Маданга
Двумя неделями позже

Лежа ничком в холодной грязи, он ждал, когда колонна, наконец, пройдет мимо. Она тянулась бесконечно, тяжелые боевые машины шли одна за одной, рев двигателей антигравов бил по ушам так, что хотелось вскочить и броситься прочь, но сейчас надо было лежать, неподвижно и не дыша, и ждать, когда же колонна все-таки пройдет, унося с собой вонь, грохот и лязг. Только тогда, выждав еще какое-то время, можно будет встать и продолжить свой путь в сторону леса, сейчас еле видного в осенней дождливой хмари.

Детектор замедлил дыхание почти до нуля, снизил температуру кожи до минимума, и теперь, посмотри кто из колонны на обочину, максимум, что он увидел бы – это холодный труп, покрытый грязью. Любые датчики подтвердят. Впрочем, никто и не смотрел. Видимо, и в этот раз обойдется. Вот только какая же это все-таки гадость – валяться в жидкой придорожной грязи, изображая мертвое тело! Зато есть время подумать. Подумать и попытаться переосмыслить и виденное, и пережитое, и то, во что он, Биэнн Атум Ит, умудрился вляпаться сейчас. Какое точное слово – «вляпаться». Точнее не скажешь.

Как сказал Таенн, так ошибиться – это надо очень постараться. Вместо того, чтобы выйти в расчетной зоне, они оказались на Маданге, планете, закапсулированной больше трехсот лет назад из-за локального конфликта, который грозил перерасти в нешуточную свару уже межпланетного масштаба. Каким-то невероятным образом, видимо, вследствие вселенской катастрофы, система, по словам искина, перешла в пульсирующий режим. То есть она, исключенная из реального мира, стала в этом мире появляться – буквально на часы, а затем пропадать снова. И секторальная станция угодила в реальность Маданги как раз в такой вот несчастливый час.

– Вероятность того, что мы из точки выхода попадем сюда, равняется десяти в тридцать седьмой степени к одному, – угрюмо заявил искин, заканчивая анализ. – Но мы сюда попали.

– И что делать? – спросил Ри.

– А я откуда знаю? – огрызнулся искин. – Говорю же, система в пульсирующим режиме. Видимо, катастрофа что-то сдвинула в капсуле, и она стала размыкаться. А потом смыкаться снова.

– То есть это значит… – начал было Леон, но искин его прервал.

– Это значит, что мы тут застряли на месяц. Мы не сможем выйти за пределы системы. Даже планету покинуть не сможем.

– Почему? – холодея, спросил Ит.

– Потому что капсула – это время, – пояснил Таенн. – Система в нашей реальности отсутствует, потому что отстает от времени реальности на тысячную долю секунды. Да, локальное время везде разное, и течет оно в разных местах с разной скоростью, но эта вот система – она отстает сейчас от всего, понимаешь? Она в режиме «минус один» – от нашего настоящего. А из-за того, что случилось, капсуляция стала сбоить, и система то догоняет нашу реальность, то снова отстает. Это время, Ит. Самая страшная штука на свете.

– А система… – Ит неуверенно смотрел на него.

– Это все вместе. Солнце, планеты и все прочее. Понимаешь, сейчас в нашей реальности нас нет – нигде нет. И никогда нет, – принялся объяснять Бард. – Теоретически мы можем поднять станцию на орбиту и подождать там, но я бы не хотел…

– Не можем, – отрезал искин. – Боюсь, что капсула еще и двойная. Поднять станцию мы сможем разве что над водой, но не выше. Капсулу ставила официальная служба и, поверь, эти ребята свое дело знают. Им совсем не надо, чтобы, например, при снятии капсулы их корабль атаковали с орбиты. Я пытаюсь считать информацию и уже нашел этот пункт – тут ни одно воздушное судно выше трехсот метров подниматься не может.

– Почему? – прищурился Ри.

– Тут война и не одна, кажется, – пояснил искин. – Мы очень крупно попали, ребята.

– Может быть, никто не понял, что станция тут оказалась, – попробовал возразить Ит, но Таенн с невеселым смешком ответил:

– Поройся у себя в памяти, парень. Это не заштатная планета из белой зоны, это Маданга. Поройся, и ты поймешь, что нас еще не нашли только по одной причине – слишком заняты чем-то другим. Найдут.

– Что-то мне не по себе, – Леон, до этого молчавший, встал, прошелся по залу взад-вперед, взял прямо из воздуха стакан с резко пахнущей жидкостью и залпом выпил. – И знаете, почему?

– Ну? – Ри с вызовом посмотрел на Сэфес.

– После того, что тут произошло… Ри, ты только на секунду представь, насколько тут после капсуляции любят Контроль, как систему. Или официалов, как систему. Я, конечно, Сэфес, но если бы мой дом оказался в таком же положении, я бы спал и видел, как я этот Контроль вместе с официалами сжигаю на главной городской площади, – ответил Леон.

– Ит, расскажи про этот мир, – попросил Ри.

– Я вроде рассказывал, – Иту совершенно не хотелось снова тащить наружу чужие воспоминания.

– Ты рассказывал всякую фигню и то кусками. Расскажи, что тут было за место до того, как все началось, – Ри выжидательно посмотрел на Ита. Тот подумал секунду, и сдался.

– Хорошо, – ответил он.

…Маданга в свое золотое время была, прежде всего, курортом. Курортом старым, известным и любимым многими. Три государства-гиганта и с полсотни государств поменьше давно уже находились в состоянии пусть шаткого, но все-таки мира – главы этих государств отлично понимали, что начнись война, тут же упадут доходы, а что может быть хуже для страны, чем отсутствие притока средств в казну? Государства поменьше время от времени все-таки вступали в конфликты, но лишь в локальные. Огрызались друг на друга исподтишка, при этом не забывая ласково улыбаться многочисленным туристам. Конфликты в основном возникали, конечно же, из-за территорий, преимущественно – из-за побережий, от которых и был основной доход. Вспоминали друг другу все. И прежние войны, и тысячелетней давности границы, и какие-то религиозные разногласия. Однако дальше конфликтов дело не шло.

Тем более, что за планетой, конечно же, приглядывали. Транспортная Сеть имела тут очень неплохой доход (больший доход вообще возможен лишь в узловых мирах, где за сутки через Машину Перемещения проходит несколько тысяч человек), и была заинтересована в том, чтобы он и дальше не снижался. Официалы, конечно, тоже брали свой налог – и Маданга попадала, разумеется, в сферу их интересов. Войны и конфликты никому были не выгодны.

Такая ситуация сохранялась на планете несколько тысяч лет. Мир хорошо известный, старый, жил, как живут другие, подобные ему, ничем особенным не выделяясь, ни на что особенное не претендуя.

Жил и жил. Пока двое девушек расы рауф не наткнулись в окрестностях маленького городка на собаку с перетянутой проволокой мордой…

– Собаки тут, – Ит поморщился. – Мир-то человеческий, но в их понимании собака… – он замолчал.

– Ты договаривай, договаривай, – подбодрил его Ри.

– Та тварь, которую они подобрали, была почти полтора метра в холке, и весила под сотню килограмм, – мрачно сообщил созидающий. – Это не совсем та собака, скажем так… ну…

– Давай я поясню, – вмешался Таенн. – Это генетически модифицированное животное, предназначенное, прежде всего, для пограничной охраны. Не измененных собак тут давным-давно не осталось. Эта твари очень умные, агрессивные, и ссориться с такой собакой я бы не рекомендовал никому. Ладно, ты продолжай, Ит.

– Попытаюсь. В общем, никто не знает, что у того подростка с той собакой произошло, кто из них на кого первый косо посмотрел, но суть в том, что подросток шарахнул по собаке из парализатора, перемотал ей морду проволокой и бросил. К хозяину собака почему-то не вернулась.

– Может быть, ей стыдно было, – ехидно заметил Морис.

– Может быть, – согласился Ит. – В общем, рауф ее подобрали…

– Как подобрали-то, если она такая агрессивная? – удивился Ри. – К ней, небось, и подойти невозможно – сбежит. Или набросится.

– Как-то подобрали. Может быть, тоже шарахнули из парализатора, – невесело усмехнулся Ит. – Я не знаю. Подобрали, заплатили астрономическую сумму транспортникам и вывезли. Сначала вылечили, а потом вернулись.

– С собакой? – с интересом спросил Ри.

– Без. Хватит ерничать, – оборвал его Ит. – Вернулись и обратились в посольство с требованием наказать виновника.

– Гермо должны водить своих гнусных кошек на коротком поводке, – вдруг сказал доселе молчавший Скрипач. Он лежал на полу, положив под голову руки, и, казалось, спал. По крайней мере, выдав фразу, Скрипач глаза так и не открыл.

– Ну-ка, ну-ка, это интересно, – Таенн присел на корточки рядом с ним. – А что еще должны делать гермо?

– Семьей заниматься, а не в синее играть по восемь размеров, – опять же не открывая глаз, отозвался Скрипач. – В кубе лесть верноподданнических похвал, за сухую ветку лицо не спрячешь.

– Как всегда у Скрипача – информативно, лаконично и по делу, – покивал Бард. – Ит, ты рассказывай, рассказывай.

– В общем, посольство выдало заявление с просьбой о наказании. Сначала – с просьбой, через некоторое время – уже с требованием. Мне кажется, что Маданга бы нашла какой-то вариант, который устроил и рауф, и то государство, но…

– Появился Антиконтроль во главе с незабвенным Микаэлем Стовером, – заключил Морис. – Догадываюсь, что было дальше.

– Правильно, – мрачно сказал Ит. – Такие, как Стовер, безошибочно угадывают самые слабые точки в любой системе и начинают давить на них. В этот раз такой точкой оказался суверенитет, сначала страны, в которой происходили эти события, а потом, через год с небольшим, и всей Маданги, как независимого мира.

– Независимость… – Таенн нахмурился. – Невмешательство во внутреннюю политику мира Индиго со стороны Мадженты. И боязнь того, что этот прецедент потащит за собой следующие.

– Верно. Раз уступил в этом, то и в другом уступишь, – согласился Ит. – И Маданга начала действовать. Сначала депортировали всех рауф…

– … а потом это было признано незаконным актом, так? – спросил Ри, созидающий утвердительно кивнул. – Рауф снова разрешили вход в мир.

– И в мир вошла армия, – заметил Леон.

– А на выходе из Машины Перемещения эту армию ждала другая армия, – закончил Ит. – Нет, конечно, я не совсем прав. Транспортников никто в процесс вовлекать не стал, действия начались на расстоянии, которые сочли приемлемым.

– Можешь не продолжать, – Таенн скривился, как от горечи. – Пакость это все просто чудовищная. Я вообще в курсе о том, что тут было, знаю, правда, не настолько подробно, насколько Ит, но…

– А ты знаешь о том, что тут это все первоначально назвали игрой? – поинтересовался Ит. – Да, это была игра – и юридически почти год никто не мог ни к чему придраться. Только когда в дело вступил Антиконтроль и когда начали гибнуть и люди, и рауф, официалы и Контролирующие получили право вмешаться.

– Не знаю, откуда тебе это известно, – Бард сделал ударение на слове «тебе», – но примерно так оно и было.

– А кого обвинили в капсуляции? – спросил Ри.

– Контроль, разумеется, – не задумываясь, ответил Ит. Инженер присвистнул.

– Конечно, Контроль, – кивнул Леон. – Даже официалы остались с чистыми руками. Ну или почти с чистыми, неважно…

– Так вы считаете, что нас найдут? – Ри, как всегда, больше интересовала практическая сторона дела. – И чем это нам грозит?

– Да в принципе, ничем, – без особой уверенности ответил Морис. – Внутрь станции им попасть не светит, сами мы просто не выйдем. Дождемся пульса и уйдем. Больше нам ничего не остается.

Впервые Ит столкнулся с тем, что Контролирующие могут столь фатально ошибаться. К моменту этих событий он уже понимал, что они далеко не всесильны, да и сами они не раз говорили об этом, вот только в душе все равно жила надежда, что это не так, что они почти со всем могут справиться, что…

Все оказалось иначе.

Гораздо грубее и проще.

Настолько проще, что ни Иту, выросшему в благополучном замкнутом мире Мадженты, ни Ри, привыкшему с малых лет к непростой, но справедливой жизни в мире Индиго, не пришло в голову что-либо подобное.

Сначала со станцией связался корабль, принадлежащий пограничной охране суверенного государства Гана, на территории которого находилась станция. С корабля передали требование – немедленно поднять секторальную станцию на поверхность, а затем сдаться. Искин сухо и сдержано ответил, что требование отклоняется. Станция находится здесь не в связи с капсуляцией мира, а по совершенно другой причине, и, как только это станет возможно, она покинет планету.

Корабль на час замолчал, а потом с него передали то же требование. На этот раз рискнул ответить уже Таенн – он более подробно объяснил ситуацию и недвусмысленно дал понять, что ни на переговоры, ни на контакт экипаж станции не пойдет.

– Пойдет, пойдет, – заверили с корабля. – Доконтролировались, суки.

Связь снова прервалась.

– Что все это значит? – спросил Ри.

Таенн, все больше и больше мрачнея, принялся что-то путано объяснять, но сбился, махнул рукой и смолк. Скрипач, как всегда неравнодушный к чужому горю, подошел к нему и ласково взял руками за плечи.

– Да уйди ты, чудо, – простонал Бард. – Не до тебя сейчас. Уйди, кому говорю. Не вводи в грех!..

Скрипач насупился и отошел. Ит проводил его беспомощным взглядом, но позвать не решился – они ждали ответа с поверхности, сейчас действительно было не до Скрипача.

– Что они собираются делать? – встревоженно спросил он.

– Не знаю, но вряд ли что-то хорошее, – бесстрастным голосом ответил альбинос. – Ит, Ри, чтобы не происходило, не покидайте станцию.

– В смысле? – не понял Ри.

– Не покидайте станцию, пожалуйста, – в голосе Леона вдруг зазвучали просительные нотки.

– Да с какой радости нам всем ее вообще покидать? – удивился Ри. – Что они нам могут сделать? Взорвут, что ли? Даже не смешно.

– Не взорвут, конечно, – заметил Морис. – Им эта станция и самим пригодится.

– Нам она тоже пригодится, – засмеялся инженер. – Нам она вообще-то нужнее, вам так не кажется?

– Ри, хватит ехидства, – вдруг попросил Таенн. – Ребятки, вы все, уж простите, несете какую-то чушь. Ситуация очень серьезная. Маданга, к моему великому сожалению – это вам не Террана, на которой можно было со Стовером в догонялки играть. Это продвинутый техногенный мир, который в капсуляцию попал исключительно из-за своей мерзостности. Его и до капсуляции терпели только потому, что он приносил неплохой доход. Не было бы дохода…

– Не все деньгами можно мерить, – ни с того ни с сего сказал Ит.

– Да при чем тут деньги!!! – взорвался Таенн. – Я сказал хоть слово про деньги?! Положительное воздействие от мира было и очень неплохое – просто потому, что гости этого мира отсюда счастливыми уходили! Понимаешь?

– Не очень, – осторожно ответил созидающий.

– Свое, внутреннее, тут было весьма гадостное. Но для гостей мир был другим. Прекрасное море, пляжи, вкусная еда… и доброжелательные хозяева. Гостям не было дела до внутренних разборок. Да и не посвящал их никто…

– Хорошая планета, но мудакам досталась, – проворчал Ри.

– Именно так, – кивнул Бард. – Если бы не рауф, то, скорее всего, тут и сейчас бы ходили толпы туристов.

– Значит, все-таки «если бы не рауф», – подытожил инженер. – Спасибо за откровенность, Таенн.

– Всегда пожалуйста, – тот отвернулся.

Ит исподтишка огляделся.

Пока они говорили, искин, оказывается, успел приглушить свет и в зале теперь стоял полумрак. Светились каким-то слабым, призрачным светом лишь несколько панелей на стенах, да обрамление панорамного окна, за которым стояла все та же черная безмолвная вода. Скрипач, до этого охотно проводивший время около окна, этой воды явно опасался. По крайней мере, сейчас он сидел на полу у противоположной окну стены и не сводил с окна глаз. То ли ждал чего-то, то ли был поглощен какими-то своими, никому не ведомыми мыслями.

«Наверное, хорошо ничего не понимать, – подумал Ит. – Тот, кто не понимает, он же, наверное, счастливее того, кто понимает. Странно, что я раньше про это не думал… но ведь раньше я и подобных Скрипачу людей не встречал. Хотя нет, я не прав. Что-то он понимает. Не так, как мы, но понимает. И боится. Он же тоже боится…»

– Скрипач! – позвал Ит. – Иди сюда, чего ты там один?

Тот отрицательно замотал головой и нахмурился.

– Густое, зубы, – ответил он. – Холодно…

– Ну, как хочешь, – вздохнул Ит.

– Оставь его в покое, – посоветовал Таенн. – Не лезет ни к кому, и слава Богу.

– Ну вот и все, – вдруг сказал искин. – Ребят, сейчас будет связь. Они вернулись.

– Почему – все? – спросил Морис.

– Потому что, – уныло ответил искин. – Потому что там…

Договорить он не успел.

С потолка раздался голос, говоривший на всеобщем языке, который обычно использовались дипломатические службы. Голос звучал сухо, в нем не было даже тени, намека на эмоции, но от этого голоса становилось страшно.

– Обойдемся без предисловий, – начал голос, – а также без приветствий. Мы требуем, чтобы вы подняли станцию и сдались властям Ганы. Поскольку вы уже ответили, что требование выполнять не собираетесь, мы упростим себе задачу. Всем известно, что Контроль очень не любит тупиковые этические ситуации. Поэтому мы вам сейчас предлагаем именно такую ситуацию для очень быстрого решения. На поверхности воды, над станцией, сейчас стоит корабль. На корабле – полсотни детей от пяти до десяти лет. Если вы будете продолжать тянуть, через полчаса мы убьем первого ребенка и позаботимся о том, чтобы вы смогли увидеть тело. Каждые полчаса мы будем убивать по одному ребенку. Это понятно?

Все молчали.

– Значит, понятно, – подытожил голос. – Чтобы у вас не возникло соблазна поиграть в свои игрушки, продолжаю. На корабле, кроме детей, находится так же десяток эмпатов. Любое воздействие на эгрегор, на Сеть, на все, что угодно, будет отслежено – и в этом случае мы тоже убьем ребенка. Поверьте, мы успеем сделать это быстрее, чем вы успеете этому помешать.

Ит с ужасом посмотрел на Таенна. Тот сидел, закрыв глаза, но взгляд, видимо, почувствовал.

– Успеют, – одними губами подтвердил он. – Я же говорил, это вам не Террана…

– Хорошо, – продолжил голос. – Чтобы не было дальнейших вопросов, продолжу. На станции, согласно тому, что видят эмпаты, находятся еще три существа. Мы требуем незамедлительного ответа – кто это такие. Эмпаты утверждают, что эти трое не имеют отношение к Контролирующим. В случае молчания…

– Это пассажиры, – сказал Таенн. Он резко выпрямился, открыл глаза, и с ненавистью посмотрел вверх. – Это обычные люди. Мы выполним ваши требования, но позвольте хотя бы им остаться на станции! Они ни к чему не причастны, мы просто оказали им услугу, взяв с собой.

– Об этом не может быть и речи, – ответил голос.

– Мы сдадимся, не трогайте людей!

– Тут не вам решать, – отрезал голос. – Даю вам десять минут… для обсуждения вашего положительного ответа. Время пошло.

– Искин, там… – начал Морис.

– Все так, как он сказал, – голос искина звучал так же глухо и безжизненно, как до того – у говорившего. – Я ничего не смогу сделать. Вы, видимо, тоже.

– Мы можем поднять станцию… – начал Ри, но Леон его прервал:

– Поднять и посмотреть, что они будут делать с детьми, сверху, – подытожил он.

– Они не посмеют, – с ужасом сказал Ит.

– Посмеют, еще как посмеют, – горько усмехнулся Таенн.

– Но это же дети!.. – на лице у Ри появилось выражение недоумения. – Мне кажется, они просто пугают нас, и…

– Ты хочешь проверить на практике, правду они говорят, или нет? – спросил Таенн. – Запросто. Через полчаса мы все будем иметь возможность убедиться в том, что они говорят чистую правду. Это не блеф.

– Да не может этого быть! – чуть не закричал Ит. – Ни один нормальный человек никогда в жизни не поднимет руки на ребенка, неважно, любит он детей или нет! Что вы несете все! Опомнитесь!..

– О, Маджента… – простонал Таенн, то ли плача, то ли смеясь. – О, этот маджентовский неистребимый и незамутненный идиотизм… Ит, спустись с небес на землю, посмотри вокруг себя! Ты давно уже не в своем выхолощенном Дс-35, ты в реальном мире, парень!

– Да, он в реальном мире, но в его реальном мире действительно ни один человек не поднимет руку на ребенка, – вдруг сказал Леон. Ит посмотрел на него с благодарностью. – В его мире – не поднимет. Потому что он живет в нормальном мире, пусть не идеальном, но нормальном, Таенн! И знает, что есть вещи незыблемые и правильные. Да, ты прав, это действительно Маджента. И я горжусь тем, что всю свою жизнь, пусть и недолгую, давал жить им, вот таким, в Мадженте. Да, таким, Бард! Для которых то, что он сказал – вполне естественно. Это не небо, Таенн. Такой и должна быть земля. Любая земля, неважно, под каким солнцем она живет.

– Идеалисты, – прошептал Таенн, опуская голову на руки. – Умные, правильные, патриотичные идеалисты. Сдохнуть от вас хочется…

– Пять минут прошло, – напомнил искин. – Ребята…

– Скажи им, чтобы отводили технику, и поднимай станцию на поверхность, – тихо сказал Морис. – Попрощаемся заранее, перед выходом. Что тут говорить…

– Что же будет? – хмуро спросил Ри.

– А я не знаю, – пожал плечами Морис. – Даже представить себе не могу. Нет, я могу представить, о чем они нас… гм… попросят. Но что будет, когда они поймут, что мы не можем этого сделать…

Вода за окном едва ощутимо дрогнула. Скрипач вскочил на ноги, подбежал к Иту и вцепился тому в рукав.

– Ну-ну, не бойся, все хорошо, – машинально сказал Ит.

– Лучше некуда, – заключил Таенн. – Вот уж действительно.

Дальше все происходящее для Ита (как потом выяснилось, и для Ри тоже) слилось в какой-то непередаваемый мутный поток. События наползали одно на другое, реакции не успевали за ними, потому что невозможно осмыслить сразу и быстро то, к чему сознание в принципе не готово и не может быть готово.

…Яркое, слепящее солнце над морем, и, контрастом, серо-черная махина военного корабля на антигравитационной платформе, обтекаемая, прилизанная, даже, пожалуй, красивая, но какой-то недоброй извращенной красотой.

…Плотный, соленый ветер, чья-то рука, грубо толкнувшая в спину, минутный страх – столько воды – короткий, как молния, и тут же пропавший. Режущий глаза блеск холодного солнца в мириадах постоянно меняющихся граней.

…махина секторальной станции, быстро отдаляющаяся, бросающая на сверкающие волны гротескно изломанную тень; гигантская золотистая пирамида, словно выросшая из морских глубин. Все дальше, дальше…

…На берегу – ряды приземистых одинаковых строений, песочно-серых, от которых тянет тоской. Длинный и неожиданно белый, ярко освещенный коридор – а сознание уже приготовилось увидеть что-то, похожее на казематы Стовера на Терране. Но нет, ничего подобного нет, а есть белые двери, невидимые светильники под потолком, заливающие коридор белым, с синеватым оттенком, светом; белая комната без какой-либо мебели с крохотным щелеобразным окошком, в которое и руку не просунешь, чистый пол, покрытый мягким упругим материалом.

…Скрипач, намертво вцепившийся в руку, которого так и не оторвали конвоиры, как ни старались, и который разжал руку, только когда за конвоирами закрылась дверь. На руке – белые, онемевшие следы от его пальцев, быстро наливающиеся багровым. Что же ты творишь, нечисть проклятая, больно-то как… Растерянное лицо Ри, лихорадочно озирающегося вокруг – что он ищет? Отсюда не выйти, это и так понятно.

…Куда-то увели Барда и обоих Сэфес, их оставили втроем, попозже зашел какой-то человек, принес еды. Шепот детектора «образ языка активирован». Поблагодарить? Или не стоит?..

– Спасибо, – говорит вдруг Ри. Тоже снял маску языка? Видимо, да.

– Не за что, – невозмутимо отвечает человек. Спокойно поворачивается к ним спиной, не торопясь выходит.

– Тест, – шепчет Ри. – Они проверяют, нападем мы или нет.

…За узким окошком – поразительной красоты закат над морем. Длинный, широкий, но совершенно пустой пляж словно облит жидким огнем – песок сияет и переливается, а море с наступлением темноты начинает слабо светиться. Да уж, не просто так тут был курорт, планета действительно должна быть удивительно красивой, судя по этому закату над пляжем. Идиллию нарушает глухой рокот – из ангара неподалеку выходит корабль и устремляется навстречу волнам. От неестественности этой картины передергивает. Не должно тут быть таких кораблей, тут должны днем резвиться на песке дети, сопровождаемые степенными родителями, а по вечерам – прогуливаться влюбленные пары, любующиеся закатом.

…Спать на полу неудобно, несмотря на то, что он мягкий. Самое неприятное – отсутствие подушки. Рука, положенная под голову, быстро немеет, приходится переворачиваться на другой бок, но только набегает полусонная полудрема, как снова затекает рука. Рядом точно так же ворочается Ри – инженеру, видимо, так спать тоже в новинку. Одному Скрипачу все нипочем. Свернулся калачиком у стенки и спит без задних ног. Ну, правильно, привык у себя на свалке спать где попало. Зачем мы его забрали? Почему не вернули обратно? Почему не попросили вернуть того, кто мог это сделать – или конклав, или Аарн?.. Жил бы себе и жил, а теперь неизвестно, что с ним будет – он же совершенно беззащитный, да еще и безумен, да еще двух слов связно сказать не может… К тревоге примешивается нотка раскаяния, и спать становится совсем уже невмоготу. Ит садится.

– Ложись, – доносится сбоку голос Ри. – Неизвестно, что будет завтра.

…А завтра и впрямь начался кошмар – их троих стали допрашивать. От Скрипача, правда, вскоре отстали и увели его обратно в комнату, но вот Ри с Итом досталось по полной программе. Нет, никто к ним и пальцем не прикоснулся, но задаваемые с небольшим интервалом одни и те же вопросы постепенно начали сначала раздражать, а потом и вовсе вызвали приступ паники, сначала у Ри, а затем и у Ита.

– К какой расе вы принадлежите?

– Как вас зовут?

– Какой мир является вашей родиной?

– Сколько вам лет?

– Расскажите о составе своей семьи.

– Каким образом вы попали на секторальную станцию?

– Кем вам приходятся Сэфес и Бард – подчиненными или начальниками?

– Какую функцию вы выполняли на секторальной станции?

– Куда направлялась станция?

– Как вы оказались на Маданге?

Молчать следовало только об одном – Ри ни в коем случае нельзя было признаваться, что именно он управлял станцией. Биокомп, конечно, обманет любую аппаратуру слежения, предназначенную для того, чтобы понять, правду человек говорит или лжет, и тут главное – не сломаться самому. Они терпели, сколько хватило сил, но потом Ри не выдержал и начал на допрашивающего орать.

– Я уже тридцать раз ответил, что меня зовут Ри Нар ки Торк и что я был на станции пассажиром! Я понятия не имею, куда шла станция и каким образом мы оказались на Маданге!

– Вы утверждаете, что за время вашего нахождения на борту станция посетила несколько обитаемых миров. Почему вы не покинули станцию?

– Нас обещали высадить в мире, из которого можно вернуться домой!!! – выкрикнул Ри. – Я говорил про это, сколько можно повторять!!!

– Неужели из тех миров нельзя было вернуться? – вкрадчиво спросил допрашивающий. Он сидел в тени, говорил бесстрастно, ровно, в его голосе не было ничего – совсем ничего. Ни упрека, ни раздражения, ни сарказма.

– Видимо, нельзя. Я не компетентен в этом вопросе.

– А вы, Биэнн Атум Соградо Ит, знаете, по какой причине контролирующие вас не высадили ни на одной из планет?

– Не знаю и не могу знать. Я преподаватель, специализируюсь на фольклоре и совершенно не разбираюсь в таких вещах, – Иту даже не нужно было врать, он говорил чистую правду, но все равно испытывал все большее раздражение.

– Что вы делали на секторальной станции?

– Ничего мы не делали, – огрызнулся Ри. – Сидели, где было сказано, и ни во что не вмешивались. Они почти никогда не приходили.

– С нами мало разговаривали, – добавил Ит, упреждая следующий вопрос. – Им, кажется, было не до нас.

– Куда шла станция?

– Мы не знаем!

– Куда шла станция?

– Они не говорили нам, куда ведут станцию! – заорал Ри. – Если бы знали, мы бы сказали вам, клянусь, но мы действительно этого не знаем!

– Но отношению к вам Бард и Сэфес вели себя как начальники или как подчиненные?

– Никак они себя не вели, говорю же, они почти не общались с нами, – у Ита возникло ощущение, что он говорит с каким-то особенно тупым студентом или пытается объяснить Скрипачу что-то важное, а тот никак не хочет слушать и совершенно не желает воспринимать. – Зачем вы спрашиваете одно и то же?!

– Каким образом станция оказалась на Маданге?

– Мы не знаем, как она вообще перемещается, и не знаем, почему она тут оказалась, – Ри еле сдерживался. – Мы вообще до этого не слышали ни про какую Мадангу, или как ее там!

– Каким образом…

– Да что вы заладили – «каким образом»?! – не выдержав, снова заорал Ри. – Не знаю я, каким образом! Каким-то! Может быть, случайно!..

– Как вы попали на секторальную станцию?

…Через десять часов, когда их снова отвели в комнату, Ит почувствовал, что его словно вывернули наизнанку. В ушах шумело, в глазах двоилось. Ри было не лучше – лицо его осунулось, черты заострились, глаза лихорадочно блестели. Встревоженный Скрипач бросился было им навстречу, но Ит отодвинул его рукой и сел на пол – ноги не держали.

– Нам конец, – констатировал Ри, садясь рядом. – Зачем они это делают?

– Не знаю, – ответил Ит. – Прости, я всю жизнь занимался преимущественно сказками. Но в сказках, которые я изучал, такого не было.

Они замолчали. Скрипач подсел к Иту и с тревогой заглянул ему в лицо.

– Чего тебе? – устало спросил Ит. – Соскучился?.. Тебя кормили?

Скрипач засмеялся.

– Длинный-длинный, а там оранжевое, такое синее, – радостно сказал он. – Ждал, ждал. Половинки далеко, под три угла. Однообразненько.

Ит покивал. Ри вымучено улыбнулся.

– Поесть бы чего-нибудь, – вздохнул он. – И попить.

– Принесут, наверное, – пожал плечами Ит.

…А на следующий день их допрашивали уже не вместе, с самого утра развели по разным комнатам, и началось. Ит едва сдерживался, чувствуя, что его эмоции словно раскачивает огромный маятник – от истерики и отчаяния к тупому равнодушию и полной апатии. Он все отвечал и отвечал на одни и те же вопросы, отвечал, уже не задумываясь, потому что задумываться не было никаких душевных сил. Да и физических тоже. От неподвижного сидения затекли ноги, плечи сводило судорогой, но прибегнуть к помощи детектора он не решился, и, как потом выяснилось, поступил правильно. Когда его вели обратно, он услышал где-то за спиной тихий голос, произнесший: «Похоже, действительно ничего не знают… этот вообще мальчишка, дурак». Слова обидели и обрадовали одновременно.

«Да, я мальчишка, я дурак, – твердил Ит про себя. – Я дурак, я ничего не знаю, я все сказал, что знал, только больше не надо меня вот так спрашивать, пожалуйста, не надо меня спрашивать, я ничего не знаю, я все сказал, что знал, только пожалуйста, не надо…»

От закольцованности мыслей, на которой он внезапно себя поймал, на него напал вдруг совершенно беспричинный смех, который удержать не было никакой возможности, и Ит начал смеяться, сначала тихо, но потом все громче и громче.

Так, смеясь, он и вошел в комнату, в которой Ри уже утешал печального Скрипача.

– Ты чего? – удивленно спросил Ри.

– Да так… – Ит продолжал смеяться. От смеха сводило мышцы живота и кололо под ребрами. Он сел на пол и несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь как-то остановиться. – Я свихнусь, Ри. Я… я к такому не готов.

– А я чуть с кулаками не бросился на этого, – зло сказал инженер. – Убил бы! Но как-то сдержался, сам не знаю как.

Скрипач сидел между ними на корточках и участливо гладил по коленям то одного, то другого. Ит заметил, что Скрипач, похоже, в их отсутствие плакал, но сейчас он уже улыбался, а выяснить причину слез не представлялось возможным. Позже снова пришел безучастно-приветливый человек, принес еду. Разговор с ним дальше «спасибо» и «пожалуйста» не продвинулся, но ни Ри, ни Ит говорить не о чем не хотели и, наскоро поев, сразу легли спать. Уже засыпая, Ит вдруг подумал, что спать на полу совсем не так уж плохо. По крайней мере, гораздо лучше, чем сидеть на стуле десять часов кряду.

…А потом было еще несколько дней, заполненных все теми же вопросами. Ит думал, что это все, наверное, никогда не кончится. Они с Ри перестали разговаривать друг с другом, настолько сильной и изматывающей оказалась усталость. Нет, их не били, никто на них не кричал, но постоянное давление словно разъедало душу, как разъедает металл крепкая кислота.

Но, наконец, настал день, когда вместо очередной пытки вопросами их, всех троих, отвели в другое помещение, большего размера, заполненное людьми. Явно военными. И впервые за все время они увидели Таенна, Мориса и Леона.

– …что от меня еще требуется. Отпустите людей. Они уже доказали, что они обычные люди, а не наши приспешники, не друзья и не рабы. Они нам никто. Мы просто решили оказать им услугу, доставив в мир с нормально действующей Транспортной Сетью и…

– Почему вы не передали их, в таком случае, Микаэлю Стоверу? Он запросто организовал бы им обратную дорогу, – перебивший Таенна человек, сидевший на высоком кресле, склонил к плечу голову и презрительно посмотрел на Барда. Тот спокойно выдержал взгляд.

«Ничего себе! – думал Ри. – Значит, все правда… вообще все правда. А я-то думал, что они привирают, что Ит, что Таенн. Уже больно напоказ это все было».

– Микаэль Стовер, – Таенн словно выплюнул имя, и презрения в его голосе зазвучало едва ли больше, чем у оппонента, – маньяк, психически больной человек, одержимый навязчивой идеей. И мне очень жаль, что в вашем мире его идеи нашли столько сторонников.

– Да нет, дорогой Бард. Микаэль Стовер – фигура, бесспорно, эксцентричная, но при этом он – честнейший человек, и, мало того, провидец! – в голосе говорившего прорезались какие-то новые нотки, и Ри вдруг с удивлением понял, что это, ни много, ни мало, а благоговение. – Не смейте говорить про него подобные вещи, а не то…

– А не то – что? Опять будете угрожать убийством детей? – усмехнулся Таенн. – Да, знай триста лет назад про такие фокусы Барды, они бы голосовали за капсуляцию.

Ри тихонько оглядывал присутствующих и, несмотря на то, что говорил Таенн, никак не мог понять, чем же они принципиально отличаются от людей, допустим, его родного мира. Люди как люди, только, пожалуй, излишне хмурые. Вокруг Таенна, Мориса и Леона – с десяток охранников, но ни у Барда, ни у Сэфес даже руки не скованы. Человек, с которым шел основной разговор, был немного похож на Стовера, не внешне, а какими-то мелкими едва заметными деталями. Грузный, насупленный, с упрямым и тяжелым взглядом, одет в форму – военный? Да, по всей вероятности военный, в каком-то высоком чине. Седые, коротко стриженые волосы, темная от загара кожа. Разговор ведет на всеобщем языке, которым владеет если не в совершенстве, то близко к тому – к автопереводчикам не прибегает, техникой не пользуется. Всеобщий сложный (Ри потратил пять лет на то, чтобы сносно овладеть им), но если знаешь его – честь тебе и хвала. Пожалуй, в других обстоятельствах Ри этого человека зауважал бы. В других. Но не в этих.

– Контроль, насколько я знаю, голосовал за капсуляцию с обеих сторон, и Барды, и Сэфес, – возразил Таенну человек. – Нам это решение было представлено, как общее.

– Правильно, – подтвердил Морис. – Вам – как общее. Но было закрытое разбирательство, в котором Барды хотели дать вам еще один шанс, а мы сочли это нецелесообразным.

– И почему же вы так сочли? – прищурился человек.

– А вы посмотрите в зеркало, – посоветовал Леон. – Ответ находится именно там. Посмотрите себе в глаза и скажите, имеет ли право такое существо, с такими мыслями и таким представлением о справедливости жить на свободе. Официальная служба, которая принимала решение, сочла тогда аргументы Сэфес правомерными.

– Что ты можешь знать, мразь, тебя тогда и на свете не было! – гаркнул, распаляясь, седой военный.

– Информация о Маданге есть везде, и о прецеденте известно все, что положено. Разве что уважаемый вами Стовер сумел что-то скрыть, но я лично в этом сомневаюсь, – дернул плечом Леон.

– Не вам нас судить! Не к вам приперлись эти вшивые кошки, чтобы устанавливать свои порядки! Не мы лезли, не спросясь, на чужую территорию! Посмотрел бы я на тебя, если бы в твой родной мир пришел кто-то чужой и начал диктовать свои условия!!!

– Это беспредметный разговор, – спокойно сказал Таенн. – Его результатом может быть только новый виток свары и ничего больше. Давайте лучше поговорим по существу. Повторю еще раз: отпустите людей. Мы не будем сотрудничать и не будем даже разговаривать с вами о предмете этого сотрудничества, пока вы держите их взаперти и измываетесь над ними. Эти люди не имеют отношения ни к Маданге, ни к конфликту, ни к нам. Ни по каким законам вы не имеете права насильно их удерживать. Ни по вашим, ни по нашим.

– Хорошо, – вдруг покладисто ответил седой военный. – Раз вы настаиваете на этом, как на обязательном условии, мы их отпустим. Только учтите, что ни на территории Ганы, ни на территории Соединенных Республик они, согласно нашим законам, не имеют права находиться.

– Позвольте им вернуться на станцию.

– Станции находится на территории Ганы, – отрезал военный. – Кроме того, мне совершенно не хочется, чтобы они там на что-нибудь нажали и устроили нам лишние проблемы.

– Они не сумеют этого сделать, станция человеку не подчиняется, – Ри опешил – он и не думал, что Бард умеет так складно и непринужденно врать. – Они бы просто спокойно дождались нашего возвращения и…

– Вы всерьез рассчитываете вернуться?!

– Если вы тот, кем стараетесь казаться – да, – поддел военного Морис. – У вас на знаке отличия написан девиз «верность и честь». И если для вас он что-то да значит, то мы, выполнив условия, поставленные вами, вполне можем на это рассчитывать. Почему нет?

Военный от такой наглости даже задохнулся. Ри с интересом смотрел, как наливается малиновым его шея, и гадал – неужели местные настолько опустились, что не лечат элементарные болезни сосудов? Ишь, как покраснел. И вспотел, небось. От злости.

– Речь пока не об этом. Мы говорили о том, что людей вы не имеете права удерживать. Не думаю, что если будет пересмотр решения, и об этом станет известно, такая информация пойдет вам на пользу, – сказал Таенн.

– Их никто и пальцем не трогал!

– Ну да, только восемь дней мучили кольцевыми допросами, – усмехнулся Леон. – Право слово, ерунда какая!..

– У нас война, и по законам мы имеем право…

– Да что вы все о правах, да о правах! Если вы за триста лет не сумели договориться даже друг с другом, чтобы как-то повлиять на решение, если вы до сих пор продолжаете грызню, то о каких правах может идти речь! – Таенн, наконец, дал волю гневу, который до того всеми силами сдерживал.

– Хорошо, – голос военного стал ледяным. – Поступим следующим образом. Мы выпустим этих ваших людей, тем более, что для нас они совершенно бесполезны. Но выпустим мы их на территорию, которая не принадлежит ни Гане, ни Союзу Республик. Учтите, ваше основное требование – чтобы мы отпустили их и не имели к ним никакого касательства – будет исполнено. Они подождут вас, – он недобро усмехнулся, – на этой территории. Дальнейшая их судьба будет напрямую зависеть от вашего желания сотрудничать с нами.

– Снова шантаж, – констатировал Морис. – Интересно, вы как-то иначе действовать вообще умеете?

– Умеем, – заверил его седой военный. – Очень скоро вы будете иметь возможность в этом убедиться.

Только оказавшись на месте, Ит и Ри поняли, что такое «соблюдение условий» в представлении военных властей Ганы. Их троих, не особо церемонясь, посадили в машину и через полчаса вытолкнули прочь, под ледяной дождь, в осеннюю слякоть.

– Так, значит, – доселе молчавший конвоир снизошел, наконец, до объяснений. – Тут ничейная земля. Три километра шириной. Идет от моря и до вон тех гор, – он махнул рукой куда-то в сторону, но из-за дождя ничего не было видно. – Можете по ней ходить, сколько заблагорассудится. Если сунетесь в Республику, шлепнут. Они с перебежчиками не разговаривают. Если сунетесь к нам, тоже шлепнут – вас на территорию пускать не велено. Счастливо оставаться.

– Погодите, но… – Ит растеряно смотрел на конвоира. – Как же тут жить?

– А вот это меня не касается, – конвоир сплюнул. – Мое дело маленькое, я приказы не отдаю, я их выполняю.

Двигатель взревел, и машина, развернувшись и обдав Ита с Ри потоком горячего воздух, набирая скорость, канула в дождевую муть. Через несколько минут ее уже не было видно, лишь доносился издали ослабевающий шум двигателя.

Первым опомнился Ри.

– Идемте, – позвал он. – Мы слишком близко от границы, тут может быть опасно. Надо уйти вглубь. Там и поговорим.

Ит кивнул, и они осторожно, выбирая дорогу и обходя бездонные лужи, двинулись в сторону, противоположную той, в которую уехала машина. Скрипач, уже дрожащий от холода в своем нелепом платье, понуро побрел следом за ними, как побитая собака. Шли молча, долго, пока, наконец, не наткнулись на полуразрушенное строение, в углу которого сохранилась часть крыши. Они забрались в этот угол, кое-как расчистили его от каменных обломков и расселись, кто куда.

– Долго мы тут не протянем, – мрачно констатировал Ри. – Какие твари, а! Чтоб их самих так же кто-нибудь…

– Формально они все сделали правильно, – вздохнул Ит. – Им были поставлены условия, они их выполнили. Мы живы, целы, находимся на нейтральной территории. Таенн же не уточнил, что нас должны кормить, поить и держать в нормальных условиях.

– Таенну такое в голову не пришло и не могло прийти. И нам тоже не могло. Ит, прости, я тебе не верил, когда ты про этот мир рассказывал. И Таенну не верил. И Сэфес. Мне казалось, что вы нарочно врете, чтобы…

– Чтобы доказать, что все миры Индиго плохие? – закончил Ит. Он вдруг почувствовал, что внутри снова оживает тот второй, старый и циничный. – Да нет, Ри. Я рассказывал то, что помню по чьим-то считкам. Не знаю, по чьим. Таенн… сложно сказать, откуда у него эта информация. Но, поверь, то, что было сказано о Маданге – это правда.

– Да верю, верю я, – отмахнулся инженер. – Ит, а тебе не кажется, что ты ведешь себя очень странно?

– Да? – созидающий нахмурился.

– Да. В тебе словно два человека. Тот, которого я знаю, первый, опешил, поняв, что эти мрази могут действительно начать убивать детей. А второй, с которым я говорю сейчас, совершенно спокойно рассуждает о Маданге и об информации. Что-то не вяжется.

– Вообще ничего не вяжется, – согласился Ит. – Давай вспомним, как ты управлял секторальной станцией и выходил в Сеть. И еще Скрипача давай вспомним. Вот уж кто действительно…

– А где Скрипач? – удивленно спросил Ри. – Еще не хватало!

Скрипача нигде не было. Они обошли строение вокруг, тихонько окликая его, но он так и не появлялся. Раздосадованные, они вернулись обратно.

– Набегается и придет, – убежденно сказал Ри. – Мало ли, куда ему понадобилось.

– Придет, если его не убьют, – мрачно заметил Ит. Он испытывал все большее беспокойство за этого странного человека. Беспокойство и страх. – Лучше оставаться на месте и ждать его тут. Надеюсь, он сумеет вернуться.

Скрипач действительно вернулся, уже под вечер. Дождь прекратился, лишь тянулись по небу тяжелые свинцовые тучи. Ит хотел было отругать его, но, заметив, что лицо у Скрипача буквально сияет от радости, а в руках он сжимает какой-то неопрятный кулек, передумал, и, как выяснилось, правильно сделал.

В кульке оказалась еда. В других обстоятельствах Ит и Ри, вероятно, брезгливо бы сморщились, предложи им кто-нибудь отведать ужин, явно подобранный Скрипачом на свалке, но сейчас они обрадовались всему – и сухим сырным коркам, и подгнившим фруктам, похожим на яблоки, и обрезкам подгоревшего теста.

– Живем, ребята, – повеселевшим голосом сказал Ри, раскладывая еду на три равные кучки. – Молодец, Скрипач! Мы бы без тебя пропали.

– Прозрачное с вырезом, – с превосходством ответил тот и взял из своей кучки яблоко. – Зелеными буквами, на полоске. Только тихо, тихо! Алюминий!

– Если алюминий, то молчим, – согласился Ри.

– Особенно когда зелеными буквами, – поддакнул Ит. Похлопал Скрипача по плечу, улыбнулся. – Ты умница. Покажешь потом, где нашел это все?

Тот нахмурился.

– Прозрачное же, – с сомнением пробормотал он. – Если черное в скобках…

– Ладно, завтра решим это все, – подытожил Ри. – И про алюминий, и про прозрачное, и про зеленые буквы…