Книга: Том 03. Село Степанчиково и его обитатели. Записки из Мёртвого дома
Назад: Ода петербургских камелий новому поэту*
Дальше: Село Степанчиково и его обитатели

Примечания

В настоящий том вошли повесть «Село Степанчиково и его обитатели», «Записки из Мертвого дома» и фельетон «Петербургские сновидения в стихах и в прозе», написанные и опубликованные Достоевским в 1859–1862 гг. Это было время возвращения писателя в литературу после вынужденного десятилетнего (с 1849 г.) перерыва, время выработки его новых творческих позиций. На каторге Достоевский, лишенный возможности писать, не переставал внутренне готовиться к дальнейшему творчеству. Он писал А. Н. Майкову: «Я создал там <в Омске. — Ред.> в голове большую окончательную мою повесть. Я боялся, чтобы 1-я любовь к моему созданию не простыла, когда минут годы и когда настал бы час исполнения <…> Но выйдя из каторги, хотя всё было готово, я не писал. Я не мог писать» (письмо от 18 янв. 1856 г.). Позднее, в 1859 г., в письме к M. M. Достоевскому Федор Михайлович, сообщая о замысле нового романа, вспоминал: «Я задумал его в каторге, лежа на нарах, в тяжелую минуту грусти и саморазложения» (письмо от 9 окт. 1859 г.). Существует несколько свидетельств о том, что Достоевский вел какие-то записи, находясь в тюремном госпитале. По всей вероятности, это была первая из дошедших до нас записных книжек писателя, так называемая «Сибирская тетрадь». Л. П. Гроссман безоговорочно называет «Сибирскую тетрадь» «единственным памятником литературной работы Достоевского в Омске». Пословицы, поговорки, присловья, отрывки тюремных легенд, народных песен, обрывки разговоров, точно зафиксированные здесь писателем, доносят до нас многоголосье окружения Достоевского, волнуют живой непосредственностью.
Подлинность фольклорного материала «Сибирской тетради» подтверждается наличием буквальных совпадений и близких вариантов в известных фольклорных сборниках. Впоследствии записи «Сибирской тетради» стали для Достоевского своеобразным конспектом, где за отдельными фразами скрывались жизненные ситуации, характеры, рассказы каторжников. Писатель широко пользовался своей «тетрадкой каторжной» (так названа она в его записной тетради 1873–1874 гг.). Достоевский обращался к цитированию «Сибирской тетради» 560 раз. причем более половины случаев падает на «Записки из Мертвого дома», а на «Село Степанчиково» 55 случаев.
По выходе из каторги в первом же письме к брату, отправленном неофициальным путем, Достоевский писал: «Сколько я вынес из каторги народных типов, характеров! <…> На целые томы достанет» (письмо от 30 янв. — 22 февр. 1854 г.),
В написанном одновременно с предыдущим, глубоко задушевном и философски значительном письме к Н. Д. Фонвизиной Достоевский с грустью говорит, что «благ земных» не желает и что надо ему «только книг, возможности писать и быть каждодневно несколько часов одному». Однако в Семипалатинске у рядового 7-го Сибирского линейного батальона руки были все еще скованы: ученья, смотры, «фрунтовая служба», караулы — времени совсем не оставалось, кроме того, бесконечный лихорадочный роман с М. Д. Исаевой «увлек и поглотил» его «совершенно» (письмо А. Н. Майкову от 18 янв. 1856 г.). Тем не менее на протяжении 1856–1858 гг. Достоевский в письмах постоянно обсуждал с братом, А. Н. Майковым, Е. И. Якушкиным замыслы будущих произведений. Во-первых, это «главное произведение» — «большой роман», задуманный в трех книгах и объединенный «приключениями одного лица в различные эпохи его жизни» (письмо А. Н. Майкову от 18 янв. 1856 г.); во-вторых, «комический роман», состоящий из «отдельных приключений», которые писатель в 1856 г. сшивает «в целое», кроме того, «роман из петербургского быта вроде „Бедных людей“» (письмо М. М. Достоевскому от 3 ноября 1857 г.), замыслы ряда патриотических статей и статьи об искусстве (письмо А. Е. Врангелю от 13 апр. 1856 г.). Одновременное сосуществование нескольких перекрещивающихся замыслов свидетельствует, что, скорее всего, все они были лишь в голове писателя или в виде планов и отдельных набросков. Дальше работа не продвинулась. Достоевского волновал в это время вопрос о получении разрешения на публикацию своих произведений. В марте 1856 г. он писал семипалатинскому другу, прокурору А. Е. Врангелю: «…я не верю, слышите: не верю, чтоб этого нельзя было выхлопотать» (письмо от 23 марта 1856 г.). Написанные Достоевским в 1854–1856 гг. стихотворения «На европейские события в 1854 году», «На первое июля 1856 года» и «На коронацию и заключение мира», пересланные официальным путем в III Отделение и военному министру, свидетельствуют об отчаянных попытках писателя вновь вернуться в литературу. Достоевский обращается к своему соученику по Инженерному училищу герою Севастопольской обороны генералу Э. И. Тотлебену с просьбой ходатайствовать о «возможности выйти из военной службы и перейти в статскую», при этом он подчеркивает: «…не службу ставлю я главною целью жизни моей. Когда-то я был обнадежен благосклонным приемом публики на литературном пути. Я желал бы иметь позволение печатать <…> Есть у меня убеждение, что только на этом пути я мог бы истинно быть полезным» (письмо от 24 марта 1856 г.). Однако все попытки оставались безрезультатными. Лишь в апреле 1857 г. Достоевскому были возвращены права потомственного дворянина и тем самым дано разрешение печататься.
С этого момента творческие планы писателя обрели более конкретный характер. Он писал, что после длительного, почти в три года, периода сбора материалов в «мае м<есяце> прошлого <1857. — Ред.> года я сел работать начисто» (письмо M. H. Каткову от 11 янв. 1858 г.). В начале 1858 г. у Достоевского завязываются переговоры с редакциями журналов «Русское слово» и «Русский вестник». В «Русский вестник» он предлагал для напечатания «большой роман» и, желая заинтересовать им M. H. Каткова и добиться аванса, писал о романе в трех книгах, задуманном «на досуге, во время пребывания <…> в г. Омске». Каждая книга романа представлялась ему вещью «совершенно отдельною <…> но в три года все три книги могут быть напечатаны» (письмо от 11 янв. 1858 г.). В письмах же к M. M. Достоевскому писатель сообщал, что «большой роман» «сложен теперь в ящик» (письмо от 3 ноября 1857 г.), оставлен «до того времени, когда будет спокойствие в моей жизни и оседлость <…> намерен из него сделать мой chef d'oeuvre» (письмо от 18 янв. 1858 г.). В этом же письме он развивает перед братом свои ближайшие планы: «Теперь же вот что: у меня уже восемь лет назад составилась идея одного небольшого романа, в величину „Бедных людей“. В последнее время я, как будто знал, припомнил и создал его план вновь. Теперь всё это пригодилось. Сажусь за этот роман и пишу. Кроме того: в большом романе моем есть эпизод, вполне законченный, сам по себе хороший, но вредящий целому. Я хочу отрезать его от романа. Величиной он тоже с „Бедных людей“, только комического содержания. Есть характеры свежие». Эпизод «из большого романа» Достоевский предполагал послать в журнал «Русское слово», с которым вел переговоры M. M. Достоевский, a M. H. Каткову предназначил «не большой роман <…> но другой небольшой» (там же) — будущее «Село Степанчиково и его обитатели».
В письмах из Семипалатинска прямых намеков на замысел «Записок из Мертвого дома» нет. Лишь в письме к А. Н. Майкову от 18 января 1856 г. Достоевский говорит: «В часы, когда мне нечего делать, я кое-что записываю из воспоминаний моего пребывания в каторге, что было полюбопытнее. Впрочем, тут мало чисто личного. Если кончу и когда-нибудь будет очень удобный случай, то пришлю Вам экземпляр, написанный моей рукой, на память обо мне». Публиковать эти воспоминания Достоевский, видимо, в то время еще не собирался. Письмо, однако, свидетельствует о существовании не дошедшего до нас текста Достоевского. Имея в виду эти же первоначальные наброски, А. Е. Врангель вспоминал позднее: «Мне первому выпало счастье видеть Ф. М. в эти минуты его творчества, первому довелось слушать наброски этого бесподобного произведения». В письме же от 23 апреля (5 мая) 1865 г. Врангель сообщал Достоевскому: «Вообразите: я недавно только прочел, проглотил Ваши „Записки из Мертвого дома“. Прекрасно! Как хорошо охвачен характер русского человека <…> Читая — я вспомнил наши долгие беседы в Семипалатинске — всё это были личности мне известные из Ваших рассказов».
П. П. Семенов-Тян-Шанский, знакомый с Достоевским с 1840-х годов, вспоминал: «В январе 1857 г. я был обрадован приездом ко мне <в Барнаул> Ф. М. Достоевского <…> По нескольку часов в день мы проводили в интересных разговорах и в чтении, глава за главой, его в то время еще неоконченных „Записок из Мертвого дома“, дополняемых устными рассказами».
Воспоминания Врангеля и Семенова-Тян-Шанского написаны много позже происходивших событий, на них явно наложилось впечатление от прочитанного законченного произведения Достоевского. Аналогичных свидетельств, относящихся к семипалатинскому времени, не имеется. В этот период, возможно, были намечены и записаны Достоевским некоторые сюжеты, сценки, исповеди арестантов. Все это были только предварительные эскизы, замысел произведения не был еще оформлен. Достоевский не мог рассчитывать пока, что его записки о каторге могут быть опубликованы, не с этим он предполагал «вернуться в литературу». Правда, 26 августа 1856 г. Александр II под давлением давно накопившегося общественного недовольства был вынужден дать амнистию политическим ссыльным. Наметилось некоторое ослабление цензуры. Но лишь в конце 1859 г., когда уже была опубликована повесть «Дядюшкин сон» и писатель был озабочен осложнениями с публикацией «Села Степанчикова», a M. M. Достоевский усиленно советовал «напомнить» о себе публике чем-нибудь необычным, Достоевский в письмах к брату впервые заговорил о замысле «Записок».
Во время встречи братьев Достоевских в Твери в августе 1859 г. Федор Михайлович поделился своими ближайшими замыслами. По возвращении в Петербург Михаил Михайлович высказал в письмах свои соображения о них: «. ты теперь колеблешься между двумя романами, и я боюсь, что много времени погибнет в этом колебании. Зачем ты мне рассказал сюжет? Майков раз как-то давно-давно сказал мне, что тебе стоит только рассказать сюжет, чтоб не написать его. Милейший мой, я, может быть, ошибаюсь, но твои два больших романа будут нечто в роде „Lehrjahre und Wanderungen <Годы учения и странствия (нем.)> Вильгельма Мейстера“. Пусть же они и пишутся, как писался „Вильгельм Мейстер“, отрывками, исподволь, годами. Тогда они и выйдут так же хороши, как и два Гетовы романа <…> Мне бы очень хотелось, чтоб в Твери ты написал что-нибудь хорошее, из ряду вон» (письмо от 21 сент. 1859 г.). Через несколько дней M. M. Достоевский советовал брату: «Тебе непременно к новому же году нужно написать что-нибудь эффектное. Всего лучше тот роман, который ты мне рассказывал <…> Прежде всего надо о себе напомнить публике чем-нибудь страстным и грациозным» (письмо от 6 окт. 1859 г.). Пересказывал же Достоевский брату роман «с страстным элементом», который к октябрю, как он писал, был «уже уничтожен» (письмо от 9 окт. 1859 г.). Здесь же говорилось о двух новых замыслах. Первый из них — «„Записки из Мертвого дома“ (о каторге) <…> Там будет и серьезное, и мрачное, и юмористическое, и народный разговор с особенным каторжным оттенком (я тебе читал некоторые, из записанных мною на месте выражений), и изображение личностей, никогда не слыханных в литературе, и трогательное, и, наконец, главное, — мое имя. Вспомни, что Плещеев приписывал успех своих стихотворений своему имени (понимаешь?)». Следующий замысел вновь связан с большим произведением: «В декабре я начну роман (но не тот — м<олодой> человек, которого высекли и который попал в Сибирь). Нет. Не помнишь ли, я тебе говорил про одну „Исповедь“ — роман который я хотел писать после всех, говоря, что еще самому надо пережить. На днях я совершенно решил писать его немедля <…> „Исповедь“ окончательно утвердит мое имя» (письмо от 9 окт. 1859 г.).
Вдали от Петербурга, в Семипалатинске и Твери, Достоевский по мере возможности следил за общественной и литературной борьбой, кипевшей на страницах оживших после 1855 г. журналов. К 1859 г. популярность «Современника» достигла своего апогея, и Достоевский стремился войти в число его сотрудников. Он многократно писал брату о важности напечатания «Села Степанчикова» у Некрасова: «Для литературного моего значения это очень важно». Сообщая о новых замыслах, он уверенно добавлял: «Это пойдет в „Современник“». «Мертвый дом» он предполагал печатать с начала 1860 г. в «Современнике»: «…ведь у них не бараньи головы. Ведь они понимают, какое любопытство может возбудить такая статья в первых (январских) нумерах журнала» (письмо от 11 окт. 1859 г.). Достоевский собирался приступить к написанию «Записок из Мертвого дома» после 15 октября. Но конец октября, ноябрь и декабрь он был занят печатанием и корректурой «Села Степанчикова», хлопотами в связи с переездом в Петербург.
Сохранились наброски и планы художественных замыслов Достоевского конца 1859 г. Это замысел романа «Весенняя любовь», трагедии «Фатум», комедии и список, озаглавленный писателем «В 1860-й год», где перечислены: романы «Миньона» (по предположению исследователей, — первоначальное название романа «Униженные и оскорбленные») и «Весенняя любовь», а также «Записки каторжника (отрывки)» и, по-видимому, публицистический замысел «Апатия и впечатления». В Твери Достоевскому, однако, не удалось осуществить ничего из задуманного.
С переездом в декабре 1859 г. в Петербург Достоевский сразу же окунулся в литературную жизнь столицы, сблизился с редакцией журнала «Светоч», среди главных сотрудников которого был старый знакомый писателя А. П. Милюков. Программа «Светоча» оказала влияние на формирование замысла Достоевского об издании своего журнала. Братья Достоевские летом 1860 г. воспользовались разрешением на издание еженедельника, которое Михаил Михайлович получил еще в 1858 г., и уже в сентябре 1860 г. в газетах появилось объявление о журнале «Время». Официальным редактором журнала выступал M. M. Достоевский, однако ведущее место в руководстве «Временем» принадлежало Ф. М. Достоевскому. К этому моменту у писателя окончательно сложился замысел романа «Униженные и оскорбленные», и одновременно он приступил к написанию первых глав «Записок из Мертвого дома», которые и должны были открывать первые номера журнала «Время».
Еще в сентябре 1858 г. в письме к брату, излагая в связи с задуманным им еженедельником программу будущего журнала, Достоевский писал: «Главное: литературный фельетон, разборы журналов…» (письмо от 13 сент. 1858 г.). В 1860 г. в печатной программе журнала «Время» на 1861 г. был также объявлен фельетон. Фельетон для первой книжки «Времени» был первоначально заказан поэту Д. Д. Минаеву. В 1860 г. Минаев, печатавший свои сатирические стихи, переводы и фельетонные обозрения «Петербургская летопись» в «Светоче», часто посещал «вторники» А. П. Милюкова, на которых встречался с Достоевским. Фельетоны Минаева имели успех, поэтому неудивительно, что он был приглашен во «Время» наряду с другими активными сотрудниками «Светоча», перешедшими работать в журнал братьев Достоевских. Фельетон Минаева не удовлетворил Достоевского, видимо, вследствие обнаружившихся расхождений во взглядах «искровца» Минаева и редакции журнала. Фельетон был заменен «наскоро» написанной, по выражению H. H. Страхова, статьею Достоевского «Петербургские сновидения в стихах и прозе» с сохранением стихотворных вставок Минаева.
Несмотря на указания Страхова о принадлежности фельетона Достоевскому, он не перепечатывался вплоть до 1914 г., когда в книге В. Астрова «Не нашли пути» был помещен значительный отрывок из него. В 1916 г. «Петербургские сновидения в стихах и прозе» были перепечатаны полностью В. Л. Комаровичем, который на основе анализа содержания и стиля доказал принадлежность фельетона Достоевскому и указал на его большое историко-литературное значение.
Текст повести «Село Степанчиково и его обитатели» подготовлен и примечания к ней составлены А. В. Архиповой; тексты «Записок из Мертвого дома» и фельетона «Петербургские сновидения в стихах и прозе» и примечания к ним — И. Д. Якубович. Послесловие написано И. Д. Якубович. Редактор тома Г. Я. Галаган.
Назад: Ода петербургских камелий новому поэту*
Дальше: Село Степанчиково и его обитатели