<Слесарек>
Слесарек-то придет, чайку напьется, а полковник-то пойдет да сядет там в карты и проиграет.
— Дура.
— От дуры слышала.
— Только то и умеешь, слышала от других.
— А вы против начальства говорите, которое нас здесь призревает.
Полковник-то опоздает, а слесарек-то прежде придет.
«Вот ты сказала, что бог справедлив, ан вот и нет».
— Еще когда-то его (полковника) придавит, а этот коленку сшиб.
— А зато он, может, в раю будет, а полковник-то нет. Во аде будет.
— Это за то, что карету-то нанял.
— Это в каком же таком раю?
— Эх ты, глупая, мне-то пускай за то, что я верой не верую, а тебе-то за что: вот ты веруешь, а ведь и ты без кофею?
— А это мне за тебя же страдать пришлось. Зато я в раю буду.
— Это за кофей-то? Это за то, что кофею не напилась?
— Да, за то, что не напилась. И буду, на зло тебе буду.
— Еще когда-то будешь, а теперь сиди без кофею.
— Оно хоть правда, что без кофею, да всё же не серди ты меня, Прохоровна, отстань, злой язык человеческий.
— Дура.
— От дуры слышала.
— Эх вы, бабушки, попотчевали бы гостью, заварили бы нового.
«Один воздух — синь. Это всё узнали».
«Лукерьюшка, понимала я это так».
— Ты-то внизу, во аде, а я на тебя буду сверху глядеть.
— Всё это один разговор.
«И богатый человек, и в мундире, а все-таки опоздает, а слесарек-то, и бедненький, а идет да идет».
«Вот ты сказал, что бог справедлив, ан вот и нет — богатый всегда прежде богатеет».
— Ах ты, Прохоровна, да он, может, на погибель свою поскакал, а этот хоть и упал, да тем самым, может, его бог сохранил, честный, дескать.
— А все-таки он коленку сшиб.
— А за то он в рай попадет.
