Сергей Михайлович Головастов упорно полз вперёд. Силы оставили его ещё час назад, но он с детства усвоил комиссарский лозунг: «Есть такое слово – надо»! Головастов выбрасывал вперёд левую руку и подволакивал правую ногу, потом делал наоборот, выдвигал правую «клешню» и отталкивался левой «ластой». Сантиметр за сантиметром, но Сергей Михайлович приближался к заветной цели. Его беспокоила левая рука, она совсем не хотела слушаться. Михалыч уже склонялся к мысли загребать только правой и перенести нагрузку на ноги. Они, слава Аллаху, пока ещё служили. Один раз ему показалось, что он заблудился. Тоска и смятение укутали Сергея Михайловича с головой, словно палач надел на него мешок, пахнущий мышами, накинул петлю и сейчас выбьет табуретку из-под ног. Но нет, Головастов был на верном пути. Ещё немного, ещё чуть чуть, и «золотой ключик» у него в кармане. Точнее – «золотая бочка». Ещё точнее – банка пива «золотая бочка».

Сергей Михайлович полз по собственной девятикомнатной квартире, расположенной в тихих переулках Арбата ко второму холодильнику, где должно было охлаждаться пиво, и проклинал злодейку судьбу.

– Я же долларовый мультимиллионер! – завопил в пустоту Головастов, – у меня денег куры не клюют! Почему же я ползаю по полу как обтруханный пехотинец?! Дайте мне моё пиво! Одну банку! Всего одну баночку пивка! Больше я у вас ничего не прошу!

В его квартире было два холодильника: один находился на кухне и оказался невыносимо пустым, второй молотил в прихожей, туда-то и держал путь неутомимый Головастов. Ему очень хотелось поправиться пивком и поговорить за жизнь, но собеседников не было, и тогда Сергей Михайлович решил общаться с паркетом. Он потёрся небритой щекой о дубовые досточки, потом ударил по ним кулаком и возмутился:

– Всю жизнь я хотел помогать талантливым детям, особенно тем, кто рубит в математике! Кто виноват, что не сбылись мои мечты?!

– Ты…ты…ты…, – ответило из глубины квартиры дурашливое эхо.

– Головастов решил больше не драть глотку, чтобы не нарываться на заслуженную критику и перешёл на лирический тон:

– Не бойся меня, я хороший. Хочешь, я по тебе буду только в тапочках ходить? И других заставлю! Клянусь! А чтобы в грязной обуви по тебе топтать – ни за что! Особенно весной, осенью и зимой, когда вся Москва утопает в грязи. Знаешь, я лето люблю. Наверное, как и ты. Только лето. А осень, весну и зиму ненавижу, – поставил дубовые плашки в известность Головастов, – интересно, что там у нас за бортом? Не знаешь? Я тоже не знаю. Будем надеяться, что июль или август.

Сергей Михайлович с надеждой посмотрел на окно. Но оно было задёрнуто плотной гардиной и Головастову осталось только гадать, какое время года на дворе. В голову грянул залп похмельной боли, и долларовый мультимиллионер снова взял воинственный тон:

– Я поднимусь! Я всегда поднимаюсь! – стал угрожать паркету Сергей Михайлович, – я встану! Я так встану, что ты ляжешь!

Паркет скромно промолчал.

– Ты ещё не знаешь, на что я способен! Я тебя на ламинат променяю! Запросто! Ты у меня в ногах валяться будешь и молить о пощаде!

Паркет боязливо затих и затаился. Головастов задумался о его дальнейшей судьбе. В конце концов, участь паркета была решена:

– Но я тебя никогда не прощу. Так и знай. Я тебя, деревяшка, покараю! Беспощадно!

Паркет возмущённо скрипнул. Это окончательно взбесило Сергея Михайловича:

– Ты думаешь, ты меня сломал?! Поставил на колени?! Заставил ползать на карачках?! Выкуси, паркетная образина!

Михалыч понял, что загнул. На колени ему не встать, а уж, чтобы ползать на карачках – об этом не может быть и речи. Только по-пластунски.

Когда-то Головастов организовал и возглавил крупнейшую в России торговую сеть по продаже дачного инвентаря, или писчебумажных принадлежностей, или продуктов животноводства. Какая разница? Он начинал дело по-настоящему с нуля, не имея ни высоких покровителей, ни криминальных завязок, обладая только светлой головой, заточенной под решение математических задач. Ему казалось, что бизнес в России, если особо не заморачиваться, представляет собой обыкновенную арифметическую задачку, где нужно выйти из пункта А с определённым товаром и попасть в пункт Б. И там этот товар продать. Желательно, чтобы по дороге не угробили, не посадили и не обобрали. Условия задачки просты и понятны – при минимальных вложениях получить максимальную прибыль. Его первые партнёры крутили пальцем у виска, считая, что «этот умный кролик» мгновенно сядет в лужу и разорится с его математическим подходом. Они действовали проверенными методами: заигрывали с властью, ложились под криминал и покупали людей на местах. А Головастов жил как будто в вакууме, не обращая внимания на российские реалии, решая свои уравнения с несколькими неизвестными. Через пять лет, выяснилось, что все, с кем он начинал, или сидят, или лежат: покоятся с миром на бескрайних российских кладбищах. А Михалыч, мало того, что ходит на своих двоих и процветает, так ещё ему и удалось выстроить под себя громадную империю. Всё складывалось настолько великолепно, что Сергей Михайлович принялся отмечать своё заслуженное счастье. Помпезные банкеты чередовались с корпоративами, походы в ресторан с партнёрами плавно перетекали в опустошительные набеги на офисный сейф, где хранились коньяк и водка элитного разлива. Когда Головастов насекомил учителем математики в средней школе и утром спешил на урок, ему было не до пьянства. Иногда, по праздникам, он мог себе позволить, да и то с оглядкой. А тут сам себе хозяин – гуляй, не хочу. Можно и, вообще, в холдинг не заглядывать, получай себе все новости по телефону и скайпу. Процесс-то всё равно движется в заданном направлении. Подчинённые мгновенно подхватили заданный боссом тренд и стали подгонять спиртное Головастову на дом.

Нет большего счастья и удачи для наших работничков, чем бухающий хозяин. Тогда вольница и анархия, всё можно, всё позволено. Ура-а-а!!! Экспроприируй экспроприируемое и грабь награбленное, что, впрочем, одно и то же. Пока соверен квасит, вассалы оптяпывают свои делишки и набивают карманы. У них своя задача – не допустить выхода босса из вино водочного плена. Он когда пьяный – хороший. Щедрый и добрый, шёлковый и пластилиновый, мягкий и отходчивый, а главное, нелюбопытный. Не то, что тверёзый. Тогда, он, скопидом, за копейку удавится и в каждую щель свой нос засунет. Подчинённые стали регулярно подвозить в покои Сергея Михайловича водку и коньяк от лучших производителей. А уж пива и вина, бывало, навезут – хоть залейся. Но глупость и жадность, идущие рука об руку, свойственные иным людям, в том числе и топ менеджерам, сделали своё чёрное дело. В конце трёхмесячного запоя они потчевали олигарха Михалыча дешёвой «золотой бочкой», а потом и вовсе забыли подвезти ему «боеприпасы». Но Головастов этого не знал и потому героически полз ко второму холодильнику.

Сергею Михайловичу пришла в голову интересная мысль – а ведь он видит мебель в своей квартире исключительно из положения лёжа. Интересно бы взглянуть на неё в другом ракурсе. Например, с высоты одного метра восьмидесяти сантиметров. (Это был рост самого Головастова). Михалыч сейчас же включил своё пространственное воображение. (Недаром по геометрии у него были одни пятёрки). На картинке внутреннего взора, как на экране монитора он увидел предметы своей мебели. Головастов повертел обеденный стол из красного дерева на двенадцать персон и антикварное кресло эпохи Людовика Шестнадцатого в разных проекциях и вокруг своей оси. Выходило прикольно. Вот бы по-настоящему на них сверху взглянуть. Но об этом не могло быть и речи. Стоило Сергею Михайловичу оторвать голову от пола, как в ней начинался такой «вертолёт», что не только мебель, но и вся Вселенная норовила съездить по зубам геометру Головастову.

Сергей Михайлович всё-таки дополз до холодильника. Умолчим, сколько на этом пути он оставил иллюзий и надежд, утерял идеалов и принципов, приобрёл цинизма и лицемерия. Умолчим, но не забудем. Головастов уже предвкушал, как сделает первый глоток ледяного пива, как облегчённо выдохнет. Как перестанет трещать голова и колотиться сердце. Как рассосётся муть перед глазами и обрушится покой на его неприкаянную душу. Пива в холодильнике не было. Совсем. Ни баночки, ни бутылочки. Там было также зябко и пустынно, как в раю.

Головастов всё понял, недаром он смог выстроить огромную империю по принципу тригонометрии. Сергей Михайлович решил не беспокоить этих уродов, а сразу всех уволить и набрать новый штат. Сколько же они у него своровали? Видимо, от всей души, если до такой степени расслабились. Перед тем, как всех разогнать, придётся просмотреть отчёты и сводки. (Головастов как никто разбирался в цифрах, ещё не родился тот бухгалтер, что мог его надуть). Всех денег, конечно, не вернуть, но за большую часть поборемся. Мысль о финансах временно перекрыла головную боль и похмельную слабость. В Михалыче всколыхнулась жадность и жажда справедливости – он непоправимо трезвел и озлоблялся.

А сколько же бабла тянут с него родные и близкие. Это уму непостижимо. На эти деньги он смог бы оснастить компьютерами пол Сибири и Урала, поддерживать мальчишек и девчонок с математическими способностями и проспонсировать несколько больниц. Вместо этого он содержит три алчных, желчных, ненасытных семейства и пять бесполезных любовниц. По десять тысяч баксов он отчиняет ежемесячно восьми нахлебницам и паразитам. Десять тысяч умножаем на восемь, получаем восемьдесят тысяч. (Головастов оседлал любимого конька – цифры и задачи, дроби и уравнения). Восемьдесят тысяч умножаем на двенадцать месяцев – получаем девятьсот шестьдесят тысяч долларов в год. Почти миллион баксов, которые можно тратить на благо Родины, вместо того, чтобы покупать трусы от Нины Ричи и автомобили от «ламборджини» женщинам, чьих имён он даже не помнит.

Головастов взглянул на себя в венецианское зеркало, раскинувшееся от пола до потолка. Оно отразило ненавистную вчерашнему пионеру Серёже империалистическую харю с красноглазым, потрёпанным лицом, всклокоченными волосами и огромным крестом из платины, инкрустированной бриллиантами. Да это же он, Сергей Михайлович Головастов, собственной персоной. Он стал тем, кого так люто ненавидел в детстве – эксплуататором, обирающим трудящихся и тратящим награбленные миллионы на прихоти барчуков и великосветских давалок.

– Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры, дети рабочих…, – затянул Головастов надтреснутым голосом.

Получилось неубедительно.

– Почему я так живу?! – заверещал Михалыч, обращаясь теперь к зеркалу, – почему никчемные захребетники оседлали меня, да ещё и погоняют?! Я вычислил, как реквизировать деньги у капиталистической системы, и я вычислю, как восстановить попранную справедливость! Обещаю! Только бы до телефона доскрестись.

Сергей Михайлович с тоской посмотрел на стационарный телефон, находящийся вне зоны его доступа. Телефонный аппарат умостился на прикроватной тумбочке, на высоте семидесяти сантиметров от пола и служил ярким примером слов из басни: «Видит око, да зуб неймёт». Оставалась последняя надежда на мобильный телефон, который он в приступе горячечного бреда размозжил о стенку три дня назад. Или неделю? Или две недели тому назад? Теперь уже и не вспомнить. Остаётся только надеяться, что современные производители учитывают пожелания заказчиков и делают аппараты противоударными, а аккумуляторы долговечными. Сергей Михайлович вздохнул как новобранец, которому предстояло пропахать на животе всё кукурузное поле и отправился в путь.

Он подполз к осколкам телефона через сорок минут, тот был вдребезги разбит, но, как ни странно, фурычил. Номер своего нарколога Головастов набирал носом, рекомендуя тому кроме необходимых препаратов, захватить команду МЧС, чтобы выломать дверь.

PS. Сергей Михайлович разогнал старый штат, ещё больше обогатился и не употребляет спиртные напитки. Он женился в четвёртый раз, но не посмел лишить денежного довольствия прежних спутниц, так что его членские взносы перевалили за миллион баксов. На благотворительность денег просто не остаётся.