женой и подделка компрометирующих фотографий. Нужно искать проверенных специалистов по рекомендациям.
— Рекомендации будут от меня. — Госпожа Гольц невозмутимо посмотрела сначала на Кошелева, затем на Капитошина. — Их хватит? Не удивляйтесь — это люди, с которыми я когда-то имела дело. Если они согласятся, то можете считать, что ваш засланный казачок уже известен.
— Если согласятся? — переспросил Андрей.
— Они могут быть попросту заняты, — после небольшой паузы ответила Гольц, но Таможеннику показалось, что она имеет в виду совсем другое.
— Мы можем быть совершенно откровенны с ними? — уточнил Кошелев, озабоченно барабанивший толстыми пальцами по столу.
— Да. К тому же ни у вас, ни у меня нет столь серьезных секретов, которые стоило бы скрывать. Не так ли?
Взгляд внимательных черных глаз остановился сперва на Кошелеве, затем на Капитошине, и оба торопливо подтвердили, что да, у них нет секретов, которые стоило бы скрывать.
— Вот и замечательно, — подытожила госпожа Гольц, легко поднимаясь с кресла. — Я позвоню этим людям и постараюсь их уговорить.
Она улыбнулась и вышла из кабинета.
— По-моему, у нее два яйца в штанах, — пробормотал Таможенник себе под нос.
— Лучше иметь дело с бабой с яйцами, чем с мужиком без оных. Скажу честно: мне не по душе, что в «Эврике» будут что-то разнюхивать и выведывать. Сработают топорно — и будет скандалов и обид на год вперед. Но деваться нам некуда.
«Это точно, — мысленно согласился Капитошин, — деваться нам некуда».
Сергей Бабкин отправил Машу с Костей и собачонками в парк, а сам уселся «на телефон». Он успел сделать два звонка, когда позвонил Макар Илюшин.
— Сергей, теперь у меня новости. На нас вышла одна знакомая тебе дама, с которой мы имели дело в славном городе Санкт-Петербурге. Предлагает мелкую работу.
— Что за дама? И зачем нам мелкая работа? Пусть крупную предлагает.
— Я бы десять раз подумал, прежде чем снова согласился с ней работать. Интересен не контракт, а заказчик.
— А что с заказчиком не так?
— Подключи память, мой забывчивый друг, и скажи: кто два года назад оставил в дураках и тебя, и меня, и собственную весьма умную и властную родственницу? — Гольц? — недоверчиво спросил Бабкин. — Наталья Гольц? Не может быть. Что она здесь делает?
— Дела ведет. Имела нахальство позвонить мне и предложить поработать на фирму-партнера, с которой она тесно сотрудничает. Меня ее наглость, признаюсь тебе, даже восхитила. Потому и звоню.
Бабкин покачал головой. Он понимал Макара. Два года назад им пришлось расследовать дело, обещавшее очень крупный гонорар, и тогда он искренне сочувствовал маленькой Наташе Гольц, оказавшейся не в том месте и не в то время. Сочувствовал — и восхищался ею. Она умела держать себя в руках, несмотря на все свалившиеся на нее несчастья. Если бы Илюшин по чистой случайности в последний момент не докопался до истины, она так и осталась бы в их глазах жертвой обстоятельств.
— Стойкая тетка, — признал Сергей. — Мне даже любопытно, чего она хочет от нас.
— Найти «крота», как она сама говорит: якобы кто-то в фирме сливает информацию конкурентам. А что в действительности у нее на уме, знает только она сама.
— А может…
— Нет, не может. Скажу честно, Серега: я не хочу с ней работать. Она непредсказуема.
Бабкин считал, что Макар отказывается работать с Гольц вовсе не потому, что та непредсказуема. Просто Наталья Ивановна была живым напоминанием о том, как легко она переиграла их обоих. Но озвучивать эту мысль благоразумно не стал.
— Нет так нет, — покладисто согласился он. — Фирма-то крупная? От большого гонорара мы отказались?
— Нет, ерунда. В смысле фирма ерунда, а не гонорар. «Эврика» какая-то. Мне это название ни о чем не говорит.
Сергей нахмурился. Что-то неуловимо знакомое было в названии фирмы, ничего не говорившем Илюшину.
— Эврика, эврика, — пробормотал Бабкин в трубку. — Где-то я о ней слышал совсем недавно. Стоп! Это же фирма, в которой работает Катя.
— Ты уверен?
— Да.
— Хм. Занятное совпадение, если это только совпадение. Я выезжаю, буду у тебя через сорок минут — обсудим, что делать с Гольц и со всем остальным.
— Я не смог встретиться с вдовой Зильберканта, — сказал Макар с порога. — Она уехала из России три года назад и сейчас живет в Израиле. Я попытаюсь с ней связаться, потому что у меня появилась одна идея, которая могла бы многое объяснить…
— Какая идея?
— Сейчас скажу. Но сначала давай окончательно решим вопрос с Гольц — мы отказываемся от ее предложения?
— Само собой. Дело неинтересное, а Наталья Ивановна слишком… э-э-э… специфический клиент, чтобы я был рад с ней работать.
— Согласен. Тогда возвращаемся к нашему делу.
Он пододвинул к себе чистый альбомный лист и начал рисовать на нем человечков разного размера.
Бабкин следил за быстрыми движениями карандаша. Время от времени Илюшин останавливался, вспоминал что-то, и лист заполнялся новыми фантастическими картинками, в которых не было никакой видимой привязки к реальности.
Закончив рисовать дерево, перевернутое вверх корнями, Макар ткнул карандашом в его ствол и сказал:
— Мы знаем, что много лет назад неизвестный нам мастер вырезал из дерева русалку. Мы знаем также, что несколько человек наделяли эту русалку магическими свойствами, в том числе тот, кто считался ее последним хозяином.
— Вотчин.
— Да. Он был убит, а русалка у него похищена — вероятнее всего, кем-то из семьи твоей новой знакомой. Вотчин рассказывал Катерине, что вывез фигурку из небольшого села, где приобрел ее по случаю, заинтересовавшись ее особенными свойствами. Но в девяносто третьем году русалку украли из квартиры коллекционера Зильберканта, убив его, а также убрав двух свидетельниц преступления. Правда, разными способами. И в конечном счете фигурка оказалась у Вотчина.
— Напрашивается логичный вывод, что нашим неизвестным коллекционером, заказывавшим убийства коллег, и был сам Вотчин, — буркнул Сергей. — А кражи икон, денег, шкатулок и всего остального были только для отвода глаз.
— Получается, что так. Правда, это противоречит моей идее, и у нас все равно остается масса вопросов. Не говоря уже о том, что это ни на шаг не приближает нас к Кириллу Сковородову.
— Расскажи про идею.
— Нет. Пока рано. У меня нет ни одного доказательства своей правоты, а только голая, ни на чем не основанная догадка. В любом случае нам необходимо выяснить, что собой представляет семья Катерины. Один из них, по-видимому, убил старика, и я хочу знать, откуда этому человеку было известно про русалку.
— Про русалку ничего пока не скажу, но меня заинтересовала странная история про побег из Ростова в Москву, — мрачно сказал Бабкин. — Вот я и попросил Мишу Кроткого связаться с оперативниками из Ростова-на-Дону.
— Отлично. К завтрашнему вечеру, если есть информация и она не засекречена — а с чего бы ей быть засекреченной? — она будет у тебя. Узнаем, кому перешел дорогу господин Ашотян.
— Раньше.
— Что — раньше?
— Она раньше у меня будет. Она у меня уже есть.
Недоверие во взгляде Илюшина сменилось неприкрытым интересом.
— Хочешь сказать, — медленно протянул он, — что ты уже созвонился с Ростовом?
— Не я. А Мишка. Ему оказалось достаточно сделать два звонка, и он очень быстро получил все нужные сведения. Разумеется, ничего секретного в них нет.
— Так кому перешел дорогу господин Ашотян?
— Вопрос надо ставить не так, — возразил Бабкин. — Вопрос в другом: кто перешел дорогу господину Ашотяну.
После того как Маша с сыном вернулись с прогулки, Сергей повторил ей то, что незадолго до этого рассказывал Илюшину. Выслушав новости, ошарашенная Маша покачала головой и потянулась за телефоном.
— Катя, привет, — сказала она, набрав номер. — У нас есть для тебя новости. Приезжай, пожалуйста.
Катя что-то спросила, и Маша обернулась к Бабкину.
— Спрашивает, можно ли ей взять с собой Андрея, — сообщила она, прикрыв ладонью трубку.
— Пусть берет, конечно. Даже лучше, если он будет с ней.
— Да, приезжайте вместе, — сказала Маша. — Мы вас ждем.
Она посмотрела на выжидательные лица Макара и Сергея, вздохнула и предупредила:
— Я ничего рассказывать ей не буду! И не надейтесь! Мне и так девчонку жалко до слез.
— Черт с тобой, — поморщился Бабкин. — Сам скажу.
Катя вошла в квартиру друзей, предчувствуя неладное. В конце коридора показалась Антуанетта, махнула хвостом, словно извиняясь, что не встречает гостей, и убежала вслед за Машиным сыном, весело помахавшим девушке рукой.
— Ты чего остановилась? — вполголоса спросил Андрей. — Катька, все в порядке?
— Да. Пойдем.
В маленькой кухне не осталось места даже для Бублика, который сунул любопытный нос в комнату. Бабкин сидел на своей «звериной» шкуре, как обычно. Маша примостилась на стуле, и ее нежное лицо в ореоле рыжих волос было грустным и огорченным. Макар Илюшин коротко поздоровался и продолжил рисовать на листе бумаги непонятные фигурки, похожие на детские каракули.
— Какие у вас новости? — осторожно спросила Катя.
— Я позвонил своему бывшему коллеге, — сказал Бабкин. — И попросил его связаться с ростовским УБОПом.
— Ростовским — чем? — не поняла Катя.
— Не важно. Скажу проще: с местными оперативниками. Парень-оперативник оказался вменяемый, тут же пробил фамилию твоего мужа через адресный стол. Затем позвонил следователю.
— Какому следователю? — быстро спросил Капитошин.
— Тому самому, который объявлял Артура Ашотяна в розыск. По факту наезда на пешехода.
— Что?! — ахнула Катя. — Не может быть!
— Может, к сожалению. Твой муж несся вечером на большой скорости по трассе, не справился с управлением, вылетел на обочину. Сбил пешехода, Виктора Семеновича Кудымова, пятидесяти трех лет. Тот скончался на месте.
Катя поднесла руки ко рту.
— Артур Ашотян уехал с места происшествия, — суховато повторил Бабкин подробности дела, которые сообщил ему бывший коллега. — Однако свидетели происшествия — их трое — запомнили и машину, и парня, который сначала вышел из нее, посмотрел на убитого, в затем вернулся обратно и умчался на такой же бешеной скорости, чуть не сбив одного из свидетелей.
— Как же так…
— Семья Ашотяна исчезла из Ростова, сам Артур был объявлен в розыск. Вот, собственно, и все.
— Все… — повторила Катя, словно эхо, и Капитошин обеспокоенно посмотрел на нее. — Со мной все в порядке, — ответила она на его невысказанный вопрос. — Сергей, это совершенно точно — то, что вы рассказали?
— Абсолютно.
— А про бандитов, у которых он занял денег для меня…
— Уверен, что это выдумка. Так же, как и все остальное, что он тебе рассказывал.
В памяти Кати всплыло воспоминание о том, как совещались Артур с Дианой Арутюновной в тот субботний вечер, как свекровь поговорила с ней, убедила немедленно уезжать, и все мелкие несуразицы, натяжки в ее рассказе, на которые прежде Катя не обращала внимания, теперь улеглись в простую и понятную картину.
— Господи, какая же я…
— Катюша, ты не виновата. — Маша торопливо встала и подошла к ней. Девушка смотрела на нее огромными сухими глазами. — Милая, не ругай себя. У тебя привычка во всем в первую очередь винить себя, а это несправедливо.
— Я должна была проверить! — Катя сжала кулаки. — Должна была позвонить подругам, попросить их разузнать!
— Ты сама рассказывала мне, что свекровь запретила звонить подругам! Ты бы ничего не узнала.
В комнате наступило молчание.
— Я хочу поговорить с Артуром, — наконец решительно сказала Катя. — Черт возьми, я хочу посмотреть ему в лицо! Всем им!
— Напрасно, — сказал молчавший до этого Макар. — Это опрометчивый шаг, который ничего не даст.
— Вы не понимаете… Я хочу услышать, что мне скажет мой собственный муж!
Она с таким отчаянием произнесла последние слова, что Илюшин покачал головой и не стал возражать.
— И про русалку, — добавила Катя уже тише. — Я хочу узнать у него про русалку.
