334

Иных обвиняемых, особенно таких, которые почему-либо не могли защищаться — «Русский вестник» и его редактор г-н Катков. — Под «обвиняемыми» подразумеваются Герцен и отчасти Огарев. В период возникновения петербургских пожаров и появления прокламации «Молодая Россия», призывавшей к свержению самодержавия и немедленному повсеместному физическому уничтожению «императорской партии» (вторая половина мая 1862 г.), в реакционно-либеральных кругах русского общества господствовало убеждение в том, что эти события — прямое следствие провокационных указаний из Лондона. В связи с этим, а также задетый рядом статей Герцена, в особенности же статьею «Молодая и старая Россия», защищавшей авторов упомянутой прокламации, как людей по молодости лет излишне горячих, но безусловно честных и благородных, Катков выступил в своем журнале с пространной «Заметкой для издателя „Колокола“», отличавшейся беспримерной резкостью тона. В этой «заметке» такие определения личности Герцена, как «фразеолог», «бездушный фразер», «жалкий ломака», «шутовской папа», были еще не самыми грубыми. Возлагая на Герцена всю тяжесть ответственности за происходящее в России, Катков называл его человеком, променявшим «совесть» на дешевую популярность, тщеславным «генералом от революции», который «сам сидит в безопасности, а других посылает на подвиги, ведущие их в казематы и в Сибирь» (Рус. вестн. 1862. № 6. С. 834, 844, 845). Катков писал о том, что «Молодую и старую Россию» он прочел «с несравненно большим омерзением, чем прокламацию. Там просто дикое сумасбродство, — утверждал он, — а тут видите вы старую блудницу, которая вышла плясать перед публикой» (там же. С. 848). Откровенной ненавистью была проникнута катковская характеристика деятельности Герцена в целом. Осуждая редактора «Русского вестника» и в данном случае, Достоевский находится под определенным воздействием анонимного автора «Современной хроники России» в журнале «Отечественные записки», который следующим образом отзывался о полемике Каткова с Герценом: «Тут хладнокровие наконец изменило почтенному журналу: он стал раздражителен, сварлив и начал браниться так, как никогда не бранились его противники. <…> Получив возможность бороться с мнением Колокола, он поспешил сейчас же сорвать сердце, дать волю накопившейся желчи, заняться личными счетами <…> Хотелось бы нам сказать кое-что по этому случаю г-ну Герцену, но удерживаемся только потому, что не хотим воспользоваться односторонним правом открыто нападать на те мнения, которые нельзя защищать так же открыто…» (Отеч. зап. 1862. № 8. С. 47–48; курсив наш. — А. В.).