8

Мы продолжаем ехать на своем фургоне по Оранжвиллю. Правда, теперь в компании шестерых бандитов, на которых мы так некстати нарвались. Наши руки связаны джутовыми веревками. Мы с Джамбо сидим рядом, подпираемые слева и справа вооруженными негодяями.

На водительском месте разместился чернокожий детина в бейсболке, джинсах и грязной майке со следами запекшейся крови. Свежая рана на его щеке почти затянулась, но с ней далеко не все в порядке, поэтому водитель периодически почесывает струп, сцарапывая беловатый налет. На редкость омерзительное зрелище. Рядом с ним на пассажирском сиденье нервно дергается не менее мерзкий тип с огромным мачете в руке. Он постоянно кричит, живописуя, с каким удовольствием вспорет нам животы и обмотает внутренности вокруг ствола ближайшей пальмы.

Я не знаю, кем были эти люди до эпидемии. Может, вполне законопослушными уборщиками нечистот, может, тихими сборщиками мусора на пляже. Может, разделывали воловьи туши на рынке, а по вечерам собирались в своих трущобах, играли в баскетбол, пили пиво и никому по большому счету не мешали. Но мне все же кажется, что до пандемии Эболы, накрывшей Оранжвилль, они были такими же подонками и уголовниками – только удачно маскировались.

– Вы будете умирать долго, проклятые ублюдки! – орет мерзкий тип с мачете. – Это из-за вас, из-за белых, в город пришел дьявол. Вы отравили колодцы и солнце, вы сводите людей с ума!

Он периодически оборачивается в салон, где мы с Джамбо зажаты в углу и окружены остальными головорезами, тычет в меня пальцем со злостью и ненавистью и выкрикивает угрозы, причем всякий раз все громче и агрессивнее. Будь его воля, он бы давно уже меня прирезал. Но я почему-то чувствую не страх, а сводящую с ума вонь. И уже даже как-то все равно, чем закончится эта поездка. Однако у главаря банды на наш счет свои планы.

– Прикрой свой вонючий рот, – тоном, не терпящим возражений, говорит он. – Убить мы всегда успеем. Лучше попробуем обменять их на продукты, патроны и воду. Жратвы взять уже негде – все разграбили до нас. А эти людишки явно из Посольского квартала. По крайней мере, этот белый.

Подросток, сидящий слева от меня, неожиданно соглашается.

– А еще их можно обменять на наркоту, – неадекватно хихикает он, и по его взгляду я понимаю, что этот тип явно под кайфом.

Но бандиту с мачете такая идея явно не по душе.

– Какой еще обмен?! – не унимается он, распаляя себя все больше и больше. – Да они колдуны все! Ты что, пожалеть их хочешь? Да не стоят они тех патронов и той еды, найдем в другом месте! Они бы нас не пожалели, прихлопнули бы при первой возможности, как мух. Или прокляли бы своими европейскими заклинаниями… взгляни только, как смотрит на нас этот белый своими погаными бесцветными зенками! Думаешь, просто так? Да порчу на нас наводит!

Почему-то ловлю себя на мысли, что эта опереточная свирепость даже смешна. Наши похитители напоминают дворовую баскетбольную команду, решившую сняться в любительском кино про уличных бандитов.

Пока те спорят о нашей дальнейшей судьбе, я наблюдаю, как остальные потрошат груз, выданный нам в Посольском районе. Деловито достают из мешка банки с консервами, упаковки с галетами. Кто-то хлещет из пластиковых канистр дефицитную пресную воду, бездумно расплескивая ее на полсалона.

– Чего пялишься, урод? – Один из громил не раздумывая заезжает мне изо всех сил в челюсть, и из рассеченной губы на дно салона веером брызгает кровь.

– Давно нужно было расправиться с белыми, – заученно, словно мантру, повторяет тип с мачете. – От них одни только беды. Пока они не появились на нашей земле – мы были здоровы и счастливы. Это они привезли с собой проклятие, они отравили ветер и воду, а теперь подсунули нам испорченные лекарства. У меня брат с сестрой умерли из-за этой заразы. И неизвестно, сколько еще наших умрет из-за них!..

Прекрасно понимаю, что любые мои аргументы не в силах изменить ситуацию. Я могу сколько угодно рассказывать им о тысячах людей, спасенных в нашей миссии, о сотнях тысяч прививок африканским детям в далеких деревнях, о сотнях тонн гуманитарной помощи, которую наши медики раздавали тут три года назад, после очередного военного переворота. Все это лишь озлобит этих мерзавцев против нас. Уж если в человеке проснулась первобытная жажда крови и убийств, то обуздать ее путем логических выкладок невозможно…

Джамбо, впрочем, пытается что-то возразить, однако сидящий от него слева подонок резко бьет его кулаком в живот.

– Я видел этого белого типа раньше, он в госпитале ошивался, – говорит он, зыркая на меня. – Клянусь всеми нашими богами, что он один из тех, кто приложил руку к заражению города. А этот, – кивает он на Джамбо, – вдвойне заслуживает смерти. За то, что продался этим дьяволам. – Он хватается за мачете, но его тут же останавливают:

– Эй, эй! Не пори горячку. Зарежешь – и весь салон будет в крови. Ты станешь мыть? Нет. А тачка нам еще пригодится.

– Тогда останови машину! – истерично кричит громила водиле. – Казню тут же, у забора, как собак! А головы через стену Посольского района перебросим, чтобы их дружки знали, к чему им всем следует готовиться!..

Фургон давно выехал из приморского парка и теперь катит по набережной. Механически отмечаю, что мы отдаляемся от миссии на северо-восток. Минут через пять набережная закончится, потом промелькнет заброшенная лодочная станция, а затем, спустя метров сто, начнется первобытный пляж, поросший мангровыми кустами и кокосовыми пальмами.

В салоне стоит чудовищный шум и гам, каждый рвется ударить нас, толкнуть или хотя бы ущипнуть побольней. Теперь пятеро головорезов, включая наркомана-подростка, требуют нашей немедленной и безоговорочной смерти, причем каждый готов разорвать нас на части, а то и пытать нас перед казнью. И только водитель, он же главарь, вяло сопротивляется. В который уже раз напоминает, что казнить нас в салоне не стоит, будет слишком много крови, и пытается убедить свою банду, что нас двоих можно довольно выгодно обменять.

Только теперь начинаю осознавать, что нам не нужно было останавливаться в приморском парке, а следовало без раздумий гнать в сторону Чайна-тауна, с его бесконечными лабиринтами улочек, переулков и тупиков, где всегда можно оторваться от погони, а в случае чего – спрятаться так, что ни одна живая душа нас бы не нашла.

Жестикуляция в салоне все агрессивнее, крики – все пронзительнее. Даже удивительно, откуда у этих людей такие луженые глотки?

Главарь в очередной раз расчесывает щеку, машина дергается, и я заваливаюсь корпусом вперед, по касательной ударяясь лбом о стекло. Пытаясь принять прежнее положение, непроизвольно шарю по полу фургона и случайно нащупываю металлический выступ, к которому должно крепиться пассажирское сиденье. Начинаю осторожно перетирать веревку, которой связаны за спиной руки. Головорезы увлечены спором и ничего не замечают. С полминуты невидимых глазу усилий – и мои руки свободны. Приваливаюсь к Джамбо боком и одной рукой пытаюсь распутать его веревки. Узел несложный, а пальцы у меня натренированные.

Лицо Джамбо на удивление спокойно – когда он ощутил, что я незаметно для похитителей развязываю узел на его запястье, то ни выдал удивления ничем.

И вот руки моего товарища освобождены от пут, как и мои.

Но что делать дальше? Оружия у нас нет. Даже если мы сейчас бросимся на громил с голыми руками, используя эффект неожиданности, они, конечно, очень удивятся, но ненадолго, потому как спустя секунд пять изрубят нас в капусту, и салона не пожалеют. Выпрыгнуть через задние дверцы, выбив их ногами? Далеко не убежим. Да и не факт, что поблизости не ошиваются такие же обезумевшие от вседозволенности подонки.

Ситуация кажется безысходной, так как оставаться здесь и ждать, пока они придумывают для нас одну казнь «веселее» другой, – глупее глупого. Нужно что-то предпринять.

– Ладно, уговорили, – после бурного спора с соучастниками соглашается главарь. – Не будет никакого обмена. Не факт, что взамен этих типов нам выдадут патроны, воду и еду. У них у самих еды и патронов, наверное, уже в обрез. Да и от белых дьяволов из их гостиницы можно еще какую-нибудь заразу подхватить!..

Фургон резко тормозит. Один из громил открывает заднюю дверцу и пинком выталкивает нас наружу. Не успев сгруппироваться, вываливаемся с Джамбо на пыльную дорогу. Заметив, что мы сумели освободить руки, бандиты в бешенстве принимаются пинать нас ногами.

– Эти дьяволы хотели сбежать! – беснуется тип с мачете.

– Точно – дьяволы! – подхватывает подросток-наркоман. – Я сам завязывал им руки самым сложным узлом… Разве обычный человек сумел бы самостоятельно развязать такие путы?.. А ты еще собирался обменивать их. Вспороть животы – и дело с концом. Пусть тут и подохнут!..

Нас тащат к обочине под высокую пальму.

– На колени! Кому сказал, становитесь на колени!

– Да пошел ты… – шепчу в ответ, но тут же получаю прикладом по задней части бедра, и ноги подкашиваются сами собой.

Боль просто невыносимая – подонок вложил в удар всю свою злобу. Закрываю глаза, стискиваю зубы, чтобы не завыть от этой острой боли и не доставлять удовольствия своим мучителям.

– Вот так-то лучше. – Бандит размахивает мачете, приплясывая от нетерпения, и красочно живописует, как именно будет нас убивать. Я вижу лишь тонкие черные ноги в стоптанных дырявых кедах.

Метрах в пятидесяти от нас начинается пологий песчаный пляж. Белопенный океан ритмично вгрызается в берег. Легкий ветерок перебирает листья на пальмах, гонит по берегу песок. Далекая полоска горизонта уже окрасилась утренним багрянцем. Воздух свеж и почти прозрачен.

Мы с Джамбо стоим на коленях перед пятью чернокожими ублюдками. Шестой, громила со шрамом, возвышается за нами, понося и обвиняя во всех тяжких грехах. Похоже, он тоже вошел в роль и решил произнести речь.

– Именем нашей многострадальной Африки, нашей страны и нашего родного Оранжвилля, – прокурорским тоном говорит он, – этот белый пособник дьявола… Как тебя зовут? Да это и неважно… и его друг, гнусный предатель, продавший Родину и свой народ, приговариваются к смерти. Что скажет прокурор? – Громила с комичной учтивостью оборачивается к типу с мачете.

– Разорвать на части, чего тут еще думать! – лыбится тот.

– Каково мнение адвоката? – Кивок в сторону подростка-наркомана.

– А давайте отрежем им головы и будем играть ими в футбол! – звучит в ответ дурашливое.

Громила выдерживает выразительную паузу, почесывает свой отвратительный шрам и, оглядывая нас, продолжает:

– Итак, это тот редкий случай, когда мнения обвинения, адвоката и судьи, то есть меня, полностью совпадают. Каково будет последнее желание приговоренных к смерти?

Поднимаю голову и смотрю убийцам прямо в глаза. Они не отводят взгляд, для них мы уже трупы, законная добыча падальщиков и мародеров. Словно шакалы, они нетерпеливо топчутся в предвкушении расправы.

Мы молчим – слишком много чести для этих мерзавцев подыгрывать в этом гнусном спектакле. Главарь похлопывает лезвием мачете по широкой ладони и испытующе переводит взгляд с меня на Джамбо. Видимо, никак не решит, кому первому отрубить голову.

– Бросьте жребий, – наконец предлагаю ему.

– А ты смелый! – отвечает тот. – Что ж, тогда с тебя и начнем.

Закрываю глаза и впервые в жизни пытаюсь прочитать хоть какую-нибудь молитву. Я никогда не верил во все эти штуки: Бог, рай, загробная жизнь… Но сейчас, за мгновение до смерти, все это воспринимается совсем иначе. Почему-то в памяти всплывает лицо Миленки. Неужели ее тоже убили, так же, как сейчас убьют и меня? Возможно, даже эти самые бандиты. Хотя нет, ей наверняка пришлось намного хуже. Лучше не думать о том, что делают с красивыми девушками отмороженные бандиты вроде этих. В том, что Миленка мертва, у меня нет никаких сомнений. Если даже мы, двое взрослых вооруженных мужчин, не смогли себя защитить, то как могла выжить хрупкая медсестра? Ноль шансов.

Подросток-наркоман уже тренируется – рубит своим жутким мачете ствол ближайшей пальмы, приплясывая, словно безумный. Наверняка собирается срубить мне голову с одного удара.

– А ты, урод, будешь долго мучиться! – кричит отморозок и смачно плюет Джамбо в лицо. – За то, что связался с белыми, получишь смерть мучительную и медленную. Эй, принесите кто-нибудь веревку. Знаешь что я с тобой сейчас сделаю? Вспорю тебе живот, привяжу один конец к твоим кишкам, а второй к заднему бамперу. А потом мы с тобой прокатимся – пока ты окончательно не «размотаешься».

Он все время пританцовывает и жестикулирует – наверное, считает себя королем гангста-репа. Выпалив последнюю фразу, ублюдок оглядывается на товарищей в поисках одобрения, и первым же заливается идиотским смехом. От этих звуков с соседних деревьев испуганно вспархивают сонные птицы, и, громко хлопая крыльями, улетают прочь.

Я часто думал о смерти. В детстве, в школе. Да и врачом стал, чтобы наконец прояснить для себя это странное свойство каждого организма переходить из живого в неживое. Уже в институте, на практике в морге, наш профессор любил повторять: «Не бойся, молодежь. Живой человек намного опаснее мертвого».

Открываю глаза. Словно в замедленной съемке наблюдаю, как подросток с мачете в правой руке подходит ко мне. Останавливается в двух шагах. Ехидно улыбаясь, замахивается…

И тут воздух незримо сотрясается вибрацией, гулко бьет автоматная очередь, и на голой груди подростка словно взрываются алые фонтанчики. Улыбка на лице бандита сменяется мгновенной растерянностью, мачете вываливается из ослабевших пальцев. Я падаю, откатываюсь к ближайшей пальме и прячусь за ее волосатым стволом. Следующая очередь выбивает из него ошметки мяса.

Вжимаюсь лицом в сухую колючую траву и спустя мгновение оглядываюсь. Со стороны приморского парка в нашу сторону мчится тот самый грузовик с мятой кабиной, с которым мы разминулись в парке совсем недавно. С криками и улюлюканьем бандиты начинают беспорядочно палить из кузова. Наши истязатели бросаются врассыпную, ища укрытия за деревьями. Тела троих из них, включая громилу с мачете, валяются в самых нелепых позах, изрешеченные пулями.

Грузовик с мятым кузовом скрывается за пальмами, возгласы и улюлюканье постепенно стихают. К счастью, нас они не заметили. Не сговариваясь, подхватываемся и бросаемся к фургону.

Он срывается с места и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, уходит в тень городского парка, где легко затеряться среди лабиринтов мангровых зарослей и пальм. Сзади доносятся беспорядочные выстрелы и гортанные крики. И тут длинная очередь прошивает стенку фургона. Одна из пуль попадает в боковое зеркало, и оно брызгает сотней осколков.

– С тобой все нормально? – спрашиваю у Джамбо.

– Ага. По крайней мере, лучше, чем две минуты назад, – отвечает он с нервозной улыбкой.

Видимо, мы действительно родились под счастливой звездой, если нам так чертовски везет сегодня. Пытаюсь осознать произошедшее только что. Несомненно, конкурирующая банда случайно нарвалась на набережной на «наших» головорезов и решила отбить у них добычу, причем в самый драматический для нас момент.

Если бы подобное произошло с кем-нибудь другим, не поверил бы, слишком уж по-киношному скроено, так в жизни не бывает. Но, наверное, правильно говорят умные люди: «жизнь – самый лучший режиссер…»