На этом, однако, было бы рано ставить точку в разговоре о плановом руководстве, а следовательно, о правильном применении всей той колоссальной массы материальных средств и человеческой энергии, которая им охватывалась. План был утвержден весной 1929 г. Уже во второй половине того же года он был полностью искорежен. Следует обратить внимание на дату: она знаменует один из самых критических моментов советской истории. Это был момент, когда осуждение Бухарина и других правых было предано гласности. Это был также период перехода к массовой и принудительной коллективизации. Всякое сопротивление внутри ядра высших руководителей было сломлено.

В эти же месяцы было намечено ошеломительное ускорение выполнения плана. Началось с выдвижения лозунга «Пятилетку – в четыре года!». Речь еще раз шла об одном из тех «лозунгов агитации», которые Сталин считал необходимыми для осуществления руководства. Лозунг писали на красных полотнищах, которые вывешивались в заводских цехах, повторяли на митингах вперемежку с бранью в адрес «маловеров и нытиков» из числа правых. В Москву отправлялись «красные составы», груженные «сверхплановой продукцией». Между тем выполнить за четыре года программу, которая, как признавалось, очень трудна и напряженна даже для пятилетнего срока, было явно малореалистической задачей, а следовательно, сопряженной с риском и для самой «агитации». Сталин все же не остановился на этом – он пошел дальше. Кампания «пятилетку – в четыре года» сопровождалась нарастающим, астрономическим раздуванием предусмотренных показателей.

По пятилетнему плану выплавку чугуна предусматривалось довести с 3–5 до 10 млн. т. Это было много, даже слишком много, по мнению многих специалистов. Но в январе 1930 г. Куйбышев объявил решение увеличить ее до 17 млн. т (10 – на Украине и 7 – на урало-сибирском комплексе) за тот же отрезок времени. Потенциальные мощности, запроектированные для Кузнецка и Магнитогорска, были увеличены в четыре раза. За первый год пятилетки (1928–1929) промышленное производство выросло примерно на 20 %, то есть чуть меньше, чем предусматривалось планом (21,4 %), но все же весьма существенным образом. Тогда было решено, что его прирост на протяжении второго года должен составить 32 %, то есть будет больше чем наполовину превышать запланированный уровень.

В один из самых лихорадочных приступов этого повышения показателей пришелся на XVI съезд партии (июнь – июль 1930 г.). По одной из версий, еще накануне съезда Сталин с Молотовым явились в Совнарком и потребовали, чтобы все цифры плана в целом были удвоены; на этот раз даже Рыков не решился возражать. Как бы то ни было, в своем докладе на съезде Сталин потребовал гигантского увеличения заданий пятилетки, утверждая, что «по целому ряду отраслей промышленности» план может быть выполнен «в три и даже в два с половиной года». Требовалось произвести, таким образом, не только 17 млн. т чугуна, но также 170 тыс. тракторов вместо запланированных ранее 55 тыс., вдвое больше цветных металлов, автомобилей, сельскохозяйственных машин и т. д. Причем и на этот раз Сталин выдвигал эти задачи как тяжелое, но необходимое решение. Он уверял, что одновременно будет происходить увеличение выпуска потребительских товаров, ибо «мы имеем теперь возможность развивать ускоренным темпом и тяжелую, и легкую индустрию».

Наслаивание все более впечатляющих плановых заданий происходило почти в течение всего хода выполнения пятилетки. Сами по себе они могли выглядеть и не такими уж произвольными, особенно в глазах людей, которые с энтузиазмом отдавали все силы нечеловеческому труду на стройках пятилетнего плана. В самом деле, за ними стояли реальные трудности, такие как нехватка металла, который приходилось поэтому ввозить из-за границы, оплачивая золотом, возросшая потребность в сельскохозяйственной технике, обусловленная масштабами и драмами коллективизации, и т. д. Складывается, однако, впечатление, что каждая вновь возникающая или непредусмотренная проблема решалась простым повышением соответствующих цифр плана без какой-либо корректировки других его показателей, отчего последние делались все менее достижимыми. Таковы шутки, которые способен разыгрывать не знающий пределов волюнтаризм. Страна была охвачена индустриальной лихорадкой, своего рода помешательством, пароксизмы которого затянулись вплоть до 1932 г. Для того чтобы найти что-либо похожее в истории двадцатого столетия, нужно перенестись к концу 50-х гг. – периоду «большого скачка» в Китае. Результаты и в том и в другом случае были весьма далеки от ожидаемых.

Разумеется, то и дело звучавший в речах руководителей неотступно тревожный призыв строить поскорей имел под собой основания. Но уже во второй половине 1930 г. можно было видеть, что подобный путь не ведет к ускорению прогресса: темпы роста не увеличивались, а скорее падали. Объем производства за год вырос не на 32 %, как требовалось, а – по противоречивым свидетельствам официальных источников – лишь на 22 %, да и то в промышленности, то есть той сфере, где были сосредоточены все усилия и средства. Тем не менее Сталин заявил, что в следующем году можно и должно увеличить выпуск промышленной продукции на 45 %. Это заявление содержалось в его знаменитой краткой речи, произнесенной в феврале 1931 г. на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности.

Знаменитой эта речь стала прежде всего благодаря высказыванию, которому суждено было обернуться поразительным пророчеством: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Десять лет спустя наступил 1941 г. – год нападения нацистов на СССР. Речь эта, впрочем, заслуживает внимания не только по названной причине. Тем, кто спрашивал, нельзя ли замедлить темпы индустриализации, Сталин отвечал категорическим: «Нет, нельзя!». Этот свой ответ он впервые подкреплял обращением к патриотическому чувству, к уязвленной гордости за «матушку-Русь». Иностранцы всегда били Россию за ее отсталость. Сталин приводил строки поэта Некрасова: «Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка-Русь». И добавлял: «Таков уж закон эксплуататоров – бить отсталых и слабых. Волчий закон капитализма. Ты отстал, ты слаб – значит, ты не прав, стало быть, тебя можно бить и порабощать. Ты могуч – значит, ты прав, стало быть, тебя надо остерегаться». Правда, сразу вслед за этим он вводил интернационалистский мотив, напоминание об «обязательствах» русского рабочего класса по отношению к мировому пролетариату, от которого он в прошлом получил поддержку и надежды которого должен оправдать; напоминание о том, «что мы делаем дело, которое в случае успеха перевернет весь мир и освободит весь рабочий класс». Однако ценность этой речи, притом даже, что она содержит некоторые из самых удачных приемов ораторского искусства Сталина, выглядит существенно иной, когда мы обнаруживаем, что в ней он ставит перед страной совершенно нереалистические цели, закрывая глаза на неумолимые причины, делающие такое целеуказание произвольным.

Кульминационная точка этого безрассудного вздувания обязательств была ознаменована XVII партконференцией в январе – феврале 1932 г., когда были сформулированы первые директивы на второй пятилетний план, который должен был закончиться в 1937 г. В докладах Молотова и Куйбышева, а также в резолюции «О пятилетнем плане» говорилось, что к этому времени производство электроэнергии должно быть доведено до 100 млрд. кВч, а угля – до 250 млн. т, чугуна – до 22 млн. т, нефти – до 80–90 млн. т, зерна – до 130 млн. т. Одним словом, советская экономика должна была прыжком достигнуть американского уровня.