Глава 12

Профессор Тарков приехал на работу рано, но у ворот его уже ждал незнакомый мужчина.

— Извините, вы меня не знаете, но я к вам. Мне сказали, что…

— Что у меня один глаз, — добродушно продолжил Константин Николаевич.

— Да, то есть нет, мне сказали, что вы хотели со мной встретиться. И с моей женой. Но она больна.

— Что-то случилось? — Тарков внимательно посмотрел на бледное, взволнованное лицо посетителя.

— Не знаю, думаю, да. Моя фамилия Гришин. Дмитрий Гришин. У вас лечится Катя, подруга жены.

— Поговорим спокойно в кабинете. Вы сможете Катю повидать. Только не надо так волноваться.

Разговор получился сумбурным и странным. Ни один из собеседников не обладал достаточно полной информацией, которая помогла бы приблизить их к сути проблемы. Да и существовала ли проблема?

— У вас была тяжелая бессонная ночь, вы расстроены из-за срыва жены, — Константин Николаевич говорил очень мягко, спокойно, пытаясь притянуть к себе тоскливый взгляд посетителя. — Но это не такая уж редкая для мужчины ситуация. Больная жена узнает об измене, остро реагирует. Что вас так напугало? Почему вы решили, что к этому имеет отношение Катя? Разве Валентина назвала ее имя? Может, она имела в виду какой- то давний случай, может, ей что-то померещилось. Бредовые состояния случаются у психически здоровых людей из-за потрясения.

— Мы вместе очень давно. У Вали нет подруг. То есть существуют какие-то знакомые женщины, с которыми она может поговорить по телефону. Но подругой она называет только Катю. И еще: я не понимаю, как она узнала об Анжеле. Она не могла этого узнать.

— Ну, тут обычное мужское заблуждение. Женщина может все.

— Я знаком с публицистикой на тему полов. Но Валя за мной не следит. Никогда. Это исключено. У нее нет знакомых среди моих сослуживцев, с которыми она могла бы перезваниваться. Да и сослуживцы ничего не знают…

— Дмитрий, у Кати есть подруга, которая очень увлекается детективными расследованиями. Нам сейчас ее не хватает. Но я попробую настроиться на ее образ мыслей. О чем бы она у вас спросила? Вот вы пережили конфликт, стресс, выслушали массу неприятных для себя откровений. И между делом — одна фраза о подруге. То есть у вас лично и у вашей жены сейчас глубочайший кризис, усугубленный ее беспомощным состоянием. Почему вы рано утром бросились сюда? Почему вы подумали о Кате? Что вас больше всего насторожило, какая деталь?

— Я утром заметил, что на столике нет фотографии в рамке. Я снимал Валю с Катей. Посмотрел в ящике стола, в альбоме, Катиных фотографий нет. А их было много. Я люблю фотографировать, а она очень фотогенична.

— Так, это уже кое-что. Еще что-нибудь?

— Я вспомнил, что Валя странно себя вела, когда Катя попала в больницу. У них близкие отношения, она должна бы броситься сюда, пироги печь, ну, все такое… А тут я предлагаю навестить Катю, а у Вали не получается. Дела какие-то. Хотя их, в общем-то, нет. Кроме хозяйства, конечно.

— Хозяйство — это много дел. Я могу пока установить лишь один предположительный диагноз. Подруги поссорились. А вы чего боитесь?

— Мне трудно объяснить, потому что я не в состоянии описать, какая она была ночью. С ней происходило что-то чудовищное. Я подумал… Я испугался, решив, что она совершила что-то ужасное. Какое-то преступление.

— Это просто ваши нервы не выдерживают. Катя жива и сейчас практически здорова. Я думаю о выписке. Вы сами можете убедиться.

Профессор велел позвать Катю. Через десять минут она уже входила в кабинет.

— Дима? Почему ты один? И так рано? Где Валя? — Катины глаза стали огромными и тревожными.

— Я заехал по дороге на работу. Понимаешь, Валя приболела, я совсем закрутился. Она переживает, что мы тебя забросили.

— Ты что! Дай телефон, я ей позвоню.

— Катюша, не нужно звонить. Ей к телефону тяжело подходить.

— Тяжело дойти до телефона? Что с ней? Дима, объясни!

— Что-то с ногами. Я не знаю. Она не хочет ни к врачу обращаться, ни в больницу ложиться.

— Спокойно, Катя, — вмешался Константин Николаевич. — Дмитрий мне обо всем рассказал, я подумаю над ее проблемой, я все-таки врач. У нас к вам вопрос, который может показаться странным. У вас с Валей не было размолвки? Например, она вас обидела? Дело в том, что она чем-то очень расстроена.

— Валя меня обидела? О чем вы говорите! Она любит меня. Мы подруги. Может, это я обидела ее тогда, ну, когда всех обижала?

Мужчины растерянно переглянулись. Катины глаза наполнились слезами.

— Катюша, — несчастным голосом сказал Дмитрий, — мало мне дома переживаний. Теперь ты плакать собралась. Вы точно подруги. Какие-то страхи себе придумываете. Я же тебе сказал, она не ходит, позвонить не может, думает, что ты из- за этого обижаешься. Дай я тебя обниму и поеду на работу. Я буду звонить профессору. Постараюсь еще заехать.

Тарков проводил Дмитрия до двери, протянул руку для прощания.

— Ну, и чего мы добились? — спросил Дима. — Что узнали?

— Трудно сказать… — пожал плечами профессор.

Галина Петровна Иванова вошла в кабинет следователя, тяжело переступая немеющими ногами и не поднимая головы. Но на стул не села. Приблизилась вплотную к столу Земцова и пронзительно посмотрела ему в глаза. Славе даже не по себе стало.

— Заявление хочу сделать, — сказала она. — Признание. Убила я мужа, потому что сама так решила. Долго не хотела верить, что он подонок, над собственным дитем так страшно измывается. Но проверила, своими глазами увидела. Сейчас мне в тюрьму идти не страшно. Да что в тюрьму! Я смерти не боюсь. Если увижу его на том свете, еще раз убью.

— Галина Петровна, — Слава сочувственно посмотрел на женщину. — Ну, при чем здесь ваша смерть. Рано вы о ней заговорили. Вам еще жить и жить, ребенка поднимать. Вы садитесь, пожалуйста. Нужно уточнить, как нам расценивать предыдущие ваши заявления. Ничего не видела, не верю, гадалка велела, и прочее.

— Ерунда все это, — резко ответила Иванова. — Испугалась я сильно. Сами понимаете. Придумала.

— Извините, — вмешался Сергей, — но так не получится. Я был на фабрике. И ваши коллеги сказали, что вы сначала деньги занимали на гадалку, потом жаловались, что она мошенница, а потом странно себя повели в день убийства. Просто за час до него. Заспешили, отпросились. Как мы это объясним?

— Да плевать мне, что эти клуши наговорили. Они думают, это им сериал по телевизору, — зло сказала Иванова. — Я все сказала. И не пойму, чего он ко мне привязался, — не глядя на Сергея, зло произнесла Иванова.

— Сережа, — пожал плечами Слава. — Ты же видишь: не время для потусторонних расследований.

— Ну конечно, — Сергей махнул рукой и вышел из кабинета.

Дина грустно смотрела на профессора Таркова, который, по своему обыкновению, разглядывал потолок. Минут десять назад она задала ему простейший вопрос: «Почему Катя выздоровела, если вы ее не лечите?» Дина взглянула на часы, поерзала на стуле, затем подошла к окну. Унылый пейзаж ее не порадовал, и она вернулась. Какая приятная неожиданность: профессор внимательно смотрит на нее, и лицо у него милое как у Деда Мороза.

— Мы даем ей реланиум на ночь. Иногда сердечные капли, таблетки от головной боли. Я вам ответил? Артемьева не получала у нас специфического лечения. Все действительно закончилось внезапно и резко, как и началось. Как будто… — Голубой глаз вновь уставился в потолок.

«Только не это», — с отчаянием подумала Дина и почти прокричала:

— Константин Николаевич! Что «как будто»? О чем вы подумали?

— У меня нормальный слух, — невозмутимо ответил профессор. — Я подумал о том, что так кончается гипнотическое воздействие. Если учесть количество и качество Катиных приключений, то речь может идти об уникально сильном дистанционном управлении человеком.

— Ой, я как раз об этом и пришла спросить.

— Серьезно? Вы, как сказал бы мой косноязычный сосед, продвинутая девушка.

— Не я. Это идея моего приятеля, частного детектива. Он столкнулся со странным делом, в общем, не очень понятным убийством…

— Дела детективов — вещь страшно увлекательная. Особенно убийства. Но у меня, простите, скоро прием.

— Я не собираюсь рассказывать подробности. Я только спросить хотела: вы не слышали о сильном гипнотизере или, скажем, группе таких людей, которые работают на рынке частных услуг? Ну, знаете, есть объявления в газетах: «Магия, целительство» и тому подобное.

— Подобное. Нет. Не интересуюсь. Даже не знал, что есть такие газеты. А рынок и услуги для меня — как мешок с семечками и вызов такси.

— Но гипнозу учат в мединституте, а лицензии экстрасенсам вроде бы выдают в Минздраве, Институте психиатрии.

— Никогда не выдавал ничего похожего. И вообще сомневаюсь, что люди, реально обладающие серьезным, даже опасным даром, испытывают нужду в бумажке с печатью. Вольф Мессинг с легкостью внушил охранникам Кремля, что он — Лаврентий Берия, и без всякого пропуска вошел в кабинет к Сталину. О том, как Ванга смотрела сквозь годы и расстояния, я знаю со слов академика Натальи Бехтеревой, которая однажды без предупреждения, без личных связей, как говорится, встала в огромную очередь к ней на прием и вдруг услышала, как эта слепая старушка громко кричит из своего домика: «Наталья, ты пришла!» А один знакомый, занимавший в свое время серьезный пост в спецслужбах, рассказывал, что все их разработки в сфере влияния на человека — просто крохи со стола этой беспомощной старушки. Я к тому, что при наличии настоящего дара газеты с объявлениями, лицензии с печатями — ненужная суета.

— Если речь идет о даре, то суеты не надо, конечно. Но я говорю еще и о бизнесе, захвате рынка, потоке клиентов, легализации странной деятельности в относительно правовом поле. Сейчас человек, обладающий таким даром, вряд ли станет кричать из убогого домика, как Ванга. А без бумажки он замучается давать взятки милиции.

— Возможно. Но тут я просто полный невежда. И не имел счастья познакомиться хотя бы с одним экстрасенсом. Так что, извините: не оправдал ваших надежд.

— И вы меня тоже простите, — уныло сказала Дина. — Я ухожу.

— Подождите, — вдруг вскочил с кресла профессор. — Я вспомнил один забавный случай. Пожалуй, я знал особу с необычными способностями. Училась у нас студентка с красивой фамилией — Оболенская. Да и сама она была невероятно эффектной девицей. И вот однажды моя коллега, строгая дама, принимает у этого курса экзамен. Заходит очень скромный, воспитанный молодой человек, отличник, берет билет, садится, готовится отвечать. Потом подходит к столу преподавателя. И вы представьте: начинает раздеваться! Пиджак снимает, рубашку, брюки, ботинки. Взялся за носки. Тут на вопль преподавателя сбежалась куча народу, парнишку вывели, за ним вынесли одежду. Он спокойно оделся, вернулся к экзаменаторше и спрашивает: «Так мне отвечать? Или вы и дальше орать будете?» Особо смешливые в тот день отвечать, конечно, не могли, так их разбирало. Но потом в институте, как тогда водилось, началось настоящее расследование. Время было не столь вольное, как сейчас. Я заведовал кафедрой психиатрии, высказался за клиническое обследование этого студента. Ну, чтоб его не посадили за хулиганство. Эта статья была одной из самых зловещих. И тут ко мне приходит Оболенская и говорит, что поспорила с друзьями о том, есть ли люди, не поддающиеся гипнозу. Все сказали, что есть. И в качестве примера привели этого парня. Ну, она и продемонстрировала, на что способна. «Я, говорит, очень виновата, что никого не предупредила». Как будто ей разрешили бы такой фокус проделать, если бы предупредила. В общем, удалось все замять. Я положил мальчика на два дня в клинику, установил диагноз — сильное переутомление, и Оболенскую в этой связи не упоминал. Но помню, как смотрел в ее совершенно колдовские глаза и думал: от тебя, голубушка, всем надо держаться подальше. Вот такая история.

— А где сейчас эта Оболенская?

— Я встречался как-то с бывшим деканом их факультета. Говорили о выпускниках. О ней вспомнили. Он сказал: она просто исчезла из виду. Ходили слухи еще во время учебы, что она в каких-то секретных разработках участвует. На нее была персональная заявка из очень закрытой клиники. Она отказалась. Вроде бы пошла работать участковым врачом в обычную районную поликлинику. Если работает до сих пор, вашему приятелю несложно это узнать. От нечего делать.

— Это даже мне несложно. — Дина поднялась, но уходить от уютного собеседника расхотелось. — Можно еще праздный вопрос? Почему у нас вся эта муть так востребована — колдовство, магия, предсказания? Мне кажется, это беспрецедентная влюбленность народа в мистификаторов, манипуляторов, кукловодов.

— Певуны, как сказал профессор Преображенский в «Собачьем сердце». Любители хора, парадов, массовых движений, направленных иногда против самих себя. Наши люди настолько безмятежны в этом смысле, что все вместе они представляют собой клиническое чудо. Да, чуть не забыл. Попросите своего сыщика поговорить с мужем подруги Кати. С Дмитрием Гришиным. Ваш Сергей его искал, а он сам ко мне приходил на днях.

Дина вышла из больницы, накупила газет и ужаснулась. Объявлений об оказании магических услуг больше, чем полезного текста. А фамилий у магов или нет, или они явно придуманы. Как, впрочем, и имена.

Сергей Кольцов согласился попить пива со Славой Земцовым, хотя и продолжал злиться на него. После того как подследственная изменила показания и пошла на прямое признание, у Земцова появилась возможность использовать свое психологическое преимущество — уточнять детали. Иванова решилась доверить ему свою судьбу, могла бы и ответить на вопрос, с какого такого потолка взялась в ее показаниях гадалка. На фантазерку она мало похожа. Возможно, эти показания действительно лучше исключить из материалов следствия, но информацию извлечь можно. Сергей кое-что сделал ради этого. Если бы он не взял письменные показания Марины Ивановой, неизвестно, сколько еще времени Слава пытался бы получить внятное признание. Реакцию Галины Петровны на его же вопросы Сергей понимал. Он для нее — человек со стороны, который почему-то роется в ее горе.

Какое-то время приятели молча утоляли жажду и задумчиво жевали креветки. Первым молчание нарушил Слава.

— Не помню, кто из классиков произнес фразу: «Специалист подобен флюсу. Его образованность однобока». Не знаешь?

— Откуда, старик? После церковно-приходской школы? Классики — это твой конек.

— Обижаешься? — широко улыбнулся Слава. — Напрасно. К друзьям нужно относиться открыто, без комплексов. Если друг оказался вдруг… далее по тексту. Я, например, считаю тебя культурным человеком и этого не скрываю. Помню, как ты однажды под Новый год прочитал наизусть два стихотворения Коли Рубцова. Правда, в сильном алкогольном опьянении. Но с выражением.

— Ладно, у меня, честно говоря, времени на треп нет. Ты к чему это насчет флюса? Думаешь, я не понял?

— Уверяю тебя: ничего личного. Имеется в виду только сфера частного бизнеса. Я хотел сказать — сыска. Когда профессора психиатрии подаются на блюде, гадалки бьют рыбьими хвостами в бассейне и все прочее. А с человеком тонко поговорить — этого нет, прости.

Сергей давно понял: болтовню друга надо потерпеть. Наградой будет, возможно, неплохая новость. После четвертой кружки Слава посмотрел на жалкого частного сыщика с нескрываемой нежностью.

— Была гадалка, Сережа. Мы с Галиной Петровной поговорили о ней в спокойной обстановке. Теперь она сама не понимает, повлияла на нее эта самая ведьма или просто все сложилось одно к одному. Фамилию она, разумеется, не знает, зовут ее, как ей сказали, «госпожа Ирина», адреса, телефона нет. Знакомая ее туда привезла. В общем, Галина согласилась показать, где это находится, если вспомнит, конечно. Ориентиры какие- то есть. Но требует, чтоб никаких проблем у этой чревовещательницы из-за нас не было.

— Интересно. И как ты объяснил Ивановой, для чего данная госпожа понадобилась правоохранительным органам?

— Я сказал: моему другу нужно погадать на подругу.

— Ты шутишь?

— Нет. Я считаю, что твою задачу можно сформулировать и так.

— А если…

— А если Баба-яга у нас расколется и признается, что бесконтактным методом убивает людей чужими руками, мы возбудим отдельное уголовное дело. А к следствию по преступлению Ивановой я привязывать ее не буду. Вот тебе последнее мое слово. Ни к чему нормальному это не приведет.

— Когда поедем?

— Только не в ближайшие дни. Сейчас у нас с Ивановой много текущей работы, формальностей, ей еще адвоката бесплатного не назначили. Короче, как только, так сразу.

Поздно вечером Дина открыла дверь на звонок. На пороге стояла Алена. Она была в экстравагантном лиловом кожаном пальто, украшенном рыжими и черно-бурыми хвостами. Топик, спящий в гостиной на диване, приоткрыл один глаз, неодобрительно посмотрел на Алену и опять уснул. Зато Чарли радостно встал на задние лапы, чтобы поцеловаться с поздней гостьей.

— Аленушка, — посоветовала Дина, — ты наклонись пониже. Он в лицо тебя хочет поцеловать, а не в пуговицу, которая наверняка недавно была яйцом Фаберже.

Алена без минуты колебаний подставила псу такое количество дорогой косметики, что он сразу понял, какая гадость этот «Педигри». Дина тоже отметила необычно яркий для Алены макияж.

— Ты на приеме была или на презентации?

— Нет, что ты. Ты же знаешь, у меня на эти глупости нет ни времени, ни интереса. Нам бы со всех своих презентаций выйти живыми. Спать хочу, умираю. Но если бы сейчас домой поехала, вас не повидав, точно на луну бы выла.

— Все прекрасно, только где ты все-таки была, если не секрет? Кстати, Чарли сейчас отгрызает офигительный страз Сваровски с подола твоей юбки. Ты для нас так вырядилась?

— Праздника захотелось. Одинокого, грустного праздника. И я его себе устроила. Слушай, вот еще осталась бутылка старого красного французского вина. Открой ее, пожалуйста. Точно такую же бутылку я выпила однажды ночью после того, как закрыла дверь за любовником, сказав ему, что меня каждую ночь тошнит от него в постели. Так прямо и обрисовала: у меня угрожающий токсикоз от твоего тела, запаха, движений. Я все время боюсь родить лягушонка, который подрастет и спросит: как же тебя угораздило найти мне такого папашу?

— А ты бы ответила своей кровинушке: гордись, лягушонок, твой отец был космонавтом. — Дина отодвинула в сторону бутылку, положила ладонь на локоть Алены. — Мы сейчас, конечно, выпьем и поговорим о всякой ерунде, и пошутим. Только одну задачу давай решим сразу. Закроем все, что в открытом виде болит. Во-первых, тебя не тошнило от того любовника, а совсем наоборот: ты прогнала его потому, что он был тебе слишком нужен. И во-вторых, ты сегодня пообщалась с Игорем и наслушалась всласть про его любовь к Кате. У него это всегда было главной темой. А теперь тебе надо чем-то полечить свою расцарапанную душу. Как же тебя угораздило? Не так чтобы очень красивый или слишком умный, Катьку он действительно обожает до невозможности. И вообще это скучный домашний однолюб, зануда, совершенно тебе не подходящий. Ты же яркая, сильная, неординарная… — Дина замолчала, потому что Алена приложила палец к ее губам.

— Не надо, Диночка, я знаю все, что ты скажешь. Кстати, тот, кого я выгнала, тоже был занудой. И однолюбом. Представляешь, как смешно! Он тоже любил свою жену. И у них имелся ребенок. А я своего малыша в прямом смысле выплакала. Четырехмесячный выкидыш с ручками, ножками, пальчиками захлебнулся в моих ядовитых слезах и выплыл уже мертвым. Вот с тех пор я такая эффектная, сильная, экстравагантная. Мужики у меня — да что я тебе буду рассказывать, сама знаешь — не мужики, а мэны, мачо, хрен их срачо…

— Алена!

— Извини, подруга, сорвалось. И голубая кровь, бывает, сбой дает. Кстати, о крови. Профессор Тарков, умнейший, между прочим, человек, рассказал мне научный детектив о похождениях дефектного гена. Он долго-долго прячется у совершенно нормального человека. Потом этот нормальный встречает не менее нормального, и у них все замечательно, здоровые дети, которые в свою очередь находят здоровых людей. Вроде бы хорошая, благополучная жизнь могла бы продолжаться вечно… Но тут вдруг у кого-то появляются младенцы с поросячьими хвостиками, как это было у Маркеса. И оказывается, что жизни как таковой не было. Было просто сто лет одиночества. Как тебе такая философская трагедия?

— Как надо. Только мне все более ясно, что ты не ждала момента, чтобы распить со мной бутылку этого чудесного вина. Ты самым свинским образом где-то налакалась водки. И теперь мы поступим так: ты примешь ванну, выпьешь горячего молока с медом и парой легких таблеток снотворного и поспишь. Начинай. А мы с Чарли еще выйдем погулять минут на пятнадцать. Топика будить не станем. Согласна?

— Ради бога! Для тебя — абсолютно все. Ты даже можешь меня попросить прыгнуть на люстру и раскачивать ее, чтоб на вас дул легкий ветерок. Я обучаема как шимпанзе…

Ванна, молоко, снотворное не понадобились. Алена уже храпела на диване, когда Дина с Чарли вернулись. Топик сидел на ковре и удивленно к ней принюхивался. Дина открыла бутылку красного вина и выпила целый бокал. Почему все так сложно? Дефектные гены, поросячьи хвостики и роковая склонность влюбляться в тех, кто Уже кому-то принадлежит. Спи подольше, бедная сестрица Аленушка. Без козленочков наша жизнь, видимо, невозможна.