9

Поль Шустер — обещающий молодой адвокат (специалист по гражданскому праву, человек с острым носом и живыми темными глазами) — в пятницу в четверть двенадцатого утра сидел в красном кожаном кресле, не спуская взгляда с Вулфа.

— Мы не утверждаем, — сказал он, — что располагаем какими-либо данными, дающими основание для возбуждения уголовного преследования против вас. Вы должны ясно понимать, что мы не угрожаем вам. Однако совершенно бесспорно, что нам наносится ущерб, и если вы ответственны за это, не исключено, что нам придется обратиться в суд.

Вулф оглядел всех остальных, сидевших перед ним в желтых креслах — Сесиля Грантэма, Биверли Кента и Эдвина Лэдлоу, и, обращаясь ко всем сразу, сухо ответил.

— Мне не известно, чтобы я причинил ущерб кому-либо из вас.

Это, конечно, было не совсем так. Прошло уже двое суток с тех пор, как Лэдлоу выписал чек на двадцать тысяч долларов и положил его на стол Вулфа. Однако мы не только не отработали части этой суммы, но и перспективы были у нас не из лучших. Нам не удалось пока узнать, скрывает ли что-нибудь Красавчик Бэйн. Ничего полезного не сообщили и все три матери-одиночки. Орри Кэтер, доставив их в кабинет Вулфа, тут же получил другое задание. В четверг вечером он снова появился у нас для доклада вместе с Солом Пензером и Фредом Даркином, но у них не было ничего нового. Если у Фэйт Ашер и имелись какие-то связи, они были тщательно скрыты, и Вулф предложил нашей троице продолжать поиск.

В пятницу утром, вскоре после десяти, когда нам позвонил Поль Шустер и сообщил, что он, Грантэм, Лэдлоу и Кент хотели бы как можно скорее повидаться с Вулфом, я нарушил два наших постоянных и непременных правила, а именно: встречи с кем бы то ни было я могу назначать только с согласия шефа, а беспокоить его в оранжерее только в самых исключительных случаях. На этот раз я сперва предложил Шустеру быть у нас в одиннадцать и только потом позвонил в оранжерею по внутреннему телефону и доложил Вулфу о предстоящем визите. Он, разумеется, начал ворчать, но я заявил ему, что посмотрел в словаре все значения слова «исключительный» и убедился, что оно означает непредвиденное сочетание обстоятельств, требующих принятия немедленных мер, а если у него есть желание поспорить на сей счет со словарем или со мной, я готов подняться к нему в оранжерею. Вулф просто положил трубку.

Так вот сейчас он заявил Шустеру, что никакого ущерба он никому не причинил.

— Бог мой! — воскликнул Сесиль Грантэм.

— Да, но факты остаются фактами, — пробормотал Кент, что, несомненно, было дипломатично и вполне приличествовало дипломату.

— Но вы не можете отрицать, — потребовал Шустер, — что именно по вине Гудвина мы оказались привлеченными к следствию по делу об убийстве, и теперь нас постоянно беспокоят и тревожат! Гудвин же ваш сотрудник! Несомненно, вам известна одна из юридических аксиом: respondent superior. Разве это не ущерб?

— Но и это еще не все! — вмешался Сесиль. — Он является в «Приют» и начинает совать нос в то, что его не касается. Вчера какой-то тип, не имеющий какого-либо официального статуса, приставал со всякими расспросами к дворецкому моей матери. Я хочу знать, не вы ли посылали его? А другой тип, тоже без всякого официального положения, пытается расспрашивать обо мне моих друзей. Я хочу знать, не вы ли послали и его?

— А для меня, — заявил Кент, — наиболее серьезным аспектом создавшейся ситуации являются масштабы следствия, проводимого полицией. Моя работа в нашей миссии при ООН является деликатной, весьма деликатной, и мне уж, несомненно, причинен ущерб. Разумеется, следует сожалеть, что я, хоть и случайно, присутствовал при таком ужасном происшествии, как самоубийство молодой женщины. Однако привлечение к полицейскому расследованию убийства может серьезно скомпрометировать меня. Если вы еще пошлете своих агентов наводить справки обо мне у моих друзей и знакомых, это только усугубит дело. Правда, какой-либо информации об этом у меня пока нет. А у вас, Сесиль?

— Есть, конечно, — кивнул Грантэм.

— Так же, как и у меня, — добавил Шустер.

— А у вас, Эд?

— Точной информации — нет. Ничего определенного, — откашлявшись, заявил Лэдлоу. — Но я имею основания кое-что подозревать…

«А получилось у него неплохо», — подумал я. Естественно, что ему нужно было выступать заодно с ними, иначе у них возникли бы подозрения. Однако в то же время он давал Вулфу понять, что по-прежнему является его клиентом.

— Вы не ответили на мой вопрос, — обратился Шустер к Вулфу. — Вы отрицаете, что этими неприятностями мы обязаны Гудвину, а следовательно, и вам, поскольку он работает для вас?

— Нет, не отрицаю, но вы обязаны этим мне через мистера Гудвина только во вторую очередь. В первую очередь вы обязаны убийце Фэйт Ашер, и поэтому вполне возможно, что один из вас должен благодарить за это самого себя.

— Так я и знал! — воскликнул Грантэм. — Я же вам говорил, Поль!

— Как я уже вам сказал, мистер Вулф, — не обращая внимания на Грантэма, продолжал Шустер, — не исключено, что возникнет вопрос о передаче дела в суд.

— И я так полагаю. Дело будет передано в суд, мистер Шустер, поскольку произошло убийство. — Вулф наклонился над столом, положил на него руки и более резким тоном продолжал: — Господа, давайте говорить по существу, если вам есть о чем говорить. Зачем, собственно говоря, вы пришли? Надеюсь, не затем, чтобы жаловаться на Гудвина? Откупиться от меня? Напугать? Спорить со мной? Что вам нужно?

— Черт возьми! — воскликнул Грантэм. — Скажите лучше, что нужно вам!

— Заткнись, Сесиль! — совсем не дипломатическим языком приказал Биверли Кент. — Пусть ему ответит Поль.

— Ваши грязные намеки, — заявил Шустер, — будто мы хотим откупиться или запугать вас, абсолютно ни на чем не основаны. Мы явились к вам потому, что нарушаются наши гражданские права и вы виновник этого. Мы сомневаемся, чтобы вы могли оправдаться, однако считаем, что вам должна быть предоставлена возможность опровергнуть это обвинение прежде, чем мы решим, какие юридические действия могут быть предприняты нами.

— Чушь! — сказал Вулф.

— Выражение презрения вряд ли можно назвать удовлетворительным оправданием, мистер Вулф.

— Я и не намерен оправдываться, — ответил Вулф, откидываясь в кресле и переплетая пальцы на животе. — Я не вижу пользы в этом разговоре ни для вас, ни для себя, никто из вас не получит удовлетворения от беседы. Вы хотите, чтобы вас не привлекали к следствию по делу об убийстве, а моя забота заключается в обратном…

— Но почему? — потребовал Шустер. — Почему вы так заботитесь об этом?

— Потому, что профессиональная репутация и компетентность мистера Гудвина, а следовательно, и моя, поставлены под сомнение. Вы употребили тут юридическую аксиому. Я не только несу ответственность, но и буду действовать. Разумеется, жаль, что к расследованию привлекаются не только виновные, но и невиновные, но это неизбежно. Вот и получается, что вы сейчас не в состоянии добиться желаемого, но и я в таком же положении. Мне нужно определить путь к обнаружению некоторых подробностей. Я хочу знать, например, не скрывает ли кто-либо из вас в своем прошлом такой факт, который объяснил бы, почему он пошел на убийство, чтобы отделаться от Фэйт Ашер, и если так, то кто именно. Понятно, что никто из вас не согласится просидеть тут у меня целый день, подвергаясь допросу, и даже если бы вы согласились, маловероятно, чтобы кто-либо из вас проговорился. Поэтому-то я и сказал, что считаю нашу беседу бесполезной и для вас, и для себя.

Однако отделаться от них было не так просто. Они явились к нам для решительного разговора, и выпроводить их, — во всяком случае троих из них, — простым «до свидания» оказалось невозможным. Прежде чем мы остались одни, все они буквально лезли из кожи вон. Шустер полностью забыл свое утверждение, что они не намерены грозить нам. Кент вышел из рамок дипломатичности. Сесиль же Грантэм так распалился, что принялся стучать кулаками по письменному столу Вулфа. Я стоял наготове на тот случай, если кто-либо из них вовсе потеряет самообладание и попытается запустить в нас стулом или креслом, однако мое внимание было сосредоточено главным образом на нашем клиенте. Ему явно не повезло. Для вида он вроде бы и пытался вести себя так же, как и остальные, но чувствовалось, что у него не лежит душа к этому, и все, что ему удавалось, лишь время от времени пробормотать несколько слов. Он не поднялся с кресла, пока Грантэм, сопровождаемый Шустером и Кентом, не направился к двери, и только после этого, не желая оставаться в одиночестве, вскочил и направился за ними. Я вышел в прихожую проследить, чтобы кто-нибудь от волнения не надел мою новую шляпу, а потом, убедившись, что дверь за ними захлопнулась, вернулся в кабинет.

Я ожидал увидеть Вулфа сидящим с закрытыми глазами в кресле, откинувшимся на спинку, но ошибся. Он сидел выпрямившись и уставившись в пространство. Как только я вошел, он перевел взгляд на меня.

— Абсурд, — проворчал он.

— Конечно! — охотно согласился я. — Четверо подозреваемых являются к нам без приглашения, настроенные провести длительную и откровенную беседу, а добились только, что мы их выставили. Беда в том, что один из них — наш клиент и теперь он может подумать, что мы ничего не делаем для него.

— Чушь!.. Когда начнут звонить наши люди, вели им явиться в три… Нет, в половине третьего… Нет, в два. Мы поедим раньше. Сейчас пойду и скажу об этом Фрицу. — Вулф встал и отправился на кухню.

У меня поднялось настроение. Вызов нашей троицы для новых заданий обещал многое. Перенос встречи с ними с трех часов, когда пища только-только улеглась в желудке, на два тридцать, в самый разгар пищеварения, был весьма впечатляющим, а уж перенос на два часа, да еще желание отобедать раньше обычного — прямо-таки вдохновляли! Ну, а уж тот факт, что он сам пошел к Фрицу сказать об этом, а не позвонил ему, был равнозначен тому, что преисподняя готова была разверзнуться!