19

Дом выглядит серым и нежилым. Ольга с сомнением рассматривает кирпичный фасад с двумя кирпичными колоннами, которые поддерживают крышу открытой веранды. Может, когда-то это был хороший дом, но сейчас он просто развалина. Причем очень большая развалина.

– Стены крепкие, фундамент отличный, а самое главное – посмотрите, какой участок! А через двести метров, прямо за углом – бульвар, магазины и прочая нужная инфраструктура. – Риелтор, коренастый мужик лет сорока с быстрыми карими глазами, открывает дверь. – Конечно, нужен ремонт, но задний двор участка выходит прямо к реке, там луг, пляж, и все это в черте города! А внутри, безусловно, придется поработать и денег вложить.

Уж конечно. Это совсем не тот дом, на который я изначально нацелилась. Страшная развалюха, а не «особняк в колониальном стиле», как написано на сайте агентства, и выглядит он по-другому, не так, как на фотографии. Хотя цена меня устраивает, и место уж больно хорошее, покупать я его не буду, потому что это именно развалина, и денег на такой ремонт у меня нет и не предвидится. Тут надо сразу большую сумму выложить, а я хотела купить дом в жилом состоянии, чтобы постепенно делать там такой ремонт, какой мне понравится. И на сколько затянутся работы по восстановлению? А мы хотим бабулю уже через пару недель перевезти, а то и раньше.

– Мы его берем. – Ольга отодвинула меня в сторону и прошлась по комнатам, как генерал, делающий смотр войскам. – Документы в порядке?

– Да, все есть.

– Мы готовы купить его в течение двух часов. Успеете – комиссионные ваши, нет – найдем что-то другое. Ну как?

– Но… – Риелтор, видимо, впал в ступор от такого напора. – Да, успею. Через два часа жду вас у нотариуса…

– Нет. – Ольга улыбнулась, как акула ныряльщику. – Это я жду вас у нотариуса. Вместе с документами, с хозяином помещения вот по этому адресу.

– Но…

– Время пошло.

Я вообще отказываюсь понимать происходящее. Я только посоветоваться хотела, и вдруг такой поворот! А ведь мне еще где-то деньги надо найти, у меня и в помине нет такой суммы, я ипотеку хотела оформить. За два часа я этого никак не сделаю.

Риелтор поспешно вышел, оставив Ольге связку ключей, она уже набирает какой-то номер – а я просто плыву по течению. Она ходит по комнатам и диктует в трубку размеры, сыплет названиями… блин, во что я вляпалась?

– Все, Лина, давай еще раз осмотрим дом и поедем на сделку.

– Оля…

Она вопросительно смотрит на меня.

– Оля, я не… в общем, это не…

– Хватит заикаться. – Она презрительно фыркнула. – Я знаю, что у тебя нет денег. И вижу, что дом в нежилом состоянии. Но район – песня, огромный участок, задняя калитка выходит на реку, восемь комнат и веранда. За такие деньги ты ни за что не купишь ничего в этом районе, а через год один участок будет стоить баснословных денег, потому что внизу, около отеля «Шератон», откроют большой торговый комплекс и еще ряд объектов, я сама просчитывала их рентабельность. И, как аналитик, говорю: если сегодня тебе удастся купить этот дом, считай, ты вскочила в последний вагон уходящего поезда, и этот поезд – последний на уже отмененном маршруте. Денег я тебе дам в долг, и, судя по тому, как движется твой проект с йогуртами, ты мне их вернешь уже через полгода.

– Я ипотеку решила оформить…

– Тебе так хочется заплатить банку проценты? Не смеши.

Мы снова обходим участок – огромный, заросший кустарником. За домом ряд построек, это сараи, гараж и еще какое-то строение.

– Там погреб. – Ольга подобрала ключ и открыла дверь. – Смотри, хороший подвал. Как раз кадки с огурцами ставить и картошку запасать.

И непонятно, всерьез она это говорит или нет.

– Ремонт начнут сегодня. Собственно, люди уже едут. – Ольга засмеялась, глядя на меня. – Лина, сделай умное лицо, пожалуйста.

Все это как-то быстро и немного слишком для меня. С чего бы ей одалживать мне денег?

В тот вечер, когда нам сообщили о смерти Светки, я позвонила Ольге. Я просто не знала, кому еще могу позвонить, потому что при разных затруднениях я обычно звонила Петьке, но он сидит рядом, трескает шашлык и в ус не дует. Смерть некогда дражайшей половины его нисколько не опечалила, из чего я могу сделать вывод, что супруга достала моего ласкового и отзывчивого братца до печенок, причем – уже давно. Я его, конечно, понимаю, но нельзя же так просто сидеть и есть шашлык, когда произошло такое… правда, он ведь не знает, что происходило до Светкиной смерти.

Мне нужен был совет, и я позвонила Ольге, надеясь, что она не спит и не рассердится на меня за то, что я гружу ее своими проблемами, учитывая тот факт, что она по моей вине вынуждена заниматься утилизацией трупов.

– Я поняла. – Ольга совершенно спокойна. – А съездили как?

– Очень удачно. Оль, я уговорила бабулю перебраться к нам. Но есть небольшая загвоздка: жить в квартире она не сможет, к тому же у нее тут хозяйство в виде кур, козы, кошки и щенка, и бросать она их не согласится. Я смотрела в Интернете дом, но он далековато от школы…

– Не парься, у меня есть на примете отличный дом, вернешься – сразу поедем смотреть. А там уже решим, как быть. Отдыхай, Лина.

И вот я стою посреди участка, на котором расположен серый дом – старый, кирпич потемнел, черепица кое-где разбита, окон практически нет, а внутри, похоже, некоторые комнаты выгорели. Как это можно починить, я понятия не имею, ремонт займет годы, а нам нужно перевезти бабулю через полторы-две недели, пока снега нет. И ладно бы только ее! Нужно перевезти пианино, кое-какую мебель, к которой привыкла бабуля, а также козу и сено, и консерванты, и остальную живность, тем более котята уже родятся! И обязательно надо успеть до снега, потому что, если выпадет снег, дороги до деревни просто не будет – эти несчастные три с половиной километра от трассы можно будет преодолеть только на танке, а пользы нам от танка, когда нужен фургон?

– Лина, все успеем, просто поверь мне. Идем, нас нотариус ждет.

Я поплелась вслед за ней к воротам, с тоской глядя на серую тушу дома. Это развалины, что тут можно сделать?

– Дом продает человек, который уезжает за границу. – Ольга оглядывается на меня. – И у него нет времени ждать других покупателей – именно сегодня он улетает навсегда.

– А почему он не продал особняк раньше? Ведь знал, что уедет.

– Знал, но вначале он требовал несусветную сумму, потом сильно просел рынок, а сумму он уменьшать не желал. Но тогда здесь продавались и другие дома, так что в итоге парня сгубила жадность, он остался со своей развалиной и с репутацией неадеквата. А теперь у него не осталось времени, и ему нужно продать имущество очень срочно. Вот тут мы его и поймали.

– Откуда ты все это знаешь?

– Я сама хотела купить этот дом когда-то, но не получилось. В то время он не стоил тех денег, которые запросил хозяин, а сейчас стоит – но никто об этом не знает, а я в курсе, что через год стоимость участка поднимется раз в пять. Я уже построила себе дом в Озерном и не жалею, но этот участок тоже из виду не упускала. И, как видишь, не зря. На этого продавца все уже рукой махнули, и вдруг он согласился сбросить цену, потому что у него все срослось с визой, ему надо срочно уезжать. Лина, такое везение раз в жизни бывает, ты хоть понимаешь это? А потому я нашла в своей телефонной книжке номер риелтора, с которым когда-то смотрела этот особняк, и вот мы здесь.

– Но деньги, Оля! И дом, и ремонт…

– Лина, мы не дороже денег. Ну вот скажи, как вы собирались жить вчетвером в двухкомнатной квартире? Даже без козы и кур, например?

Да, коза – это решающий фактор. Бросить ее невозможно, да и зачем? А Тонька будет пить молоко, и бабуле не так тяжело будет расставаться с привычным укладом. Я не хочу больше оставлять ее на зиму в деревне, ведь если дорогу заметет, то никакие врачи туда не доберутся, а мало ли что. Но что я буду делать с этой развалиной? Я хотела купить дом в более-менее жилом состоянии, а это…

В ворота въехал грузовик, вслед за ним фургон с прицепом. Из грузовика выскочило два десятка людей, в рабочих комбинезонах. Один подошел и поздоровался с Ольгой.

– Степаныч, вот дом.

– Вижу. – Степаныч засунул руки в карманы. – Сделаем. Мы работаем круглосуточно, так что все будет в лучшем виде.

– Едем, Лина, пора. Место отличное – практически центр города, недалеко от вашей квартиры, и девочка будет бегать в школу пешком – она прямо за углом, даже дорогу переходить не надо. Ну и выход к реке – там луг, козу можно выгуливать… или что еще там делают с козами, я их только на картинке видела.

Я чувствую себя сардиной в масле. Будто и цела, но плыть не могу, и понимаю, что выхода из банки нет.

– Лина. – Ольга повернулась и посмотрела мне в глаза. – Все будет хорошо, вот увидишь.

Я киваю, но меня поедом едят смутные и не очень сомнения. Откуда я возьму столько денег, чтобы расплатиться с Ольгой, со строительной фирмой, и вообще я не привыкла с ходу принимать решения, мне нужно сначала все взвесить. И рассчитывать я привыкла на реальные средства, а тут какая-то абсолютно космическая сумма, порядок цифр пугающе округлился нулями.

Но взвешивать мне тоже некогда – мы уже подъехали к нотариальной конторе.

– Нотариус Гармашов? А я знаю эту контору, я здесь завещание оформляла.

– Да? – Ольга подняла брови. – Надо же, какое совпадение. Ну, тем лучше. Все-таки знакомый нотариус.

Гармашов, молодой подтянутый мужик, уже готовит документы, а на диване сидят риелтор и толстенький седой человек в круглых очках – я так понимаю, владелец дома. Мне очень хочется извиниться перед ним и все отменить, но документы уже готовы, Ольга вынимает из сумочки пачки денег, продавец их пересчитывает. А я чувствую себя дура дурой.

– Это ваш представитель? – Нотариус смотрит на Ольгу с подозрением.

– Ну… да. – Я не могу сказать ему правду, чтоб не выглядеть совсем жалко. – Я боялась идти по улице с такой суммой денег и такси нанимать боялась.

– Разумно. – Гармашов передает мне папку с документами. – Ангелина Юрьевна, очень приятно, что вы снова пришли ко мне.

– Мне понравилось, как вы работаете.

Мы с Ольгой выходим от нотариуса, и я оглядываюсь на его контору – освещенные окна, жалюзи, красивая дверь с надписью: «А. В. Гармашов, частный нотариус». Отлично устроился мужик, надо отдать ему должное, работает он четко и без лишней тягомотины. Его помощница вполне приветливая девица, карамельками меня угощала, у них полный ящик этого добра – для клиентов.

– Ты на осмотр дома деньги привезла?

– Я знала, что мы его купим. – Ольга завела машину и отъехала от тротуара. – Это приобретение, которое ты еще не раз оценишь. Я просто гораздо быстрее думаю и просчитываю варианты. И если я говорю, что надо брать, – не сомневайся.

– Ладно. – Можно подумать, у меня есть выбор. – Как там Мирон?

– Уже гораздо лучше, Валентин даже позволил ему вставать. Но, конечно, заживление идет медленно. Нож превратил его кишечник в лохмотья. – Ольга вздохнула. – Так что, может, ты и права, что ночуешь в его доме. Он вернется, а там порядок.

– Я ему на участке цветы посажу, весной зацветут. У бабули луковиц взяла.

– Мне тоже дай этих луковиц.

– Ладно.

Ольга думает о чем-то своем, а у меня звонит телефон – это Матвей. Мне очень неудобно разговаривать с ним при Ольге. Хоть она и говорила, что не станет препятствовать нашему с ним общению, никогда не знаешь, что она думает на самом деле. Может, ей все это неприятно.

– Лина, как ты смотришь на то, что я прилечу к тебе в гости?

Матвей, похоже, прилетит, даже если я скажу, что не одобряю его план. А я против, потому что в моей жизни разброд и шатания, и скорее всего, еще есть кто-то, кто попытается добыть мой скальп. Он ведь никуда не делся, этот человек, тем более что убили Светку. В том, что ее убили, я не сомневаюсь, что бы ни говорила полиция. С чего бы ей вот так взять и умереть, какая остановка сердца, она была здорова, как стадо лошадей. Нет, не верю я в такие совпадения, вот как хотите. Но зачем ее убили, я представить не в состоянии.

– Лина!

Это Матвей взывает ко мне в трубке, а Ольга откровенно потешается над моим смущением. Почему это семейство постоянно ставит меня в идиотское положение? Это что, фишка у них такая – вгони Лину в краску, или все-таки случайность?

– Лина, я завтра прилетаю, у меня билеты есть. Скажи матери… ладно, я сам ей позвоню.

– Матвей, я…

Ольга берет у меня из рук трубу.

– Давай, говори, пока я здесь.

Все, ничего не хочу слышать. Я попала в какой-то сумасшедший дом, причем в качестве пациента или врача, я еще не поняла. Но он прилетит… А я с синяками на шее, которые, честно говоря, уже не синие, а желто-зеленые. А если я ему не понравлюсь? Ведь я старше его на целых три года! Раньше меня эта мысль не беспокоила, а сейчас тревожит, потому что у меня под глазами небось морщины, надо рассмотреть… ну, точно, морщины! И волосы надо привести в порядок, и руки, и купить какой-то наряд и другое пальто, и шапку тоже, я в панике, потому что…

– Лина.

Я в отчаянии отрываю взгляд от зеркала. Мы стоим на светофоре, Ольга смотрит на меня с откровенной иронией. А ведь могла бы сказать, что у меня морщины, блин! Приедет Матвей, а я ночью пирожные трескала.

– Перестань дергаться.

– Тебе легко говорить, а у меня морщины под глазами, смотри!

– Хватит пороть чушь. – Ольга пристроилась в хвост большому внедорожнику. – Завтра с утра сходишь в салон и будешь как новая, а пальто, конечно, надо купить другое, давно хотела тебе сказать, что этот твой салоп с псевдоафриканским рисунком – жуткий отстой.

Мое пальто не отстой. Оно удобное, теплое, его можно стирать, и мне это нравится. К тому же я не знаю, какое пальто мне годится, для меня все модные тенденции заключаются в удобстве приобретения и в доступности цены, я все покупаю через Интернет. А если Матвей прилетит завтра, то через Интернет я уже ничего не успею купить.

– Вылезай.

Машина припарковалась на стоянке перед торговым центром.

– Идем. – Ольга щелкнула сигнализацией и посмотрела на меня. – Эстетическое чувство моего сына будет травмировано навсегда, если он увидит этот жуткий лапсердак.

Лапсердак? Надо же, слово какое придумала… Пальто как пальто, по погоде и чистое, что еще надо?

– Дитя Интернета… – Ольга вздохнула. – Ну, ладно, сейчас что-нибудь решим.

Пока была жива бабушка Маша, она заставляла меня ходить по магазинам – мы что-то примеряли, бабушка требовала, чтобы я надела то и это, и в итоге мы что-нибудь покупали, хотя большой разницы между вещами, которые мне приходилось мерить, я не видела. Шмотки и шмотки, просто разного цвета. Вот если бы можно было носить такое платье, как у эльфа, это было бы интересно, а так – скука смертная и никакого простора для фантазии.

А потом бабушки не стало, и я погрузилась в депрессию. Конечно же, ни по каким магазинам я больше не ходила, просто покупала через Интернет вещи, которые казались мне приемлемыми, и все. Не понимаю я этого камлания на модные журналы и разные там тенденции.

– У меня мальчишки точно такие же. – Ольга тянет меня за руку мимо отделов с самым разным товаром. – Но то мальчишки, а ты девочка!

– Гендерный шовинизм.

Я ненавижу это «ты девочка», просто с детства ненавижу, потому что, если ты девочка – нельзя залезать на крышу сарая и драться нельзя, и много чего другого. А если случайно пятно посадишь, снова это – «ты же девочка», аналогичное пятно, посаженное мальчиком, отчего-то не столь трагично. В общем, я эту фразу терпеть не могу.

– Идем, чего умничаешь.

Я не знаю, как себя вести, когда она принимается мной командовать. И не потому, что она мать Матвея, а просто Оля же это не со зла, она совершенно очевидно обо мне заботится – как считает нужным, что вообще повергает меня в ступор. И я решила, что, пока не найду оптимальную тональность в нашем с Ольгой общении, просто буду плыть по течению. Она мне все равно выбора не оставляет, а ее сегодняшняя выходка с покупкой дома мной до конца не осознана. Я боюсь, что когда останусь одна и наконец осознаю произошедшее, то завтра попаду не в салон красоты, а в клинику с нервным срывом.

– Вот магазин, который я очень люблю.

Ольга практически втолкнула меня в одну из многочисленных лавок, и я обалдела от обилия самой разной верхней одежды. Я буду здесь бродить три года, но ни за что не подберу нужную вещь. Мне необходима внятная картинка, а не гектары разноцветных тряпок.

– Вот это примерь. Да сними ты этот ужас, я его сожгу, честное слово! – Ольга подает мне какое-то пальто, я надеваю его. – Ну как?

Да никак. Обычное пальто до колена, вишневого цвета, с карманами.

– Нормально.

Ольга мученически закатывает глаза.

– Все с тобой ясно. Стой смирно и не дергайся, это не продлится долго.

Я примерила еще одно пальто, и еще, и уже не знаю, сколько их было, но никак не меньше десятка.

– Подлецу все к лицу. – Ольга вздохнула. – Берем вот это вишневое с вышивкой, и серое с меховой оторочкой, оно чуть покороче, в машине ездить удобно. Теперь шапка нужна и перчатки. И сумку эту выбросим сегодня же, нищенская сума, мешок какой-то, а не сумка.

Я только изредка шевелю плавниками, чтобы показать, что я пока в этом измерении. Я целый день занималась рекламной кампанией, потом покупала дом, потом обнаружила у себя морщины, а теперь еще и это. Сумка мне нравится, в нее помещается ежедневник, зонт, помада, ключи, планшет и пара килограммов яблок. Хорошая сумка, очень вместительная и практичная. И стирается хорошо. Я на нее нашила божью коровку, забавно очень.

– Все, идем.

Ольга перестала меня терзать, и я иду за ней, обвешанная покупками, как верблюд. Теперь надо носить это, что ли? У меня были кофточки, которые покупал Мирон, они к этому подойдут.

– Куда поедешь ночевать, к Мирону или к себе?

– К Мирону.

Если есть человек, желающий моей смерти, то мне лучше быть подальше от Петьки и Тоньки.

– Брата твоего приняли на работу в наш айти-отдел, завтра выходит. – Ольга тормозит. – Иди, открывай ворота.

– Ты что, со мной останешься?

– Посижу с тобой, потом поеду домой. – Ольга ухмыльнулась. – Ты же сейчас будешь себя накручивать насчет покупки дома и насчет денег перегреваться и в итоге изведешь себя, а завтра станешь похожа на зомби из фильма ужасов. Нет, мы с тобой посидим, поужинаем, я тебе еще раз все разложу по полочкам, а когда уйду, ты сведешь все в кучу и поймешь, что я права.

Мы разгружаем машину и несем покупки в дом.

– Сегодня я готовлю ужин. – Ольга направилась к холодильнику. – А ты отдыхай.

– Я тогда тюльпаны пойду посажу.

– Лина, темно уже!

– Ну и что? Включу наружное освещение, луковицам все равно, день или ночь. Днем я занята, а сейчас у меня есть время. Их надо как раз в конце октября высаживать.

– Ну красиво жить не запретишь. Иди, высаживай, только мне оставь немножко, я в Озерном посажу, давно собиралась, да все купить забываю.

– Я тебе и нарциссы оставлю.

Бабуля выдала мне целую трехлитровую банку разных луковичек, и я высаживаю их около крыльца и под забором, и вдоль дорожки. То-то удивится Мирон, когда они в конце апреля начнут цвести! Надо бы оставить немного и посадить около того дома. Ну, который я купила. Или на даче высадить?

– А где твоя дача? – Ольга достает из пакета продукты. – Ты не говорила, что у тебя дача есть.

– У нас с Петькой пополам. В Привольном, это в пяти километрах от Александровска.

– Это в Научном городке, что ли? – Ольга присвистнула. – Там участки огромные, причем на берегу реки.

Мне ли не знать. Полгектара и спуск к реке. И старый, но очень крепкий дом, в котором гостиная с камином, голубой в цветочек рояль, большая веранда и четыре спальни. И шкаф с бабушкиными вещами. И особенный запах, к которому мы привыкли с детства.

– Да. Родители моей бабушки были сотрудниками какого-то института, вот им участок и выделили, перед самой войной дом построили.

– Я хотела купить там дом, но мне это оказалось не по карману.

Ольга задумчиво крутит в руках морковь, а я снова думаю о нашей авантюре с покупкой дома, который даже и не дом, а просто развалина, что бы ни говорила Ольга. И мысль о том, что я сегодня влезла в огромный долг и купила дом, в принципе не пригодный для жилья, снова ужасает меня. Видимо, придется просить Мирона позволить нам пожить у него, но это совершенно неприемлемо, а потому я завтра займусь поисками аренды – ну, не может быть, чтобы во всем городе не сдавался в аренду ни один дом.

Луковичка упала, я пытаюсь подхватить ее, но она катится в листья, и я нагибаюсь за ней. Что-то зарылось в листья за моей спиной, а вот и луковичка. Это последняя, цветов тут будет достаточно. Кто знает, может, Мирон не любит тюльпаны.

– Лина, иди ужинать.

Руки у меня в земле, потому что я не признаю никаких перчаток. И маленькая лопатка, купленная мной сегодня в магазине садовых инструментов, тоже в земле. Почва мокрая, и это хорошо, все луковички приживутся, но отмыть лопатку от липкой грязи непросто, вода в кране холодная.

Я нагибаюсь, чтобы включить воду, споткнувшись о кирпич, которого здесь быть не должно, и обо что-то больно ударяюсь головой – да так, что даже падаю. Я не вижу, обо что стукнулась, свет фонаря сюда не достает, в этом углу двора темно, голова болит зверски, я лежу ничком на куче листьев и понимаю, что надо подняться, но сил совершенно нет. Надо встать и намочить место удара, от холода боль уйдет. Вот дьявол, наверное, будет нехилая шишка. И Матвей приезжает. Хорошо хоть не лицом стукнулась, шишку под волосами, глядишь, и видно не будет.

Я с трудом поднимаюсь – отчего-то в руках и ногах образовалась слабость. Включив воду, я мою лопатку, потом руки, и под конец мочу волосы – я права, стало значительно легче, хотя вода льется за воротник и на лицо. Боль стала тише, и мир снова приобрел очертания. Завтра приду сюда, выясню, обо что я стукнулась, и порублю эту гадость топором. Надо же было так налететь в темноте, что мне стоило взять фонарик?

Голова кружится, я бреду к дому, удивляясь – что за фигня такая творится, неужели сотрясение мозга заработала? Главное, чтобы Ольга ничего не заметила.

Я вхожу в дом и сбрасываю ботинки. Сейчас быстренько в ванную, и прилечь бы, что-то совершенно я расклеилась.

– О господи.

Ольга смотрит на меня, как на привидение.

– Что такое? – Я поворачиваюсь к ней, стены отчего-то поворачиваются тоже. – Я сейчас руки отмою, там грязь сплошная. Зато цветы примутся.

– Сядь немедленно.

Я опускаюсь на стул – у Ольги очень странное выражение лица, я думаю, что сейчас она скажет что-то нехорошее. Кто-то ей позвонил и что-то сообщил. Ненавижу плохие новости.

Она несет мокрое полотенце и кладет мне на голову. С него течет вода, я машинально вытираю рукой лоб. Рука становится красной, я снова вытираю лицо, и ошалело смотрю на свои руки. Они в крови.

– Кто-то стрелял в тебя. Пуля прошла по касательной, Валентину я уже позвонила. Реутову тоже, уж не обессудь. – Ольга осторожно вытирает мое лицо. – Болит?

Я вспоминаю резкую боль, бросившую меня на кучу мокрых листьев.

– Я подумала, что ударилась обо что-то в темноте.

– Сознание не теряла?

– Вроде бы нет. Просто полежала маленько, потому что от неожиданности не поняла ничего, и болело очень. А потом встала, намочила в холодной воде…

Мне очень хреново, я хочу прилечь. Если бы все они оставили меня в покое, было бы хорошо. А к утру все заживет, возможно.

Звонит телефон. Это моя Тонька, я узнаю ее номер.

Мне сейчас ее звонок очень некстати. Но это не Тонька. И я решила, что, наверное, все-таки люблю ее. Надо ответить, раз так.

– Лина, я сама. – Ольга хочет отобрать у меня телефон. – Тебе нельзя напрягаться.

– Это племяшка. Услышит тебя и испугается. – Я нажимаю нужную кнопку. – Что, Тонь? Уроки не получаются?

Я забрала ее из школы, привезла домой и накормила. Не мог же Петька в первый день отпрашиваться, а я ушла, никто и не спросил, куда. Я же творческая личность, решила пройтись – значит, так надо. Тонька понятливая, я оставила ей кучу всяческих вкусняшек, чтобы она могла, проголодавшись, перекусить. А вечером Петька соорудит ужин. Может, как раз сейчас готовит, и Тонька хочет зазвать меня к ним в гости.

– Лина!

Тонька плачет, голос ее прерывается.

– Тонь, что случилось? Почему ты плачешь?

– Папа лежит около подъезда… там люди, и полиция приехала, и «Скорая». Я в окошко выглянула, а он не встает, Лина!

– Сиди дома, я сейчас приеду.

Ужас взметнулся во мне, ноги и руки вдруг ослабели, и темные пятна перед глазами стали видны гораздо лучше. Нет, меня ждет Тонька, я не имею права расклеиваться.

– Дай сюда.

Ольга выдирает у меня из рук трубу.

– Тоня, я подруга Лины, меня зовут тетя Оля. Сейчас к тебе дядя Костя приедет, помнишь его? Ну вот, он приедет, и ты впустишь его. Сможешь сама дверь открыть? Отлично, ты смелая девочка. Нет, Лина не может приехать, она только что во дворе ударилась головой о трубу, в темноте наткнулась. Жди дядю Костю.

Отдав мне телефон, она вышла из гостиной, а я легла на старый диван и закрыла глаза. Я даже плакать не могу. И не буду. Тьма не получит меня. Не сейчас.

Петька сидит на стуле, с которого я перебралась на диван. Тонька все перепутала с перепугу, Петька – вот он.