После тяжелого кризиса, порожденного ударной коллективизацией, сельское хозяйство стало проявлять признаки оживления в 1934 г., но положение улучшилось лишь в 1935 г. Преодоление чудовищных трудностей 1932–1933 гг. как раз и представляло собой главный успех новой колхозной системы. Система эта сумела начать действовать. Сокрушенной в ходе битвы, однако, оказалась другая честолюбивая надежда, изначально связанная с замыслом коллективизации: обеспечить новый подъем сельского хозяйства. Во второй половине 30-х гг. выдавались удачные (1935-й и 1940-й) или даже просто отличные (1937-й) по урожайности годы; были и плохие (например, 1936 г.) или, на худой конец, посредственные сезоны. Однако сельскохозяйственное производство оказалось не только по-прежнему уязвимым для капризов погоды, но и, по сути дела, пребывало в застое. Его отставание от промышленности, которое уже в 1928–1929 гг. было признано «чрезмерным», за это время лишь усилилось. Запланированный на вторую и третью пятилетки прирост производства сельскохозяйственной продукции остался полностью неосуществленным: увеличение, полученное в 1940 г., было еще весьма далеко от того, которое намечалось на одну только первую пятилетку.

Самой серьезной продолжала оставаться проблема зерна, ибо его производство по-прежнему составляло основу всего сельского хозяйства. Сталин объявил ее решенной, и на протяжении многих лет это его мнение считалось неоспоримым в СССР. Подобный тезис, правда, противоречил его собственным высказываниям в 1935 г., когда он заявил, что ежегодный сбор зерновых необходимо в ближайшее время довести до 110–130 млн. т. Реальные сборы даже и не приближались к этим показателям. Среднегодовые урожаи во второй пятилетке равнялись 71 млн. т, а в третьей – 77 млн. Урожайность с гектара составляла соответственно 7,1 и 7,7 ц, между тем как планировалось довести ее до 10, а затем до 13 ц/га. (Средняя урожайность в непосредственно предреволюционные годы составляла 3,9 ц/га, в 20-е гг. уже намечалась тенденция к превышению этого уровня.)

Это не означает, что не было вовсе никакого прогресса. Наиболее существенные успехи были достигнуты в возделывании некоторых технических культур, служивших необходимым сырьем для промышленности: хлопка, сахарной свеклы, подсолнечника, чая, который стал широко культивироваться в Грузии. Особое место в этом списке принадлежит хлопку: еще до войны СССР сумел обеспечить себе независимость от импорта хлопка. Правда, на пути к реализации этой задачи были допущены и ошибки, вроде той, например, что хлопок из года в год упрямо пытались выращивать на обширных пространствах европейской части России и Украины, где он в лучшем случае давал смехотворно низкий урожай. Главные усилия, впрочем, были сконцентрированы на Средней Азии – особенно Узбекистане – и некоторых районах Закавказья, где были развернуты крупные работы по строительству ирригационных сооружений. Благодаря этому удалось не только увеличить сбор хлопка (2,5 млн. т против 0,7 млн. т в дореволюционные годы), но и добиться повышения его урожайности и качества. Но не по всем техническим культурам были достигнуты аналогичные успехи. Валовой сбор сахарной свеклы и подсолнечника удвоился за счет значительного расширения площади под посевами, между тем как урожайность оставалась ниже дореволюционной. Что же касается льна, ценной культуры, традиционно выращивавшейся во влажных северо-западных районах России, то отмечалось резкое падение как валовых сборов, так и урожайности.

Больше всего пострадало животноводство. Здесь также в 1935 г. началось некоторое оживление, но потери, вызванные повальным забоем скота в годы интенсивной коллективизации, пока не были восполнены. Еще и в 1940 г. общее поголовье сельскохозяйственного скота – в особенности крупного рогатого – было в СССР заметно меньше, чем в 1928 г., и не достигало дореволюционного уровня. Да и само наметившееся увеличение поголовья было обязано больше индивидуальному хлеву крестьянского двора, нежели колхозным и совхозным общественным фермам.

Для возрождения животноводства колхозников еще с 1934 г. стали поощрять обзаводиться тем минимумом скота, который потом был официально гарантирован Уставом сельскохозяйственной артели. Разведение домашних животных поощрялось также среди членов уцелевших коммун (в свою очередь пониженных до ранга артели), работников совхозов и даже промышленных рабочих, особенно в маленьких городах. Несмотря на жесткие ограничения индивидуальной собственности, поголовье скота в частном владении на протяжении всех довоенных лет было больше, чем общественное (4:1 по крупному рогатому скоту), и продолжало быстро увеличиваться. Произведенные колхозами мясо, молоко, яйца, шерсть составляли лишь ничтожно малый процент в общем потреблении этих продуктов. Поэтому не будет ошибкой утверждать, что коллективизация, по крайней мере в этот период, удалась в области обобществления земли, которая почти вся перешла в коллективное владение, но не состоялась в области животноводства, которое в преобладающей своей части осталось частным. В этом заключался один из самых важных аспектов компромисса, достигнутого в деревне.