Оставшуюся часть пути мы проделали уже без приключений и вскоре после заката добрались до усадьбы друзей хозяина. Нас отвели в чистую и удобную конюшню и отлично устроили под присмотром любезного кучера, который, услышав рассказ о пожаре, явно проникся большим уважением к Джеймсу.

– Одно мне совершенно ясно, молодой человек, – сказал он, – ваши кони знают, кому они могут довериться. Мало что бывает трудней, чем заставить лошадь покинуть конюшню во время пожара или наводнения. Почему они упираются, я не могу сказать – упираются и все тут! Редкий конь послушно выходит – может, один из двадцати.

Погостив два-три дня в усадьбе, мы возвратились восвояси. Обратный путь тоже обошелся без приключений, нам было приятно снова оказаться в родных стойлах. Джон был рад не меньше нашего тому, что мы опять дома.

Прежде чем запереть конюшню на ночь и разойтись по домам, Джеймс спросил Джона:

– Известно ли уже, кто займет мое место?

– Маленький Джо Грин, – ответил Джон.

– Маленький Джо Грин! Он же действительно еще маленький!

– Ему скоро пятнадцать.

– Но он и ростом маленький!

– Ростом он и впрямь не вышел, но он парнишка проворный, старательный и добросердечный. Он очень хочет устроиться на это место, да и его отец не против. Мне известно, что хозяин не возражает против того, чтобы испытать его. Хозяин сказал мне, что если я не считаю Джо подходящим работником, то он поищет кого-нибудь постарше, но я ответил, что готов посмотреть месяца полтора, что он собой представляет на деле.

– Полтора? – переспросил Джеймс. – Но ему же потребуется по меньшей мере полгода, чтобы чему-то научиться.

Джон, ты ведь взваливаешь на себя всю работу!

Джон засмеялся:

– С работой мы давнишние приятели. Я еще никогда не пугался работы.

– Ты очень хороший человек, Джон. Я хотел бы стать таким, как ты!

– Я не очень-то люблю говорить о себе, – сказал Джон, – но ты скоро от нас уедешь, и тебе жить среди людей, все решая самостоятельно, поэтому я тебе, пожалуй, расскажу, как смотрю на такие вещи. Мне было столько лет, сколько Джо теперь, когда мать и отец умерли от лихорадки через десять дней друг за другом. Я остался с моей увечной сестрой Нелли – ни родных, ни друзей, обратиться за помощью не к кому. Что может сделать крестьянский сын? Мне и одному было не прокормиться, не говоря о том, чтобы заработать на двоих. Попала бы моя Нелли в дом призрения, если бы не наша хозяйка, которую Нелли зовет не иначе как ангелом, и правильно зовет. Хозяйка сама нашла и сняла для Нелли комнату у старой вдовы Маллет, она снабжала Нелли заказами на вязание и вышивку, которые сестра выполняла, когда хорошо себя чувствовала. Когда же ей становилось хуже, хозяйка присылала ей обеды, дарила всякие полезные вещи и заботилась о Нелли, как родная мать.

Меня хозяин взял на работу и определил конюшенным мальчиком под начало старого Нормана, который был у него кучером в те времена. Меня кормили, я спал на чердаке, бесплатно получал рабочую одежду и еще три шиллинга в неделю, что давало мне возможность и Нелли помогать. Так вот, я хочу рассказать тебе про Нормана: он же мог отказаться от меня и заявить, что не в том он возрасте, чтобы нянчиться с деревенским неучем, который и за плугом ходить не сумеет. А Норман отнесся ко мне как к сыну, стал учить меня всему, что требовалось уметь.

Прошло несколько лет, старый Норман умер, а я занял его место. Конечно, сейчас мне прекрасно платят, я и на черный день могу откладывать, и Нелли моя весела, как пташка. Так что, Джеймс, сам видишь – не тот я человек, который задерет нос и откажется прийти на помощь начинающему свою жизнь мальчишке. И хозяина, человека доброго и достойного, я тоже не стану огорчать. Нет, нет и нет. Я по тебе буду сильно скучать, Джеймс, но все обойдется. Что может быть лучше, чем сделать доброе дело, когда представляется случай? Так что я рад этой возможности.

Джеймс спросил:

– Значит, ты не согласен с пословицей насчет своей рубашки, которая всегда ближе к телу?

– Никак не согласен! – ответил Джон. – Что сталось бы со мной и с бедной Нелли, если бы в те времена и хозяин, и хозяйка, и старый Норман – каждый бы рассудил, что своя рубашка ближе к телу? Я тебе скажу: Нелли прозябала бы в богадельне, а я бы турнепс окапывал! А что сталось бы с Черным Красавчиком и с Джинджер, если бы так рассуждал ты? Боже мой, они бы заживо сгорели! Нет, Джеймс, нет. Это пословица своекорыстная, недостойная христианина, а кто ее повторяет, считая, что можно заботиться только о собственном благе, а о ближнем не думать, – жаль, что такого человека не утопили, как котенка или щенка, прежде чем он открыл глаза! По крайней мере, я думаю так!..

Джон весьма решительно тряхнул головой, как бы в подтверждение своих слов.

Джеймс засмеялся; однако, когда он заговорил, в его голосе звучала печаль:

– Если не считать маму, ты был мне самым лучшим другом, Джон. Ты меня не забудешь?

– Нет, мой мальчик, нет! И я надеюсь, ты вспомнишь обо мне, если тебе понадобится помощь!

На другое утро в конюшне появился Джо, которому Джон начал показывать, что и как нужно делать. Джо учился выметать конюшню, таскал свежую солому и сено, помогал чистить сбрую и мыть экипажи. Джо был так мал ростом, что о том, чтобы он чистил меня или Джинджер, не могло быть и речи, поэтому Джеймс учил его, как мыть Веселое Копытце, которого собирались передать на его попечение – разумеется, под надзором Джона.

Веселое Копытце был сильно раздосадован тем, что «его пихает и толкает мальчишка, который ровно ничего не умеет», однако уже через две недели пони по секрету сказал мне, что, с его точки зрения, из мальчика выйдет толк.

И вот настал день расставания с Джеймсом. В то утро и следа не было от обычной веселости Джеймса, он был грустен и подавлен.

– Что делать, – сказал он Джону, – я оставляю здесь тех, кто мне так дорог: и маму, и Бетси, и тебя, и добрых хозяев, и наших коней, и моего старого пони Веселое Копытце. На новом месте я никого не знаю. Пожалуй, я так и не решился бы уехать, если бы не знал, что на новом месте смогу больше помогать маме. Мне было Трудно принять это решение, Джон.

– Я понимаю, мой мальчик, – я хуже бы стал думать о тебе, если бы ты не мучился и не страдал, впервые покидая родной дом. Не унывай, Джеймс, заведешь себе там новых друзей, и, если все будет хорошо, а я не сомневаюсь, что у тебя все должно быть хорошо, матери станет легче, и она будет горда от того, что ее сын так хорошо зарабатывает.

Джон всячески подбадривал Джеймса, но всем было тоскливо от расставания. Веселое Копытце места себе не находил после отъезда Джеймса и даже потерял аппетит. Тогда Джон стал по утрам выводить его вместе со мной: хорошая пробежка рысью и добрый галоп излечивали меланхолию нашего маленького друга. Скоро Веселое Копытце совсем пришел в себя.