Глава 33
Этот тяжелый камень в груди она почувствовала давно, еще в детстве. Сначала была таким же ребенком, как все, – играла, смеялась без особых причин, просто потому, что изнутри поднималось веселье, как пузырьки газировки. Однажды, когда ей было года четыре, мать уложила ее спать за ситцевой ширмой, а сама села с гостями за стол в их тесной комнате. Девочка проснулась от странного звука. Как будто кто-то сильно храпит. Позвала маму, но та не пришла. Подошла на цыпочках к ширме, посмотрела в щель и увидела, как здоровый мужик избивает ее мать. Та лежит на полу, вся в крови, а мужик все поднимает и опускает свой страшный кулак. Девочка вскрикнула, мужик повернулся, увидел ее и, схватив мать за платье на груди, заорал: «Отдавай деньги, сука, а то сучонка твоего размажу». Мать что-то прохрипела и поползла на четвереньках в угол. Подняла там половицу, достала бумажку и протянула дядьке. Тот вытер с бумажки кровь о штаны, плюнул на мать и вышел из комнаты, пнув ногой дверь. Девочка с плачем бросилась к маме, просила ее встать, давала воду в кружке, потом намочила тряпку и стала вытирать ее лицо. Мать только стонала. Так они и уснули на полу, залитом кровью. Ночью девочка просыпалась и всякий раз слышала, как мама тихо скулит, будто побитая собака. На рассвете она встала, цепляясь за стулья, и сказала: «Ничего, дочка, отлежусь. Я тебе ботинки хотела купить. Ублюдки! Твари! Чтоб они все сдохли». Девочка не стала ее ни о чем спрашивать. Она поняла: речь идет о мужчинах.
После этого случая пропал ее сладкий детский сон.
Она прятала голову под подушку, чтоб не вспоминать, но все равно ясно видела пол, залитый кровью, мамин рот с черной коркой на губах, из которого вырывается хрип, и слышала угрозу: «Сучонка твоего размажу!»
* * *
Слава Земцов поехал на работу к Олегу Федорову – поговорить о Сандре. Но Олег с ночного дежурства уже ушел, а дома не появился. Соседи по адресу на улице «Правды» показали, где живет молодая блондинка, которая появляется пару раз в неделю. Оказалось, что квартиру сдают, хозяева поселились за городом. Их нашли, но они ничего, кроме имени, о своей квартирантке сказать не смогли. Сдавали жилплощадь напрямую, без агентства, договор не заключали. Им понравились условия: Сандра заплатила им за год вперед и в два раза больше, чем они просили.
– Вас не удивило, что молодая девушка платит вам двенадцать тысяч долларов наличными без всяких документов?
– Так платит же, а не отбирает, – пожал плечами хозяин. – Где сейчас люди деньги берут? Где могут, там и берут. А мы хотели сдать без формальностей и небедному человеку. А то нашим знакомым привели бедного студента из агентства, тот дал двести долларов аванса и в тот же день с дружками вывез мебель, технику, ковры. Мы считаем, нам повезло с жиличкой. Она одна, без детей, квартиру в порядке содержит, домработница к ней приходит раз в неделю.
– Не знаете, как найти домработницу?
– Нет. Откуда? А в чем дело? Почему вы Сандру ищете?
– Да так. Следствие у нас по одному делу. К ней есть вопросы как к потенциальному свидетелю. Если она к вам заедет, позвоните мне, пожалуйста, – попросил Слава без особой надежды.
* * *
Станислав и Яна даже не успели поблагодарить Александра Сергеевича. После многочасовой операции он вышел к ним и сухо сказал:
– Все прошло нормально. Почка должна прижиться. Сейчас многое решает уход. Наймите квалифицированную сиделку, а еще лучше – двух. Не оставляйте его без внимания ни на секунду… Если меня не будет какое-то время, вашего сына поведет Екатерина Ивановна. Очень хороший врач, ассистировала мне во время операции. Извините, я очень устал.
– Александр Сергеевич, позвольте мне все-таки… – Стас впервые за многие годы робел и не мог найти слов.
– Я сказал – со мной никаких расчетов, никаких благодарностей. Я на зарплате. А с клиникой вы расплачиваетесь по контракту.
– Но мы же совсем не об этом, – вмешалась Яна и расплакалась. – Мы не знаем, как себя вести, что вам сказать. Вы же для нас сейчас самый родной человек, как вы этого не понимаете.
Станислав посмотрел на Яну удивленно и благодарно, а Александр Сергеевич помедлил.
– Я понимаю. Но мне очень тяжело. Мы друг другу теперь действительно не чужие люди. Мой сын умер, ваш мальчик будет жить и за него. Мы потом поговорим. Еще раз простите, мне нужно уйти. Жена ждет.
К Петеньке родителей не пустили. Они позвонили Инне Дмитриевне узнать, наняла ли та сиделок, и долго еще разговаривали с дежурной медсестрой о том, как все-таки отблагодарить Александра Сергеевича.
– Знаете, – сказала та, – его не все у нас любят. Он очень строгий, неразговорчивый. Ну, такое горе у человека – рак мозга у сына. Но я, когда услышала, что его мальчик умер, сразу подумала, что он может так поступить. – Она оглянулась вокруг и зашептала: – Я расскажу вам, как было, вы только больше никому… После трепанации черепа его ребенка сюда привезли уже в коме. Он отменил все операции и сидел с ним несколько суток. Черный был. Потом вышел и говорит: позвоните жене, пусть приедет. Я сразу поняла, что мальчик умер. Он встретил жену в коридоре, ничего не сказал, только обнял. Потом они вошли в палату. Она сразу страшно так закричала. Я схватила ампулы с сердечными, успокоительными, побежала к ним. Он все взял и говорит: я сам. Сыночек их уже мертвый был. Я сразу увидела. Они с ним сидели в палате, никто их не тревожил. Потом Александр Сергеевич вышел и пошел к главврачу. Теперь ясно, что он разрешил документы оформить и забор почки делать. Это у нас так изъятие органа называется.
– А какие документы они оформляли?
– Констатация биологической смерти и разрешение для трансплантации. Понимаете, смерть наступает, когда умирают мозг и сердце. А почки и печень, например, еще какое-то время живы.
– Какое время? – нервно спросил Стас.
– Ну, я точно не скажу, но Александр Сергеевич – очень опытный трансплантолог. Он часто отменял операцию, если выяснялось, что донор… в общем, давно умер. Орган может не прижиться. Так что, если он сказал, что все нормально, можете надеяться… А насчет благодарности я вам так посоветую. Купите его жене что-нибудь красивое. Она у него симпатичная, но одевается как старуха. Ну, понятно, ей тоже ни до чего…
Стас и Яна просидели в клинике до утра, узнали, что состояние сына стабильное, и поехали выбирать подарок жене хирурга.
Стас сразу решил поехать в «Черный бриллиант». Они недолго выбирали и не советовались друг с другом. Оба одновременно увидели крупное сердце из черного сверкающего камня на короткой – под шею – нитке из среднего размера бриллиантов. Стас все-таки купил еще дорогие мужские часы из белого золота со строгими вкраплениями черных и белых бриллиантов.
Когда он нажал кнопку звонка, им открыли очень быстро. Худая бледная женщина с воспаленными глазами смотрела на них с недоумением. Она явно хотела увидеть кого-то другого. Стас представился, но она, казалось, его не слышит.
– Мужа нет. Я не знаю, когда он будет.
Потом она поняла, кто они такие. Схватилась за сердце, из глаз хлынули слезы.
– Я еще не могу ни с кем разговаривать. Но я очень желаю здоровья вашему сыну. Жизни ему желаю.
Стас и Яна уходили в таком волнении, что про подарок совсем забыли.
– Слушай, а где коробочка? – спросил Стас уже в машине.
– Я как раз вспоминаю. Да, я ее оставила на столике для телефона в прихожей.
– Ладно. Неважно. Если все будет хорошо, я им дверь бриллиантами выложу.
– Ты все-таки думай, прежде чем что-то совершить.
* * *
– Может, пошлем к тебе домой за бумагами? – спросила Раиса. – Архивы у тебя какие-то есть?
– Мои архивы здесь, – постучал Панин себя по лбу. – Но ты подумай, Раечка, сколько времени прошло. Таких, как ты, у меня много было. Если б тогда знать, что ты станешь особенной. Человек я старый, многое уже забылось.
– Слушай, Андрей Ильич! Ты со мной поаккуратнее. Не надо косить под маразматика. «Забылось». Да не может такого быть. При твоих делах забывчивость смерти подобна. Все нужно держать в сволочной голове, чтобы людьми вертеть. И сейчас у тебя на уме одно: что с этого можно поиметь. Я тебе скажу. За точную информацию я расплачусь, можешь цену назвать. За вранье и подлость тоже свое получишь. Надоело с тобой возиться. Я, по сути, убийцу у себя в салоне прячу. Мне одно нужно знать: жив он или ты сразу на органы моего сына разобрал? Если жив, куда отдал его на усыновление – в стране или за границу? Понял? Ты должен сказать не то, что мне понравится, а правду.
– Ты не горячись, Раечка. Дело серьезное. Я подумаю часок и скажу тебе точно. Пятнадцать тысяч меня вполне устроит.
– Какой ты… Ладно. Через час я тебя жду.
Когда он вернулся, деньги лежали на столе.
– Вспомнил я, Раечка. Конечно, отдал на усыновление. И, конечно, за границу. Как сейчас помню. Ребенок был исключительный. Здоровый, красивый. На него заказ пришел из Франции. Только фамилий-адресов нам, Рая, не оставляют. Ты же знаешь. Такое правило.
– Ладно. Забирай деньги и вали отсюда.
Он вышел, а она еще долго сидела, сжав зубы. Поигралась в мамашку из аргентинского сериала, и хватит. Пора со всеми разобраться. А может, только с собой. Гера не должен узнать, что от состояния, которое она хочет ему завещать, несет дерьмом и кровью. А что не найти ей родного сына – это даже к лучшему. Гера – ее мечта о сыне. Ей нравится в нем, кроме прочего, еще и то, что родила его чистая, интеллигентная женщина, воспитал мудрый, благородный человек. Гены, мать их так. Дома Раисе строят лучшие архитекторы, драгоценности она покупает у лучших ювелиров. Так неужели ей на старости лет нельзя родного человека, наследника выбрать по вкусу?
Раиса позвонила секретарше и велела пригласить на следующий день адвокатов, нотариуса, банкира, ведущего ее финансовые дела.
* * *
Дина была во дворе с собакой, когда к ней подошла Вера.
– Дина, ты не знаешь, почему Олега ищут?
– Знаю, Верочка. Им Сандра нужна. В общем, в одном деле мелькнула похожая девушка. Мы выяснили, где она живет, но ее там сейчас нет. Квартира съемная.
– Ты не можешь мне сказать правду?
– Пойми, правды пока нет. Есть самые разные предположения, версии. Я хочу, чтоб они ее нашли. Она ведь у вас дома была. А вдруг она что-то знает, скажет, ниточка появится. А где Олег?
– Я понятия не имею. С работы ушел, домой не явился. Но, знаешь, он ведь в последнее время меня не предупреждает. Ты думаешь, Олег с ней?
– Да нет у меня никаких предположений. Может, пьет где-то. А к родителям твоим он не мог поехать?
– Нет его там. Я звонила.
Из-за угла дома появилась навьюченная Нина и подошла к подругам.
– Девочки, можно с вами постою? Это называется, двух взрослых дочерей вырастила. Одна сидит в больнице у чужого мужа. Другая наряды перед зеркалом меняет. Вот и вся их помощь матери.
– Нина, Наташа действительно страдает, – заметила Дина. – Представляешь, парень на глазах у нее горел? К тому же он подвиг совершил. Сейчас находят родителей спасенных им детей. Они ему рвутся руки целовать, а он лежит – ничего не видит, не слышит.
– Да я что, надеюсь, он выживет. Только пусть дальше живет и подвиги совершает без моих дочек. Ой, смотрите, Нелька идет. А я не знала, что ее выпустили.
– Да ее сразу отпустили. Под подписку. Суд, конечно, будет. От мужа многое зависит. Какое он заявление написал, – сказала Вера и позвала: – Неля, здравствуй. Иди к нам, расскажи, как у вас дела.
Неля подошла и скорбно потупила накрашенные глаза:
– Какие дела, Вера. Я хочу уйти.
– Куда это ты уйти собралась? – удивилась Нина.
– Из жизни, конечно. Этот убийца скоро выпишется, сами понимаете, что будет вытворять.
– Да брось, – сказала Нина. – Он понимает, что за вами теперь милиция присматривает. Дело ведь завели. Хотя я лично не представляю, как вы в одной квартире жить собираетесь. Как ты могла, не понимаю? Ножом! С ума, что ли, сходишь?
Неля медленно подняла ресницы и уставилась на Нину пронзительным взглядом.
– Ах, ты не понимаешь, бедняжка! Ты не понимаешь! Ты не соображаешь, до чего можно довести человека постоянными издевательствами! – Неля вопила на весь двор. – Ты – моя подруга. И я тебе скажу правду. Я умный человек, и ты должна быть счастлива, что я с тобой общаюсь. Но ты тупая сволочь. Как все.
Неля сделала несколько шагов к дому, потом величественно повернулась и выразительно произнесла:
– Пошли вы все к черту!
Женщины переглянулись. Помолчали.
– Что за люди живут в этом доме, – заметила Нина. – Про Нельку и говорить нечего. Но вот Вальку возьмем. Которая с тобой, Вера, на одной площадке живет. У нее еще дочка такая длинная, Надька. Так вот эта Валька всю дорогу мне жалуется на свою ужасную нужду. А Надька вчера к нам домой пришла в шикарной норковой шубе. Говорит, родственница подарила. Так я и поверила. Ничего себе подарки. Да у них сроду родственников не было.
– А сколько лет этой Надьке? – спросила Дина.
– Четырнадцать. Представляешь? Четырнадцать исполнилось как раз в тот день, когда Марину Федорову убили. Ой, Верочка, извини.
– Да брось ты извиняться. – Вера устало махнула рукой и пошла к дому.
Дина взяла сумку Нины за вторую ручку, и они вдвоем потащили ее. Топик побежал рядом. Дина простилась с соседкой, поднялась к себе и сразу услышала телефонный звонок.
– Это Сергей. Привет. Я из Александрова. Дина, дочка Олега Федорова работает в доме ребенка в Москве. Зовут ее Ира. Фамилия матери – Козлова. Мне кажется, у Валентины Петровны такая есть, не помнишь?
– Конечно, есть. А она с Олегом знакома, виделась с ними?
– Нет, никогда. Может, она и не знает ничего о нем. Вернее всего, что не знает. Но мать не нашла здесь ее свидетельства о рождении. Возможно, она в Москву взяла его зачем-то. Ты не проверишь? Просто спроси у нее.
– Я попробую. А что еще ты узнал?
– Тут сложная история с матерью, бывшей любовницей Олега. В день убийства Марины она была в Москве. Говорит, у дочери останавливалась. Та живет у подруги на Щелковском шоссе. Но Верка как-то не очень уверена в том, что дочь это подтвердит. И самое главное. Вернувшись в Александров, она пыталась повеситься. Сейчас находится в больнице.
– Ох! У меня даже мурашки по спине поползли.