В середине 1928 г. антисталинистская оппозиция была очень сильна, по крайней мере на бумаге. В нее входили председатель Совнаркома, значительная часть профсоюзных руководителей, группировавшихся вокруг Томского, и руководящая группа Московского партийного комитета, включая почти всех секретарей райкомов. Помимо этого, оппозиционеры контролировали ряд центральных органов печати, начиная с «Правды». В их числе были трое из девяти членов Политбюро; по крайней мере еще один, Калинин, председатель ВЦИК и всегдашний сторонник политики, учитывающей интересы крестьянства, колебался. Сталин поэтому постарался избежать открытого столкновения. Он пошел на компромисс. Новый Пленум ЦК в июле стал свидетелем весьма жарких дебатов, но завершился единодушным принятием резолюции, которая, по сути дела, признавала правоту бухаринских тезисов. В ней отмечалась опасность разрыва между городом и деревней, осуждались наиболее грубые методы, применявшиеся в ходе заготовительной кампании, высказывалось намерение как можно скорее преодолеть отсталость сельского хозяйства и на первый план выдвигалась задача оказания помощи крестьянину-единоличнику, мелкому или среднему. На практике, к сожалению, меры, принятые для уменьшения нажима на село, носили ограниченный характер и были запоздалыми: речь шла о повышении цен и ввозе из-за границы ограниченного количества зерна.

Июльский Пленум был поэтому расценен внешними наблюдателями как поражение Сталина: так истолковали его меньшевики за границей, Троцкий в Алма-Ате, различные наблюдатели, находившиеся в Москве. К середине 1928 г. Сталин, как считали, был наиболее близок к поражению. В то же время тайная проба сил, какой явились дебаты на Пленуме ЦК – а к ним обе стороны готовились заранее, – показала, что такое предположение маловероятно. Сталинская группировка была явно сильнее. Его противники оставались в меньшинстве. Бухарин понимал это. Перед самым окончанием пленума он даже пошел на тайную встречу с Каменевым, организованную Сокольниковым, чтобы обеспечить себе поддержку или хотя бы нейтралитет побежденной оппозиции. Точно озаренный внезапным откровением, он говорил своему собеседнику о Сталине как о новом Чингисхане, который не остановится перед насильственным устранением всех своих прежних товарищей и соперников.

В новой борьбе Сталин не только не стеснялся в выборе средств, но и прибегал к дорогой его сердцу тактике постепенного перехода от «лозунгов агитации» к «лозунгам действия». Его агитационным лозунгом на это раз была борьба с правыми, с правой опасностью, с правым уклоном, с примиренческим отношением к правым. Кто такие эти правые, которых обличали на протяжении нескольких месяцев, публично не говорилось, между тем пропагандистское наступление на неназванного врага разрасталось, словно снежная лавина.

Началось оно на VI конгрессе Коминтерна, проходившем в Москве в июле – августе. В Коминтерне задача облегчалась тем, что можно было называть по имени и фамилии представителей зарубежных правых течений. Бухарин стал в Интернационале председателем вместо Зиновьева. Поражение Коминтерна и коммунистов в Китае ударило и по положению Бухарина, который частично отвечал за него. Тем не менее его авторитет был по-прежнему высоким. Анонимная кампания против правых должна была исподволь подготовить почву для нанесения удара по нему. Из Коминтерна эта кампания была затем перенесена в русло внутреннего движения за самокритику.

Борьба Сталина с Бухариным носила совершенно иной характер в отличие от только что проведенной против троцкистско-зиновьевской оппозиции, хотя и была ее продолжением в том смысле, что являлась заключительной фазой распада прежней ленинской руководящей группы. В ходе этой борьбы публичная дискуссия велась намеками, эзоповским языком, доступным только для посвященных, а самые напряженные схватки в верхах прикрывались внешним единодушием. Происходило это не только потому, что Бухарин и его союзники старались не делать ничего, что могло навлечь на них обвинение во фракционности, ставшее роковым для Троцкого. Этот фактор оказал свое действие. Но он был не единственным. Особенность этого конфликта в том, что он происходил в недрах аппарата. Оппозиция новым установкам Сталина исходила на этот раз именно из аппарата – из профсоюзных, советских, хозяйственных, кооперативных организаций, которые в силу своего положения были восприимчивее к новому политическому напряжению в стране. Москва еще раз оказалась центром схватки. Борьба приняла форму скорее слухов, нежели прямых политических заявлений, чаще велась шепотом, чем громогласно. Исход отдельных схваток выражался в смене одних лиц другими на тех или иных постах и других административных мерах, как и подобает аппаратам.

Даже когда Бухарин сделал главный выпад, опубликовав в «Правде» свои знаменитые «Записки экономиста», он не нападал на Сталина прямо, а полемизировал с его тезисами, делая вид, будто воюет с троцкистами. В свою очередь многие члены Политбюро в ответ опубликовали статьи с критикой воззрений Бухарина, но ни разу не назвали его по имени. Одним словом, публично неизменно говорилось об отсутствии разногласий между вождями ВКП(б).

Первая настоящая схватка разыгралась в Москве. В сентябре 1928 г. Московский городской комитет партии принял на своем заседании тезисы, отличавшиеся от сталинских, в особенности по вопросу о правой опасности. Секретариат ЦК развернул контрнаступление в самих московских парторганизациях, вынудив городской комитет месяц спустя сдать свои позиции. Это произошло на втором заседании, именно на нем руководители комитета подверглись атакам со всех сторон. Сначала были смещены самые боевые секретари райкомов. Затем и главным руководителям московской партийной организации, Угланову и Котову, пришлось уступить свои посты соответственно Молотову и Бауману, который практически и возглавил новый комитет. Одна из главных цитаделей оппозиции была, таким образом, разоружена.

С профсоюзами разделались не на самом их съезде, состоявшемся в декабре, а на заседании его коммунистической фракции, созванной для одобрения некоторых изменений в руководстве. К Томскому против его воли и откровенно в противовес ему был приставлен Каганович, правая рука Сталина, деятель, быстро набиравший силу и уже отличившийся на Украине авторитарными методами, вызвавшими немалую враждебность по отношению к нему. Сразу же после этого из областных профсоюзных советов удалили сторонников Томского. Кадровые изменения были произведены также в редакциях «Правды» и других газет, где сильнее всего было влияние Бухарина.

Борьба в рамках аппарата облегчала устранение людей, сила которых определялась больше занимаемой должностью, нежели личным авторитетом. Например, Угланов в Москве был могущественным, но нелюбимым деятелем. Нападкам на Томского предшествовала длительная кампания против бюрократии в профсоюзах, проводившаяся в рамках «движения самокритики». Выдвинутые обвинения были отнюдь не безосновательными, но закончилось все это лишь заменой одной бюрократии другой, еще более жесткой, а главное – отличающейся большей готовностью исполнять директивы генерального секретаря.

Однако неправильно было бы сводить все к одним персональным заменам. Борьба и чистка в аппарате длились много месяцев и велись во имя партийного руководства «массовыми организациями». Следовательно, это было наступление на все и всякие формы автономии. В результате была осуществлена генеральная структурная перестройка массовых организаций, причем настолько радикальная, что можно утверждать – да это признавалось позже, – что лишь после битвы с правыми советский аппарат действительно сделался «приводным ремнем» от верхов к низам в том самом значении, в каком задумал и желал его видеть Сталин. В этом состоял главный политический итог конфликта.